Рявкнув что-то, Шаутер внезапно вскакивает и, не говоря ни слова, не прощаясь, выбегает из комнаты, хлопнув дверью. Шум его шагов постепенно затихает. Губернатор и Даллье молча смотрят друг на друга.
— И в самом деле оригинальная личность, — говорит наконец Даллье.
Губернатор качает головой.
— Это влиятельный человек! — произносит он серьезно.
Отрицательное отношение плантаторов Британской Малайи к разведению каучуконосов объяснялось тем, что в восьмидесятые годы Стрейтс-Сетльмент в значительной степени еще представлял собой в экономическом отношении целину, освоение которой началось всего за несколько десятилетий до описываемых событий. Поэтому плантаторы хотели первое время ограничиться разведением лишь нескольких, наиболее выгодных культур. И хотя плантации на Сингапуре, Пенанге и в провинции Уэллсли уже с давних пор снабжали мировой рынок пряностями, а в небольших масштабах также сахаром и чайным листом, все же бурное развитие экономики этих районов началось лишь около 1875 года, после образования Малайской федерации. Обширные территории перешли тогда от голландцев в английское управление, а главной культурой у европейских плантаторов на западном побережье Малакки стал либерийский кофе и кофе сорта «робуста». Самыми плодородными из вновь приобретенных были районы Негри-Сембилан, Селангор и Перак. Здесь плантаторы снимали самые высокие урожаи. Здесь они получали самые высокие прибыли. Здесь и в богатой провинции Уэллсли они особенно яростно противились всем мероприятиям английского правительства по внедрению гевеи бразильской на плантациях.
6
Пакетбот, курсирующий раз в неделю между островом и материком, доставляет Эмери Шаутера обратно в Уэллсли. Тут он нанимает «карету», как называют на архипелаге скопированный у голландцев легкий одноконный экипаж, и вскоре уже мчится по тряской дороге на плантацию. Кучер, мускулистый бирманец, стоит на задней подножке коляски и оглушительными криками заставляет лошадь все время идти галопом. С обеих сторон взлетают клубы пыли. Прохожие испуганно шарахаются.
На полном скаку бирманец спрыгивает на землю, стремительно и легко несется рядом с экипажем, подбирает на бегу несколько камней, снова ловко взлетает на свою подножку и, держась одной рукой за спинку тележки, подгоняет лошадь меткими бросками.
Шаутер, успевший за тридцать лет привыкнуть к такому способу передвижения, устраивается поудобнее, насколько это вообще возможно на жестком сиденье и при езде по ухабистой дороге, вынимает обкусанную трубку, набивает ее и сжимает роговой мундштук своими длинными желтыми зубами. Наконец снимает огромную соломенную шляпу, по которой его издали узнают плантаторы и туземцы во всей провинции. Жаркие лучи заходящего солнца падают ему на лицо. Он вытирает платком лоб, и при воспоминании о кратком визите к губернатору в его глазах появляется задумчивое выражение.
Через два часа он уже на чайной плантации Бенджамена Робертса. Лошадь вся в мыле. Бирманец сразу начинает насухо вытирать ее.
Перед домом стоит несколько экипажей. Группа кучеров, присев на корточки, жует бетель.
Шаутер слезает с сиденья, велит бирманцу ждать и направляется к зданию. На крытой веранде расположилась веселая компания. Хозяин — широкоплечий, массивный мужчина, которому явно тесен его фрак, — первым замечает нового гостя, быстро встает и идет ему навстречу.
— Хэлло, Робертс! — приветствует его Шаутер. — Я не опоздал к столу?
— Одного тебя ждем, — смеется Робертс.
Шаутер подозрительно прислушивается к звонкому многоголосому смеху, доносящемуся из открытых дверей дома.
— Дамы?
— Паркер и ван Ромелаар приехали с женами, моя старуха немного развлекает их, — говорит Робертс и добавляет, улыбаясь:
— Они сидят в комнате и не помешают нам. Обойдутся и без твоих любезностей.
— Да, этого мне только недоставало — любезничать с ними!
— Что случилось?
Шаутер удерживает приятеля, уже повернувшегося к веранде, и восклицает:
— Да я готов лопнуть со злости!
И продолжает ожесточенно:
— Наш губернатор-то! Ведь и он против нас! Сегодня я его наконец раскусил!
— Да что такое? В чем дело? — удивляется Робертс.
Не получив ответа, он добродушно посмеивается, кивая на странный костюм Шаутера.
— Это на тебя похоже — заявиться к губернатору в таком виде.
