– Ты не захотел оставить его и заботиться о нем? – спросила она после небольшого молчания.
Перед тем как ответить, он выждал паузу, затем произнес:
– Нет. Я думал, что будет лучше, если он... вырастет где-нибудь в другом месте. – Он снова вернулся к супу, но есть не стал. Взяв пример с Гейти, он начал мешать в горшочке ложкой.
– И ты никогда не ездил к нему? – Она была рада, что вопрос не звучал осуждающе.
– Нет. Я считал, что лучше не напоминать ему о прошлом.
– А он знает, кто ты?
Он положил ложку и откинулся от стола.
– Насколько мне известно, нет. Я попросил Франклинов, чтобы они как можно меньше рассказывали ему о том, что произошло двенадцать лет назад.
– Ты не хотел, чтобы он знал о своей настоящей семье? – Внезапно в тоне ее послышалось осуждение.
Он бросил на нее жесткий взгляд:
– Я не хотел, чтобы он рос, окруженный сплетнями, связанными с семейством Тэлботов. И также не поверю, чтобы ты пожелала для него такой участи.
Гейти опустила голову: Астон был прав.
– Смотри, я просто не хочу, чтобы ты слишком расстраивалась, если Тайтес не захочет поехать с тобой домой.
Гейти не в состоянии была допустить даже малейшую возможность, что это может произойти.
– Как я смогу не слишком расстраиваться, если весь смысл был в этом? '– спросила она серьезно. – Кроме папы, только он и есть моя семья.
Он кивнул.
– Я понимаю, Гейти. Постарайся вспомнить о Франклинах и о том, через что им надо будет пройти, когда ты сообщишь им, что их сын – твой брат и ты хочешь увезти его от них. Даже если Тайтес согласится поехать с тобой, очень может быть, что они не захотят расстаться с ним.
Гейти дотронулась салфеткой до губ. Она ведь страдала целых двенадцать лет.
– Поверь, я знаю, что предстоит пережить Франклинам, но это не сможет остановить меня. Он мой брат. Он был их все эти годы. Теперь моя очередь.
– Я просто говорю тебе об этих вещах, чтобы ты была готова к тому, что может произойти.
Правда, звучавшая в словах Астона, причинила ей боль, и она разозлилась.
– Кто будет виноват, если Тайтес не захочет ехать со мной домой? – спросила она, стараясь не повышать голос. – Ты! – отрезала она. – Ты начал эту чертову цепь событий, когда переспал с моей сестрой и она забеременела от тебя.
Астон наполовину поднялся со стула и наклонился над столиком. Зеленые глаза гневно блеснули, когда он обратился к ней.
– Я никогда не дотрагивался до твоей сестры, о чем я уже устал тебе повторять.
– Тогда не надо мне говорить об этом, я все равно не поверю. Чувство вины заставило тебя поехать в приют и разыскать нас, чтобы потом отправить в дома к другим людям.
Опираясь пальцами на стол, он наклонился еще ниже.
– Ты права только в одном, – говорил он, стиснув зубы. – Чувство вины заставило меня поехать в приют, но это не имеет никакого отношения к тому, что твоя сестра была в положении. Ребенок был не мои.
Гейти поднялась со стула и наклонилась вперед так, что ее лицо находилось угрожающе близко к его лицу.
– Но почему же ты тогда женился на ней?
– Твой отец и Джош приставили ружье к моей голове. Мне было семнадцать, и, черт побери, мне надо было выбирать из двух зол. Умереть или жениться на твоей сестре.
– Папа не стал бы стрелять в тебя! – произнесла она, зная, что не может не верить его искренности.
– Нет, но Джош был молод и достаточно глуп. Он мог нажать на курок. Из-за него их и убили.
– Неправда! Люди твоего отца хладнокровно расстреляли их.
Он схватил ее за руку и притянул еще ближе к себе. Стоявшие на столе тарелки зазвенели.
– Когда люди моего отца ворвались в дверь, Джош поднял ружье, чтобы выстрелить.
– Ты лжешь, – произнесла она дрожащими губами, зная, что ее слова звучали неубедительно.
– Видишь ли, Гейти, возможно, я и чувствую себя виноватым перед тобой за то, что случилось, но ты приводишь меня в ярость тем, что, как я вижу, совсем не желаешь знать правды. Ты веришь только извращенным представлениям о том, что произошло, которые у тебя есть.
– Это не так! Ты лжец, и я ненавижу тебя!
– Ты меня ненавидишь? Правда? – Голос его смягчился. – Вспомни нашу брачную ночь, а потом скажи мне это, только не лги ни мне, ни себе.
У нее перехватило дыхание.
– Ты отвратителен. Тебе же известно, что я поклялась ненавидеть тебя, и это мерзко с твоей стороны делать так, чтобы я хотела тебя, – прошептала она искренне.
– Извините, мисс, у вас возникли какие-то неприятности?
Гейти повернула голову. К ним подошел один из мужчин, сидящих за соседним столиком. Она высвободила свое запястье из руки Астона и нервно улыбнулась привлекательному незнакомцу.
– Совсем нет. Все хорошо. – Она перевела взгляд на Астона. В это время он затягивал пояс на своем жилете.
– Вы уверены? – спросил он, смерив Астона взглядом.
Астон бросил свирепый взгляд на мужчину и процедил:
– Не ваше дело!
Опасаясь, что Астон настолько распалился, что вполне может дать мужчине нагоняй за то, что он задает много вопросов, она быстро произнесла:
– Ах, да, все в порядке. Боюсь, мы с мужем немного повздорили, но сейчас уже договорились. Спасибо.
После предупреждающего взгляда, направленного на Астона, и улыбки, обращенной к Гейти, мужчина кивнул и отошел от их столика.
Когда Гейти снова повернулась к Астону, он произнес, на ее удивление совершенно забыв об инциденте с незнакомцем:
– Спасибо тебе, ты хотя бы признала, что хочешь меня. – Он опустил манжеты у своей рубашки. – Если хочешь, оставайся и жди кофе и пирог. А я пойду пройдусь по улице, может, выпью чего-нибудь покрепче и найду кого-нибудь, с кем будет проще беседовать.
Волнение переполняло Гейти, когда она взошла на веранду маленького дощатого домика Франклинов. Голубая шляпка, крепко завязанная под подбородком, была в тон ее платья; с плеч ниспадала короткая накидка с широким воротником. Плетеная сумочка висела у нее на запястье, а в руках она сжимала черные перчатки.
Астон тихо стоял рядом с ней; подняв руку, он дважды постучал. Ожидая, пока дверь откроют, Гейти осматривалась вокруг. Двор выглядел ухоженным. Яркие цветы и аккуратно подстриженные кустарники окружали дом и крыльцо. Выцветшее кресло-качалка с высокой спинкой, на сиденье которого лежала разноцветная стеганая подушка, стояло в дальнем углу веранды. Подходящего тона занавески висели на всех окнах, расположенных на передней стене дома. Было видно, что Франклины любили свой дом. От этого она почувствовала себя намного лучше. Если они любят дом, они, без сомнения, не могут не любить ее брата.
Пока она ждала, что кто-нибудь подойдет к двери, мысли ее вернулись к тем дням, которые она провела в приюте. Она вспомнила, что даже днем во всех его комнатах было темно. Вспомнила, как слышала плач, резкие голоса наказывающих их воспитателей, удары плетки, опускающейся на голые спины. Вспомнила, как они дрались, царапались, кусались и колотили друг друга.