Читать интересную книгу Новый Мир ( № 6 2009) - Новый Мир Новый Мир

«Антиимпериализм» у мультикультуралистов сопрягается с, по меньшей мере, настороженным, а по большей — с враждебным отношением к государству. Наиболее радикальные из них, начитавшись, вдобавок ко всему, еще и Бакунина с Кропоткиным, пришли к анархизму, но большинство признает, что государство должно выполнять некоторые свои функции, в частности поддержку малоимущих (Welfare). И должно оборонять страну, но только в том случае, если ей угрожает реальная опасность. Когда прекратилась холодная война и с нею отступила реальная опасность для Америки, тогда мультикультуралисты дали волю своему органическому неприятию милитаризма или того, что они называют милитаризмом, и обрушили свои перуны на головы таких организаций, как Пентагон или ЦРУ. Тогда же мультикультурализм, который до этого обвиняли в антипатриотическом уклоне, стал приобретать черты респектабельности. Возникшую позднее угрозу со стороны исламского экстремизма мультикультуралисты обычно отрицают, считая ее зловредной выдумкой спецслужб.

Мультикультурализм более или менее созвучен американской традиции недоверия к «сильному» государству. Но другой американской традиции, как бы уравновешивающей первую, — патриотизма, «завязанного» на традиционных ценностях, культа отцов-основателей, героизации национальной истории — мультикультурализм откровенно враждебен.

Мораль, которая «держится за саму себя»

Отдельная статья, заслуживающая внимания, — мультикультурная мораль.

Трудно было ждать от бунтарей 68-го года, чтобы они с возрастом сделались строгими моралистами. Так что речь не идет здесь о нередком у поумневших революционеров (в иные времена или в иных странах) откате к консерватизму; мультикультурная мораль — очень своеобразная и по многим признакам сближается с хорошо нам известной классовой моралью.

Мультикультурная мораль, пишет Р. Бернстейн (видный публицист, много лет проработавший в газете «New York Times»), «есть производное от переформулированных базовых идей Карла Маркса, взятых на вооружение поколениями интеллектуалов, рассматривающих существующее общество как строение („социальную конструкцию”) обладающих властью групп, использующих идеологию („господствующий дискурс”), чтобы удержать в сфере своего влияния остальное население („жертвы угнетения”)» [9] . Мультикультуралисты выступают, по крайней мере на словах, в поддержку всех «униженных и оскорбленных», что можно было бы записать им в актив, если бы… Если бы они не сворачивали на давно исхоженный и от этого не ставший менее опасным путь, полагая, что «униженные и оскорбленные» более добродетельны, чем те, кто, как они считают, их унижает и оскорбляет.

Новое здесь в другом: кто или что, с их позиции, унижено и оскорблено. Но об этом было сказано выше.

Наверное, всякий морализм имеет преимущества перед имморализмом. Его (морализма в любой его разновидности) изъян состоит в том, что даже если его правила безупречны (чего о мультикультурной морали никак нельзя сказать), они далеко не во всех случаях жизни применимы. Во многих таких случаях, наверное даже в большинстве их, нравственное чутье оказывается уместнее, чем правило морали номер такое-то. Но, чтобы сохранять нравственное чутье, сохранять «человечность», надо прислушиваться к тому, что выше «человечно­сти» и в то же время является ее истоком. Примечательно, что сектанты, у которых «канал связи» с «вышними» частично уже засорен, обычно делают упор на мораль (кальвинисты — самый яркий пример). А безрелигиозная мораль, как у мультикультуралистов, тем более «держится за саму себя»; у них это своего рода гироскоп, позволяющий не заваливаться на ту или другую сторону.

Сколь ни удивительным это может показаться, но за спинами мультикультуралистов встают призраки пуритан (кальвинистов) со скорбно сжатыми губами: они (мультикультуралисты) тоже неукоснительно следуют «твердым правилам», хотя и в ином роде. «Мультикультурная мораль, — пишет социолог Д. О’Брайен (в середине 1990-х „выдавленный” с поста ректора Калифорнийского университета в Беркли. — Ю. К. ), — своей категоричностью напоминает о Моисее, указывающем путь в Землю обетованную» [10] . Речь идет именно о категоричности моральных требований, а не о содержании их, во многом от религиозной морали весьма отличном.