Шаутер делает пренебрежительный жест.
— Что же, прикажешь втискиваться в такой же черный мешок, как у тебя? Да ты лучше послушай, ведь дело-то нас всех касается…
Но тут раздается голос одного из сидящих на веранде мужчин.
— Эй, Робертс, Шаутер! Что вы там застряли?
— Расскажешь наверху, — говорит Робертс. — Послушаем уж все вместе.
На веранде Шаутера встречают приветственными возгласами. Мужчины, согласно обычаю явившиеся все как один во фраках, пожимают ему руку — ван Ромелаар, седобородый тучный голландец, оставшийся в этих краях после того, как они перешли в собственность британской короны, Гопкинс и Паркер, плантации которых граничат с землями Робертса, и Браун, самый молодой из них, всего два года назад приехавший из Англии, стройный шатен и весельчак, у которого все время сверкают в глазах искорки смеха.
Мужская компания рассаживается. Шаутер берет со столика, стоящего у самого края веранды, большую коробку и достает оттуда бразильскую сигару. Робертс говорит:
— Шаутер был у губернатора и привез нам новости!
Все умолкают. Шаутер откусывает конец сигары, выплевывает его и кивает.
— Правительство хочет заставить нас разводить каучуковые деревья.
На несколько минут воцаряется тишина. Затем взрыв всеобщего возмущения.
— Что ты там болтаешь?
— Заставить?
— Правительство? Нас? Каучук? Черта с два!
— А с тобой не пошутили?
— Апи! — кричит Шаутер.
Малаец, сидящий в сторонке с тлеющем фитилем в руках, вскакивает и подает ему огонь.
Шаутер выпускает изо рта мощную струю синего дыма, застилающего весь стол.
— Заставить — это надо понимать так, что губернатор поддерживает того дурака, который закладывает плантацию на Ист-Ривере, — объясняет он.
— Того самого, о котором ты уже рассказывал?
— Торговца каучуком?
— Который вкладывает такие колоссальные деньги в свое дело? Не Даллье ли его имя?
— Он самый, — роняет Шаутер.
Мужчины переглядываются.
— Все остальное яснее ясного, — продолжает Шаутер, повысив голос. — Губернатор не сказал этого прямо, но из его слов было абсолютно ясно, что правительство намерено разводить каучуконосы повсюду в колонии, а для этого ему нужны мы!
— Одну минуту! — перебивает его Робертс. — Я, кажется, слышал, что в Пераке они уже начали это дело на нескольких плантациях.
Шаутер рычит:
— Здесь им это так просто не удастся.
Все хмуро потягивают сигары и сидят, молча уставившись в пространство.
— План-то сам по себе не нов, — произносит наконец Гопкинс.
Он пытается сказать еще что-то, но замолкает, заметив появившуюся в дверях миссис Робертс. На ней платье в красную и синюю полоску, придающее ей сходство с попугаем. Она любезно здоровается с Шаутером, который против обыкновения даже привстал со своего места, а затем обращается ко всем присутствующим:
— Стол накрыт. Надеюсь, беседа не настолько увлекательна, что гости забыли о еде?
Мужчины поднимаются, бросают недокуренные сигары и следуют за миссис Робертс в гостиную, где сидят супруга ван Ромелаара и миссис Паркер с двумя дочерьми.
На шее у голландки висит цепочка с оправленным серебром капским алмазом темной воды. Она улыбается молодому Брауну. Компания рассаживается за большим столом посреди гостиной. Девицы Паркер перешептываются и хихикают. Мужчины, по всей видимости, чем-то расстроены и не уделяют должного внимания первому блюду — черепашьему супу с печеным рисом. Потом две девушки-малайки подают на подносах жаркое из агути с луком и красным перцем. Разговор за столом не клеится. Голландка с кислой миной разглядывает свой алмаз. Миссис Робертс подталкивает мужа и что-то шепчет ему. У того делается испуганное лицо.
— Тост? Да что ты, Винни! Произнеси его сама!
Постепенно настроение все же улучшается. Во время десерта, на который подали ананасы и плоды манго, Шаутер вдруг хватается за свою седую, щетинистую голову и, подергав себя за ус, смущенно ворчит:
— Ах ты черт! Я, кажется, забыл тебя поздравить, Бен?
Окна комнаты дрожат от оглушительного хохота.
— Подарков не надо! — кричит развеселившийся Паркер. — Он строго-настрого запретил их, а то бы я привез ему крокодила!
Робертс бьет кулаком по столу.
— Ваши рюмки!