Читать интересную книгу Новый Мир ( № 6 2009) - Новый Мир Новый Мир

Идеологию, о которой идет речь, обычно называют мультикультурализмом. Хотя эта идеология не нашла себе общепризнанного выражения в форме, скажем, манифеста или программы, тем не менее она объективно существует — как своего рода цепочка сигнальных огней или опознавательных знаков, выход за пределы которых строго воспрещен. Самый термин «мультикультурализм» способен ввести в заблуждение: можно подумать, что дело касается какого-то направления в научных исследованиях (так, кстати, и трактуют его некоторые наши ученые комментаторы). В действительности же мультикультурализм — это именно идеология, «слив» из сообщающихся сосудов неомарксизма, нео­фрейдизма и фукоизма, а также из некоторых других сосудов, главным образом собственно культурологических исследований.

Мультикультурализм скорее чурается науки, вообще объективного знания. В этом он следует завету Лукача, который, оставаясь членом венгерской компартии, позволил себе разойтись с Марксом: по Лукачу, не понимание объективного «порядка вещей» (на что претендовал Маркс) важно, но субъективное устремление того или иного класса. Так было в прошлом: господствующие классы всегда создавали по своему усмотрению социальную реальность. Так будет и впредь: пролетариат создаст новую социальную реальность по своему усмотрению. Только мультикультуралисты, в соответствии с рецептом «франкфуртцев», заменили пролетариев «подлинными», по их убеждению, носителями «нового сознания».

В метафизическом плане мультикультуралисты поворачиваются спиной к онтологии, полагая, что таким образом они освобождаются от всякой зависимости от нее. Мультикультурализм — это самонадеянный атеизм. В христиан­стве он видит лицемерное прикрытие, которым белые эксплуататоры всегда пользовались и продолжают пользоваться в своих целях. Применяя к мультикультуралистам, только в ином смысле, ими же самими изобретенный эвфемизм, можно назвать их «ущемленными по вертикали» — так они называют людей маленького роста.

Мультикультурализм — это волюнтаризм. Мультикультурализм ставит волю выше знания, рассматриваемого им как ancilla voluntatis (служанка воли). Мультикультуралисты кусают грудь кормилицы, которая их напитала и продолжает питать: «разоблачая» всё и вся, и в частности научное знание, они сами пользуются научным знанием как инструментом «разоблачения». Так, культурология (область, ставшая «доменом» мультикультуралистов и стремящая­ся поглотить все гуманитарные дисциплины) фактически сделалась орудием идеологии. «Быть допущенным в пределы культурологии, — пишет культуролог М. Гибсон, — можно лишь на том условии, что любой предмет вы рассматриваете „с точки зрения отношений власти и подчинения”. Тот, кто ставит под вопрос эту исходную концепцию, немедленно оказывается аутсайдером» [7] .

Отсюда вульгарный социологизм, господствующий в изучении целого ряда предметов, начиная уже со средней школы. Произведения литературы и искусства, например, рассматриваются с точки зрения того, «представителем» какой социальной группы они созданы и в чьих интересах; всё определяют раса, класс и пол. Такого рода подход хорошо нам знаком по опыту школы 20-х годов, где ученикам внушали, что, читая Тургенева, следует помнить, сколько у него было крепостных душ или что «Бахчисарайский фонтан» Пушкина невозможно понять без изучения социально-экономических отношений Крымского ханства и т. п.

Коммунисты брались спасать «весь мир голодных и рабов». Мультикуль­туралисты, за неимением в современной Америке голодных и рабов (хотя в остальном мире рабы есть, а голодных так даже прибавляется), берутся спасать все, что «угнетено». А так как на первый план ими выдвигается тема культуры, то главным «угнетателем» оказывается культура в ее верхних этажах (или просто культура в оценочном смысле этого понятия). «Эмансипируются» поддоны (души) и подонки (общества). Архаичными объявляются хорошие манеры и благовоспитанные привычки. «Освобождается» речь, доселе пребывавшая под гнетом грамматических правил, отражающих «патриархальную линейную логику». Крайние мультикультуралисты требуют вообще отменить в школах преподавание грамматики, с их точки зрения являющейся разновидностью полиции.

Мультикультуралисты выдвигают на первое место педагогику, но затем лишь, чтобы убить от века существующую педагогическую идею — приобщения ученика, сидящего «у ног учителя», к достижениям минувших веков, что предполагает градуальный подъем по лестнице знаний. Но подниматься, по их логике, значит «опускать» того, кто на такой подъем не способен, — сидящего рядом лентяя или обалдуя. Поэтому они ставят задачей всеобщую успеваемость, что фактически означает равнение на самых слабых (если еще выходят из американских школ знающие ученики, то не благодаря, а вопреки этой системе). Наиболее радикальные из мультикультуралистов полагают, что учитель в школе вообще не нужен — пусть, дескать, собираются в классах юнцы и юницы и сами учатся как могут. Еще более радикальные говорят, что и школа не нужна — ее призвана заменить мостовая, где царит выкаблучивающийся рэп.

