экзамены, бессонные ночи и стресс. Разбудил меня Азамат, вернувшийся из мужского отделения. Он растолкал меня, а потом рассмеялся, когда я, вздрогнув, проснулся.
– Доброе утро, Вань. Удалось поспать?
– Черт его знает, – зевнул я и осмотрел коридор. – Вроде тихо.
– Не бзди. Я молчок. Если и ты молчок, – глаза у Азамата пьяные, а язык еле ворочается. Да, уж. Тут молчок не поможет, если Арина Андреевна решит нагрянуть с инспекцией. Но все прекрасно понимали, что за пьянку никого не уволят. Желающих работать санитаром в Кишке всегда было мало, поэтому глаза закрывали на многое.
– Пойду прогуляюсь, – снова зевнул я. Затем достал из кармана пачку сигарет и медленно пошел по коридору. За спиной раздался тихий храп, и когда я обернулся, то увидел, что Азамат спит на стуле, сложив волосатые руки на груди. Ожидаемо.
В палатах тихо, больные спят. Изредка кто-то из них рявкнет во сне, заплачет или лязгнет зубами. Но остальные спят. Их посторонними звуками не разбудить. Проснутся сами, ровно в семь, а потом помчатся в туалет, умываться и готовиться к обходу дежурных врачей. Я заглянул в палату, где лежала Настя, и улыбнулся, увидев, что девушка закуталась в одеяло и спит, легонько улыбаясь. Однако моя улыбка исчезла, когда я понял, что одна кровать пуста. Олеськи не было. Может пошла в туалет, а может опять решила похулиганить. У неё в голове хлебушек, так что все может быть.
Проходя мимо кладовки, я услышал тонкое хихиканье и чей-то приглушенный голос. Сердце обдало жаром и, скрипнув зубами, я рванул дверь на себя, после чего зашел внутрь. А внутри кладовки обнаружился пьяный Лясик, который пошатываясь, протягивал Олесе конфету в хрустящей обертке и похотливо посмеивался.
– Давай, не ссы, малая. Я тебе конфету, а ты поцелуешь то, что я тебе покажу…
– Ты совсем, блядь, охуел?! – прошипел я, сжимая кулаки. – Хули ты тут забыл? Олеся, быстро в палату!
– Вань Лисеич злой, – обиженно протянула девушка. – Ляся камфету даст. А Вань Лисеич злой.
– Быстро, блядь, в палату! – рявкнул я и Олеська, вжав голову в плечи, умчалась из кладовки. А на меня мрачно смотрел пьяный Лясик.
– Чо? Мораль мне читать будешь? – усмехнулся он. Кулаки сжаты, в глазах бесы, а речь несвязная.
– Похуй на мораль. Она же, как ребенок.
– Восемнадцать есть? Есть. Сиськи зачетные есть? Есть… – Лясик не договорил, потому что я бросился к нему, схватил за грудки и вжал в стену. – А это ты зря, малой.
– А это я сам решу, – оскалился я и неожиданно отлетел в сторону, когда меня дернули чьи-то сильные руки. Обернувшись, я увидел нахмурившегося Жору.
– И тут не поделили что-то, – проворчал он. – Лешка, пойдем, дорогой. Там стол ждет, водочка, колбаска.
– Нахуй колбаску, – мотнул головой тот, пытаясь сфокусировать на мне взгляд. – Он попутал тут нахуй…
– Вано молодой, идейный. Пойдем, дорогой, пойдем, – ласково уговаривая, Жора потянул Лясика за собой. – Ты забыл? Вано проставился, а ты его так подставляешь, брат.
– Похуй, пошли, – пробасил Лясик, хлопнув Жору по плечу. Обернувшись, он прищурился и внимательно на меня посмотрел. – У, сука! Черт, блядь!
– Уведи его, Жор, – злобно ответил я. Грузин кивнул и, продолжая ворковать, увел санитара из отделения. Я вздохнул и, взяв сигареты, отправился в туалет. Руки снова тряслись, а сердце горело от ненависти. К Лясику. К Артуру. К Жоре. К больнице и людям, которые здесь работали. «Нас не забывай», сказала Галя. Я устало улыбнулся и, закурив, пробормотал себе под нос. – Я вас не забуду. Даже, блядь, не надейтесь.
*****
Второго декабря я пришел в отдел кадров, где мне шлепнули печатью сначала в трудовую книжку, а потом в справку от военкомата. Впервые за два года, я входил в грязно-желтые стены больницы с улыбкой на лице. Сначала спустился в подвал, где располагалась раздевалка санитаров, и проверил свой шкафчик, но он был пуст. Затем медленно поднялся по ступеням на четвертый этаж, в мужское острое отделение.
За столом, как обычно дремлет Галя. Перед ней лежит сканворд, а глаза санитарки усталые и безжизненные. По коридору прогуливается Жора, рычащий на больных, которые ему чем-нибудь не угодили. Стоит у входа в сестринскую Рая, погрузившись с головой в чью-то историю болезни. Поправляя спадающие брюки, бежит в свой кабинет лысый Мякиш. Под глазом привычный синяк, а лицо помятое. У входа в палату, где лежат буйные, стоит Артур. Могучие руки сплетены на груди, лицо не выражает никаких эмоций, как обычно, а губы сурово поджаты. Украдкой ползет вдоль стены Вампир. Увидев меня, он шипит и перебегает в палату, из которой слышится ругань Паши Тюльпана и надтреснутый бубнеж цыгана Ромки. У седьмой палаты стоит Ветерок и, открыв рот, считает трещины на потолке. Волосы его всклокочены, а взгляд безумен, но он шевелит губами и тычет пальцами в потолок. В углу, рядом с туалетом, стоит Уксус. Он, думая, что его никто не видит, дрочит и блаженно улыбается. Однако, услышав окрик Жоры, бежит с торчащим членом в свою палату и чуть не сносит Короля, который легкой походкой идет в туалет. Отделение живет своей жизнью, а я иду дальше. Улыбаюсь Гале и Рае, киваю Жоре и молча прохожу мимо Артура, который равнодушно хмыкает и отворачивается. Все уже попрощались и лишние слова не нужны. Для них я уже не санитар Ванька, а обычный посетитель, который скоро исчезнет из больницы, а со временем о нем позабудут. Но я иду дальше и прошу Витю открыть гранкой дверь в женское отделение.
В женском отделении тоже все без изменений. Ругается с Копытцем медсестра Маша, а Азамат, чертыхаясь, моет испачканный в говне пол. Позади него стоит Одуванчик и, никого не стесняясь, ссыт на пол. За столом сидит Олеська и, высунув язык, аккуратно раскрашивает картинку в альбоме. Бьется головой об стену Бяша, сопровождая каждый удар знакомым мне «Баран, баран… БУМ». В палате буйных пополнение, за которыми смотрит Макс. После полугода работы, он решил остаться в больнице на более долгий срок. Может, виной всему Шаман и его бригада, а может, Макс нашел свое призвание или же отделение получило очередного садиста. Я же иду дальше и улыбаюсь старым знакомым. Затем останавливаюсь у седьмой палаты и, вздохнув, захожу внутрь.
– Ой, Иван Алексеевич, – удивленно воскликнула Настя. – А я вас не узнала. Обычно вы, как остальные санитары одеты.
– Я уже не санитар, Насть, – улыбнулся я, подходя ближе и присаживаясь на стул рядом с её кроватью. – Теперь я официально безработный студент.
– Получается, все? – понимающе спросила