Читать интересную книгу "Один на один - Грейс Райли"

мама подарила нам одинаковые рождественские пижамы и настояла, чтобы мы все сфотографировались в них у елки, чему Бекс была только рада помочь, — и его волосы растрепаны, как будто он только что проснулся. Он зевает, почесываясь под рубашкой.

— Вы уже закончили с грязными штучками?

— Мы открывали рождественские подарки, мудила.

— После перепиха на расстоянии, я уверен. — Он запрыгивает ко мне на кровать и машет Пенни. — Привет, Пен! Эта форма отлично на тебе смотрится.

— Это кофта, — ворчу я.

— Спасибо, — говорит она и машет в ответ. — Купер думает, что ты сжульничал в «Монополию».

Он поднимает бровь.

— Если кто и жульничал, то это Бекс.

У меня отвисает челюсть.

— Да ладно.

— Джеймс и Бекс точно были в одной команде, чтобы нас подставить.

— Что? Джеймс не признаёт команд, когда дело касается игр.

— Она его охмурила целиком и полностью. — Себастьян качает головой. — А теперь и ты туда же. Когда Иззи найдет себе парня, мне крышка.

— О, кто-нибудь рано или поздно сможет выносить твою гнусную рожу.

Себ показывает мне средний палец и снова зевает.

— Господи, какое у меня похмелье. Вторая бутылка «Бейлиса» была плохой идеей. Иззи все еще лежит, растекшись по дивану.

— Соберется в кучку, когда начнется фильм. — Я подавляю зевок. У меня не такое уж и сильное по­хмелье, но подремать немного не помешало бы. — Я спущусь через пару минут.

— Неплохо звучит. С Рождеством, Пенни.

— С Рождеством, Себ. Передай от меня привет Иззи.

Когда он уходит, я поворачиваюсь к телефону:

— Что планируешь на оставшийся день? Хочешь посмотреть с нами «Рождественские каникулы»? Будем делиться друг с другом впечатлениями по эсэмэс. Я плачу каждый раз, когда он на чердаке смотрит домашние записи, и не стесняюсь этого признать.

Ее улыбка становится шире.

— Звучит идеально. Давай я возьму горячего шоколада и спрошу, может, папа тоже захочет посмотреть.

44

Купер

По пути вниз я встречаю отца. Это мелочно, но на каникулах я его практически избегал. Он не потрудился объяснить, почему рано уехал с игры с Массачусетсом — потому что он так и не вернулся после того звонка, и мама просто сказала, что у него были срочные дела, — а я и не спрашивал. Я понял, что, раз на День благодарения он вел себя так, будто ничего не произошло, вряд ли я получу больше ответов на Рождество.

Я настороженно смотрю на него, когда он хлопает меня по плечу.

— Вот ты где, — говорит он. — Зайди-ка ко мне в кабинет на пару минут.

— Мы собирались посмотреть кино.

— Я знаю. Это всего на мгновение.

Я прошу Пенни не включать фильм без меня и иду за отцом в его кабинет. На этой комнате лежит отчетливое клеймо гнетущей атмосферы: связанная с футболом символика — особенно запертый шкаф с кольцами за Супербоул — господствует повсюду. Я наполовину ожидаю, что папа сядет за свой стол из красного дерева, но он продолжает стоять, хмуро изучая взглядом свою библиотеку. Даже в спортивных штанах и в свитере с рождественской елкой он выглядит внушительно. Я стою по стойке смирно и сопротивляюсь желанию сбежать в безопасную гостиную, где — я уверен — Иззи жалуется на то, что ее разбудили, а Джеймс занимается чем-нибудь милым с Бекс, например кормит ее сахарным печеньем. Уж лучше так, чем эта неловкость.

Отец смотрит на меня.

— Доволен своими оценками?

Я просто киваю. Я просидел много ночей напролет, чтобы закончить последние эссе, но я смог. Пенни — не особо. Я сдерживаю дрожь при мысли об этом. Она наконец поговорила с отцом насчет смены профиля, и пусть она сказала, что он ее поддерживает, это не значит, что ей приятно завалить половину пред­метов.

— Хорошо, хорошо. — Он потирает подбородок. — Ч­то-нибудь происходило?

— О чем ты?

