меня не любишь.
– Этого я не говорил.
«Не говорил». Скрещиваю руки на груди и жду.
– И?
Но он не отвечает. Выражение лица у него предвещает настоящую бурю, у меня учащается пульс, но, так ничего и не сказав, он уезжает. Я захожу в дом, меня слегка пошатывает от нашего разговора. Меня теперь все время пошатывает, но это – еще один шаг, отказ от прошлого бегства от реальности, когда я едва видела и вслушивалась в то, что меня окружает. Подбираю телефон, и сердце стучит внутри отбойным молотком. Но это не отказ с очередного места работы, а сообщение от мамы, что само по себе редкость:
«Мы до сих пор не получили приглашения на свадьбу. Ты забыла наш адрес?»
Пишу ответ: «Я их еще не рассылала. Не можем определиться, какое фото добавить».
Прикусив щеку изнутри, стираю все и пишу заново: «Они уже готовы. Скоро разошлем».
Снова стираю текст. А потом удаляю и само сообщение.
Глава двенадцатая
Суббота. Никак не привыкну к новому варианту этого дня.
В нашей прежней жизни, если мне не нужно было на работу, дома мы субботы никогда не проводили. Я ездила рыться в вещах на блошиных рынках и в комиссионках, а Николас гулял с друзьями: Дереком, Сетом и Карой, его бывшей девушкой, с которой они «просто друзья» и которая обожает говорить мне, какой уставшей я выгляжу. Не важно, что она счастлива замужем и предана мужу. Она никогда, никогда мне не понравится.
Безразличие Сета ко мне после нашей помолвки переросло в ревность, будто я узурпатор, укравший у него Николаса. Если общаться один на один, все нормально, но стоит привести его в большую компанию, как он начинает строить из себя комика. И когда это происходит, жертвой всех шуток становится Николас. Все время он постоянно шпыняет его, с улыбочкой выдавая унизительные замечания за дружеское поддразнивание. Изрядно достается внешнему виду Николаса: «Миленький пиджачок. Едешь потом в загородный клуб?» Стоит ему так высмеять какую-нибудь вещь Николаса, как она тут же потом исчезает из его гардероба. Он перестал носить часы от Cartier, которые ему подарили родители на защиту диплома, а очки Ray-Ban оставляет в машине. Стоит ему сказать длинное слово, Сет смеется и спрашивает, чего это он умничает: «Ты что, думаешь, ты на всеобщем диктанте, что ли?»
Так как мне не разрешили вырвать Сету горло и вообще велели держать рот на замке во время таких «шуток» (Николас отказывается признавать, что эти замечания его коробят), я перестала ходить на те встречи, где мог оказаться и Сет. Много раз я спрашивала, почему Николас мирится с этим, и смогла выудить из ахинеи, которую он нес в ответ, суть: Сет первым подошел к нему в колледже и предложил дружить, и теперь Николас должен быть ему вечно предан, а так как он еще хочет казаться человеком, способным дать отпор, но определенно им не является, на все подколы у него один смущенный ответ со смешком: «Ой, да брось».
Не в его характере обижаться на людей, которые обращаются с ним плохо, так что я даже горжусь Николасом, когда он проявляет твердость и игнорирует последние сообщения Сета: «Приезжай и помоги мне перевезти вещи, засранец. И купи пива». И так-то просить помочь с переездом достаточно нагло, учитывая, что когда такая же ситуация была у Николаса, нам пришлось грузчиков нанимать. К нему всегда обращаются с просьбами, потому что знают – он не может сказать «нет». Поразительно, как он еще не поддался своему чувству вины и не помчался к Сету с пивом и большой пиццей.
Невероятно, но из всех знакомых Николас встречался с Леоном. И они ходили в поход. Дважды. О чем они говорили, Николас рассказывать отказался и назвал меня самовлюбленной: думает, я считаю, что они говорят обо мне (что правда, но, готова спорить, я не ошибаюсь).
А я только выбралась с Брэнди в кафе «Синий тюльпан» (она меня подвезла), обсудить ее нового парня Ванса, офтальмолога, в одиночку воспитывающего ребенка: Ванс очень милый, а Брэнди заслужила кого-то милого, поэтому я болею за него, но кроме этой встречи мне никуда ни с кем выходить не хотелось. Сегодня у нас обоих особенно необщительное настроение. Мы с Николасом так заняты, мучая друг друга, что не можем уехать из нашего домика ненависти.
Все начинается с шутки, которую я терпеть не могу.
Мы сидим на разных концах дивана, каждый в своем телефоне (он купил себе новый). Я читаю новости, потому что хочу быть в курсе последних событий. И когда Николас начнет говорить о чем-то, что он только что узнал, я смогу ответить: «А, я уже слышала». Чудесное ощущение, когда говоришь это тому, кого презираешь, особенно если объект твоего… презрения (если можно так сказать) – напыщенный всезнайка. Десять из десяти, рекомендую.
Я бормочу себе под нос. Когда он не спрашивает, что я читаю, приходится прибегнуть к другому способу и с изумлением прошептать: «О боже мой!»
– Да? – вопросительно поднимает брови он, будто услышал свое имя. Он часто так делает во время моего общения с божественным. И ведь знает, как я ненавижу такое – наверное, это продляет ему жизнь. Своим раздражением я уже годы ему добавила.
– Ненавижу эту шутку.
– Некоторые считают ее смешной.
– Никто не считает ее смешной.
– А Стейси всегда смеется.
Доктор Стейси Мутиспоу, ведущая крестовый поход против хаки и обвиняющая его в том, что он не перевыполняет план. Учитывая, как часто Николас о ней упоминает, не буду врать, я надеялась, что она окажется бабушкой, пахнущей детской присыпкой, в вязаных свитерах и в два раза старше его. Гордая мамочка какого-нибудь пушистого питомца и обожающая своего веселого пожилого мужа, которому она звонит в каждый перерыв.
Как вы могли догадаться, ничего общего со Стейси этот образ не имеет.
Мозги у нее работают со скоростью выше, чем у спринтера Усейна Болта. У нее миллион дипломов из колледжей, и в принципе она могла бы заниматься чем угодно. Весь мир у ее ног. Если ей когда-нибудь