В числе отличий, более всего бросающихся в глаза, — половая мораль. «Весна священная» конца 60-х провозгласила «свободу» в половых отношениях, которая в иных случаях оборачивалась сатурналиями на античный манер. И хотя «весенний» хмель вступил в трудно одолимые противоречия с прозой жизни и мало-помалу выветрился, остался от тех лет натурализм как мировоззрение, в принципе оправдывающее любые виды вожделения. Этот натурализм утвердился в образовательной сфере посредством курса «сексуального просвещения», который преподают, кажется, уже и в младших классах. Нынче «ушку девичьему в завиточках-волосках» не от чего «разалеться тронуту»: юнцы и юницы в этой части знают все обо всем. Но знание — это одно, а практика — все же другое. Прозою жизни затребована некоторая сдержанность в реализации телесных вожделений; вопреки усилиям мультикультуралистов, не совсем угасли еще и некоторые требования духовного порядка. Поэтому здесь сложилась своего рода система сдержек и противовесов.

Кроме того, половой разнузданности до некоторой степени перешел дорогу феминизм. В отношениях полов женщины, как ни крути, остаются преимущественно пассивной стороной, а в мультикультурной классификации они — «угнетенные». Выступая в общем строю мультикультуралистов, феминистки, эти «Елены, сбежавшие от своих Менелаев» (воспользуюсь выражением В. В. Роза­нова), ощетинились против сильного пола, предупреждая «поползновения» с его стороны: кто «не так посмотрел», уже уличен в sexual harassment (тема, достойная пера Рабле или Свифта). По-английски это называется prudery (от фр. рruderie — «притворная стыдливость», «показная щепетильность»).

И здесь тоже не обошлось без участия пуританских прабабушек. Кто видел известный фильм «Дилижанс» Дж. Форда: там есть сцена, где пуританский городишко Покер-Флет выпроваживает проститутку под «конвоем» сухопарых дам с постными лицами. Так вот, феминистки часто напоминают мне этих дам.

Зато мультикультуралисты грудью стоят за геев и лесбиянок: они ведь не просто «угнетенные», но и гонимые, то есть были гонимыми до некоторых пор. Сейчас, наоборот, гонению подвергаются те, кто с подобными причудами человеческой природы, назовем их так, мириться не хочет.

Университеты установили в стране «диктатуру добродетели», считает Бернстейн. Слово «добродетель» употреблено им с ироническим оттенком, а заключенное в кавычки выражение взято не у кого иного, как у Робеспьера. «Не хочу быть мелодраматичным, — пишет Бернстейн. — Мы не повторяем опыт Французской революции, и нам не грозит гильотина или что-то подобное диктатуре Комитета общественного спасения (хотя слабые версии его у нас уже есть). Но нам грозит узкая ортодоксия — не исключающая каких-то крайних ее проявлений, — принятая якобы во имя плюрализма, который она на самом деле прямо отрицает» [11] .

Другие критики мультикультуралистов зовут их «бешеными» — употребляя еще один термин, взятый из времен Французской революции. «Бешеные» (экстре­­мистская фракция в якобинстве) тоже ведь были сугубыми моралистами.

«Мы все — мультикультуралисты»

Уже на пороге нового века мультикультурализм потек из университетов, как манная каша в гриммовской сказке. К чему это привело, пишет извест­ный консервативный деятель П. Бьюкенен (кандидат в президенты от республиканцев в 1992 и 1996 гг.): «Горстка марксистов-ревизионистов сумела „исказить” американскую культуру и содействовала началу деконструкции нашего общества. На могиле архитектора Кристофера Рена написано: „Lector, si monumenta requires, circumspice” (если ищешь памятник, оглянись вокруг). То же самое можно сказать и о Лукаче, Грамши, Адорно и Маркузе — тех четверых, кто организовал культурную революцию». И далее: «Захлестнула бы Америку революция 1960-х, не напиши Грамши своих „Тюремных тетрадей”, не покидай Адорно и Маркузе Германию? Только ли в Лукаче, Грамши, Адорно и Маркузе корень всех зол, всех наших бед? Конечно, вряд ли, но именно эти четверо разработали стратегию и тактику успешной марксистской (точнее, неомарксист­ской. — Ю. К. ) революции на Западе; культура, которую они стремились подорвать, уже не является доминирующей ни в Америке, ни на Западе в целом. Эти четверо начали свою американскую карьеру изгнанниками, а завершат ее посмертно, быть может победителями» [12] .