хуйню.
– Заметно, – надув губы, ответила Никки. Правда не сдержала улыбки, когда я сгреб её в охапку и прижал к себе. – Дурилка. Ладно, отдыхай сегодня. Завтра позанимаемся.
– А сегодня чем займемся?
– Кто-то должен мне массаж, – игриво пропела она и снова рассмеялась. – Не дуй губы. Может и тебе что-то достанется…
Встречи с Никки хоть немного выдергивали меня из того омута, в который я провалился. Не будь её рядом, я давно бы пошел по дорожке Жоры и Артура и превратился бы в такого санитара, который одним своим присутствием нагонял бы ужас на больных. И если Наташка наполняла мою жизнь светом, то этот свет я старался перенести и на работу. Жаль, что батарейка садилась быстро. Да и сложно быть позитивным, когда по пятому разу идешь в подсобку за ведром, чтобы снова мыть туалет или засранный Ромкой коридор.
За месяц до экзаменов уровень усталости зашкаливал. Никки дала мне отдых от учебы, но я втихую все равно продолжал читать учебники и раз за разом просматривал примеры экзаменационных работ, гадая, что же выпадет мне. Жора надо мной подтрунивал и, пользуясь моментом, уходил в кладовую, чтобы вздремнуть. Мне же было не до сна. В голове все смешалось в кучу. История России, современная история, английский язык и обществознание. И все ради того, чтобы увидеть свою фамилию в заветном списке поступивших.
– У, бидораз барадатый… – прогудел цыган Ромка, выглядывая в коридор. Он запнулся, увидев, что его врага нет, зато за столом сижу уставший я, уткнувшийся носом в учебник. Цыган чуть подумал, почесал прыщавый нос, и спросил. – А де бидораз? Жепу чеше?
– «Бидораз» спит и ты бы его не будил, Рома, – отмахнулся я. – Иди спать. И не еби мне голову.
– Ты тож бидораз. Жоп твой ебал, – ответил цыган, но в голосе сквозила неуверенность. Все-таки основные терки у него были с Жорой, а я относился к проделкам Ромки со стоическим равнодушием, даже если приходилось убирать за ним говно или тащить изгаженное постельное белье в прачечную. Повернувшись в его сторону, я указал пальцем в сторону палаты. Цыган хихикнул, спустил штаны и принялся дрочить, однако замер, увидев, что я не обращаю на него внимания. В мозгах Ромки сразу заскрипели ржавые шестеренки, из-за чего цыган впал в кратковременный кататонический ступор, забыв убрать в штаны кривой член. Однако фантазии Ромке было не занимать, в чем я очень скоро убедился. Смуглый кошмар отделения не придумал ничего лучше, как навалить у входа в палату кучу, затем запустил туда руку, набрал жменю и швырнул говно в меня. Половина попала на стену, а вот вторая изгваздала учебники, которые я забыл убрать в ящик стола.
– Ах ты сука! – рыкнул я, поворачиваясь в его сторону.
– У, бидораз! Хуй мой сасат будещ, – пригрозил он мне кулаком и сорвался с места, когда я вскочил со стула. На миг меня обуяла такая ярость, что аж уши заалели, а в висках заломило. К каждому больному я относился хорошо, даже к Ромке, а эта сволочь специально запустила в меня говном. Потому что ему было скучно.
Я настиг его в туалете. Цыган пытался забраться по сливной трубе к чугунному бачку и оттуда скалился, как безумный зверь. Глаза стеклянные, на губах пена, а из горла вырывается хриплый смех. Я не стал себя сдерживать. Схватил Ромку за ногу и дернул в сторону, заставив цыгана рухнуть на пол. В воздухе разлилась знакомая вонь. Ромка снова открыл свой говнозавод и не стесняясь срал в штаны. Знал, что один черт его будут мыть, а потом выдадут чистое белье. Правда в глазах цыгана мелькнул страх, когда я без стеснений врезал ему по печени кулаком и заломил руки за спину.
– Я тебя сейчас свяжу, гондон, и оставлю до утра, чтобы тебе жопу от собственного говна разъело, – прошипел я, доставая из кармана свернутый эластичный бинт.
– Нинавижу, бляд! – рыкнул Ромка, пытаясь вырваться. Он тут же заскулил, когда в печень прилетел еще один удар, а мое колено вдавило его голову в пол. – Тибе в нос дам, бляд. Бидораз сапливый.
– Заткнись, нахуй, – но и подзатыльник не угомонил цыгана. Он принялся елозить подо мной, не боясь, что я сломаю ему руку.
– Вано, там в коридоре… – Жора замер на пороге туалета и, поперхнувшись, громко заржал. Я бы тоже повеселился, если был испачканным в говне санитаром, который пытается связать обезумевшего цыгана, был не я. – Смотрю, причина нашлась.
– Заебал! – буркнул я, врезав Ромке кулаком по затылку. Тот на секунду затих, а потом обоссался. Не от боли. Из вредности. – Жор, помоги его в палату оттащить.
– Куда его тащить? От него говном воняет, как от стада слонов, – рассмеялся грузин.
– Плевать. Пусть в своем говне до утра полежит. Авось образумится, – мотнул я головой. Жора понимающе хмыкнул и схватил цыгана за ноги. На пол шлепнулось коричневое и вонючее, но на это уже никто не обращал внимания.
Закончив с Ромкой, который выл в палате для буйных, я стянул испачканную рубашку, швырнул её в угол и отправился в туалет, чтобы покурить. Грудь ходила ходуном, руки с непривычки тряслись, а в голове все еще клокотала ярость. И от этой ярости стало страшно. На миг я представил, как ломается Ромкина рука и ощутил радость. Мне отчаянно хотелось причинить ему боль за все время, что я провел в больнице. Но и этого было бы мало.
– С почином, Вано, – усмехнулся Жора, заходя в туалет. Я промолчал, но грузину ответы были не нужны.
– Он не больной. Он просто долбоеб, – словно оправдываясь, ответил я, спустя пару минут молчания.
– Ты не передо мной оправдывайся, дорогой, а перед собой, – улыбнулся Жора. И эти слова были подобны холодному душу. – Пафицизм, Вано, вещь хорошая. Но не здесь. Здесь от насилия уйти не получится, как бы ты не пытался.
– Я пытался.
– Все пытаются, – пожал плечами грузин, закуривая сигарету. Он меланхолично посмотрел на кучку говна, вывалившуюся из Ромкиных штанов, и хмыкнул. – Но ты долго держался.
– И от этого поганее всего, – честно ответил я.
– Ну, Вано, один раз не «бидораз», – снова рассмеялся он. – Если тебе так важно. Я, что, не вижу? Ты сам не свой последнее время. Даже на шутки огрызаешься. Ты свалишь отсюда через полгода, а мы останемся. Так не еби себе мозги, и доработай спокойно.
– Попробую, – мрачно ответил я. Настроение было испорчено, а до конца смены еще вся ночь. – Ладно. Иди, спи. Я уберусь.
– Сменка в кладовке, – напомнил