— Я не… про девушку, — говорит он. — Хотя и удивительно было узнать об этом от твоей сестры.

— Ее зовут Пенни. Ты видел ее на матче. Если обратил внимание.

— Да, Купер, я помню ее, — говорит он сухо. — Дочь Райдера, да?

— Он знает.

Он кивает и молчит какое-то время, очевидно, переваривая тот факт, что я с кем-то встречаюсь. Новости удивили и маму, но она быстро привыкла и завалила меня миллионом вопросов о Пенни. Она уже заставила меня пообещать привезти Пенни как свою пару к ним с отцом на фондовый раут в марте. Папа же выглядит так, будто я сказал ему, что тайно женился на девчонке, которую встретил пять секунд назад.

— Твой дядя не выходил с тобой на связь, так? — спрашивает он.

Дядя Блейк. Мое сердце подскакивает к горлу.

— А должен был?

— Нет. — Отец вздыхает и подходит к столу. Берет оттуда одну из фотографий — я точно знаю какую: еще дети, они с дядей Блейком находятся на «Роберт Мозес», пляже на южном побережье Лонг-Айленда, — и качает головой. — Но он не связывался с тобой?

— Нет.

Он глубоко вздыхает.

— Это хорошо. Если свяжется, скажи мне, Куп, ладно?

— Он вернулся в город?

— Возможно. — Он возвращает фотографию на место и поднимает на меня взгляд. — Я знаю, ты скучаешь по нему, но ситуация сложная.

— Сложная — это как?

— Я пока не знаю всех подробностей. Но не хочу, чтобы ты пострадал.

Я делаю шаг назад. Не секрет, что отец никогда особо хорошо не принимал проблемы дяди Блейка, но мысль о том, что он может навредить мне, смешна. Проблемы с трезвостью не означают, что он жесток — или что там отец себе придумал.

— Он бы так не поступил.

— Сын…

— Нет, ну к черту. — Я делаю шаг к двери. — Не знаю, почему ты просто не можешь принять то, что у него есть проблемы. Он ведь не убийца с топором.

— Я никогда так и не говорил.

— Но ты это подразумеваешь. Ты отказываешься ему помогать…

— Ты не знаешь, что я сделал для своего брата. — Он делает шаг ко мне. — Ты не знаешь всей истории.

— Я знаю достаточно. Это из-за тебя он уехал в Калифорнию. Ты не хочешь, чтобы он вернулся?

— Хочу, — резко отвечает он. — Я хочу, чтобы брат вернулся в мою жизнь. Но ты мой сын и моя ответственность, и, пока я все не проясню, если он попытается выйти с тобой на связь, ты скажешь мне немедленно.

Я с трудом удерживаюсь от резких слов, которые хочу высказать в его адрес, и рывком открываю дверь, чтобы она точно хлопнула за моей спиной. Я столько раз хлопал этой дверью, что кажется, мне снова семнадцать и на меня накричали за то, что я куда-то уходил ночью, за то, что купил машину без разрешения отца, за отстранение от уроков из-за драки, за десяток других причин. До сего­дняшнего дня я в последний раз хлопал этой дверью, когда мы закончили ругаться на тему драфта. Я всегда заканчивал разговор первым и хлопал этой дверью. Он всегда делает по-своему. Он всегда по­беждает.

Я вытаскиваю телефон, но не для того, чтобы написать Пенни — хотя у меня есть пропущенное сообщение от нее, — а чтобы позвонить дяде.

Я взрослый. Если он вернулся в город, папа не может мне запретить увидеться с ним. И после этого я уж точно не скажу, что мы общаемся. Будь его воля, папа бы отослал его на другой континент — и после этого мы бы уже не встретились никогда.

Звонок идет на голосовую почту. Я справляюсь с разо­чарованием и начинаю говорить, как только звучит кнопка записи:

— Привет, дядя Блейк. Это Купер. Я слышал, ты вернулся в город. Я еще учусь в МакКи. Если хочешь встретиться, перезвони. Спасибо.

45

Пенни

— Ну все, мисс Райдер. Все готово.

Я улыбаюсь Николь, одной из женщин, работающих в секретариате МакКи. Она в том возрасте, в каком могла бы сейчас быть моя мать; ее осветленные волосы затянуты в узел