Статус легитимности получила площадная брань. В 1968-м сам Маркузе ex cathedra призвал бунтующих студентов смелее пользоваться ненормативной лексикой как средством борьбы с властью (хотя, говорят, лично он не способен был произнести даже самое безобидное ругательство).

Мультикультурализм — это нигилизм в его новейшей версии. Он отвергает все, что возвышается в человечестве над самым низким его уровнем, а значит, и все достижения культуры минувших веков. Известное высказывание Маркса «традиции всех мертвых поколений тяготеют, как кошмар, над умами живых» является для него руководящей идеей. Только вот сам Маркс, с мультикультуральной точки зрения, не был последователен: восхищался, бедняга, Эсхилом, Шекспиром, еще кем-то. Мультикультуралист не мог бы выговорить слов о «сладостной власти гения» — скорее откусил бы себе язык.

Когда-то русские нигилисты утверждали: «Сапоги важнее Шекспира». Мультикультуралисты мыслят очень похоже: негр Мэцлигер, говорят они, совершил нечто более важное, чем Гутенберг, когда изобрел сапожную машину. Имплицитно здесь заложена та же мысль — сапоги важнее Шекспира; но кроме того, утверждается превосходство черного над белым.

Самый термин «мультикультурализм» — обманка; он создает иллюзию расширения культурного горизонта, тогда как на самом деле мультикультуралисты обращаются к неевропейским культурам затем лишь, чтобы посредством их разрушить европейский канон. Особым вниманием пользуются у них Черная Африка и индейская Америка. Казалось бы, если уж вы хотите что-то противопоставить Европе, это «что-то» надо поискать в Индии, Китае или мусульманском мире, но мультикультуралистов интересуют именно негры и индейцы, потому что в американском «котле» они заметнее других (индейцы — скорее ретроспективно); а что африканские и индейские культуры являются, как ни крути, наиболее примитивными, в данном случае никого не смущает. Как известно, европейский канон берет начало в античной Греции, так вот, мультикультуралисты объясняют нам, что все лучшее, что у них было, греки заим­ствовали в Африке, а именно у египтян; последние почему-то представлены чернокожими. Вообще много удивительного можно найти в мультикультуральных учебниках. Знаете ли вы, например, что западноафриканские империи Гана и Бенин славились поэтами и певцами, способными затмить Гомера и Вергилия? Или что договор о конфедерации алгонкинских племен послужил образцом для американской конституции? Зато учащиеся равно средних и высших школ в США теперь это знают.

Образы античного Рима традиционно занимали особое место в сознании американцев; в той или иной степени они идентифицировали себя с героями республики или империи. А мультикультуралисты отдают свои симпатии противостоявшему Риму Barbaricum’у, миру варваров. Вот живой пример. В серии «просветительских» передач, названных «Терри Джонс и варвары», показанных у нас по телеканалу «Культура», рассказывается, что гунны предлагали молодежи «альтернативный образ жизни» и многие римляне находили, что «гунном быть веселее». Русский поэт, адресовавший «грядущим гуннам» известные строки: «Вас, кто меня уничтожит, / Встречаю приветственным гимном», знал, по крайней мере, чем такая встреча должна закончиться.

В продолжение жизни нескольких поколений Европа, и только она, выдвинула целый ряд исследователей, которые, оставаясь укорененными в европейском каноне, сумели понять «чужое как свое» и глубоко его восчувствовать. Но мультикультуралистов по-настоящему не интересуют иные культуры, им надо разрушить свою. Учебный курс по культурологии (для высшей школы) с красивым названием Rainbow curriculum вместо обещанного приобщения ко всем цветам радуги (rainbow) предлагает сплошную серятину — идеологию «освобождения» от «великой белой лжи». Вместо обещанного «разнообразия» предлагается набор догматов, от которых нельзя отойти ни на йоту; на практике они реализуют себя как «правила политкорректности» (political correctness, PC). «Плюрализм, как его теперь стали понимать, — констатирует социолог Дж. Марсден, — скорее является кодовым обозначением его антонима, а именно нового типа плавильного котла. Всем, кто поступает в университеты, говорят „добро пожаловать” только при условии, что мыслят они более или менее одинаково» [8] . То есть так, как того требуют университеты.