звали Наоми, да? – склонив голову, уточняю я. – Не повезло ей.
– Да. Не повезло нам обоим.
– Ты больше ее не увидишь, – обещаю я, усаживаясь поудобнее, и вдруг с удивлением обнаруживаю, что он возбужден.
– Боже, почему? – ухитряюсь выдавить я между приступами хохота.
Его щеки полыхают румянцем.
– У твоей майки глубокий вырез, и ты без конца елозишь по мне – так чего ты ожидала?
Я ожидала, что он будет думать только о том, как меня прикончить, вот чего. Удивительно, как мужчины могут жаждать мести и секса одновременно. То, что я считала чем-то вроде открытой конфронтации в духе «Рестлмании», для Николаса было прелюдией. Стоило догадаться. Все мужчины такие.
Чем сильнее я смеюсь, тем больше нечаянно трусь об него, и глаза у него становятся все темнее. Он очень возбужден и просто в бешенстве из-за этого. Сейчас я контролирую его тело лучше, чем он сам. Восхитительное чувство власти ударяет мне в голову.
И вдруг ребер касаются его пальцы. Примерно секунду я размышляю, убьют меня или поцелуют, но он вытянул джокера, и я едва могу дышать от смеха, хоть и все еще сжимаю его горло. А стоит ему пройтись по чувствительным точкам, и меня будто катапультирует: дергаясь, я валюсь на бок.
– О-ох, прекра… ти! – с трудом выдыхаю я. – Я боюсь щекотки!
– Правда? Никогда бы не догадался. – Вот его месть за вынужденное возбуждение и смущение.
Пнув его по голени, я высвобождаюсь и кидаюсь к телефону, как меня хватают за лодыжку и тянут назад по гладкому полу, будто на аттракционах, и вместо раздражения я только смеюсь. Но тут же перестаю, стоит Николасу обрушиться сверху. Его волосы касаются моего лица, а губ – дыхание. Он не шевелится, просто смотрит. Вот уже долгое время он не находился так близко ко мне, но мое тело помнит его, отзываясь дрожью.
Глаза у него такие черные, что еще немного, и в них можно будет разглядеть ад. Для человека, чей взгляд может спрессовывать души в бриллианты, а бриллианты превращать в пыль, на вкус он, если коснуться его губ, как сахарная вата. Он как мальчик с рекламы кукурузного сиропа с высоким содержанием фруктозы, и я хочу откусить кусочек. Снять сияющий фантик. И посчитать, сколько отпечатков моих зубов под ним.
Воздух вокруг нас разрежен, точно в горах.
– Ты демон, – сообщаю я.
– А ты была привидением, – выдыхает он.
Нужно перехватить инициативу, но Николас выше меня, поэтому я использую единственное оружие, оставшееся в распоряжении: эффект неожиданности.
Дотянувшись рукой, я с силой, хоть и весьма приятно, касаюсь его между ног. Зрачки у него тут же расширяются, и эта бессознательная реакция завораживает. Он медленно моргает, но за этот краткий миг его радужка успевает поменять целую гамму цветов, от карего и нефритового до целой палитры голубых оттенков, от цвета летнего дождя до лунного блеска на темных океанских волнах.
Не успевает он понять, что происходит, как я уже оказываюсь сверху.
– Вот и пришла твоя погибель, – насмешливо объявляю я, стискивая его бедрами, и Николас закусывает губу. – И это должно тебя злить, а не заводить.
– Одно другому не мешает. Ты мне не хозяйка.
– А ведь я могла бы привыкнуть к такому Николасу, – задумчиво протягиваю я, дразня его. – Сейчас ты здесь, и физически, и мысленно. – В отличие от тех последних ночей, когда мы спали вместе, а он едва взглянул на меня. Сейчас он вне себя оттого, что его разрывают две противоположные эмоции, и не может решить, какой из них поддаться. Логичного и практичного Николаса, который должен сохранять разум в любой ситуации, похоть просто ужасает.
– Я всегда здесь, – резко возражает он. – Это тебя никогда нет рядом.
Не обращая внимания на его слова, я провожу ладонью по его щеке. Воздух вокруг нас дрожит, натягиваясь тугой струной – кажется, заденешь ее, и она отзовется глухим низким звуком.
– Ты такой живой. – Перемещаю ладонь на его бешено стучащее сердце. – Да, очень живой, как настоящий человеческий мужчина. Я бы и не догадалась, ведь ты никогда не касаешься меня. Забыл, как это делается?
Он обхватывает меня за шею, просто кладет руку, напоминая, что в любой момент, стоит только захотеть, сравняет счет.
– Скажи, что сожалеешь, и узнаешь ответ.
– Сожалею о чем?
– О твоей части. – От глубокого дыхания грудь его поднимается и опускается. Я узнаю все эти знаки, но они будто из другой жизни, столько времени спали, будто вулкан. И ловлю себя на мысли, что не помню, когда же в последний раз видела такого Николаса, забыв, что этот Николас – незнакомец. Белое пятно на карте. И я хочу исследовать все неизведанное, наказать его за то, что он привнес из прошлой жизни с прошлой Наоми. Здесь этому места нет.
– О моей части, – повторяю я, садясь ровнее. Как же давно это было. Все, что случалось за последние месяцы, не считается. В наш последний раз между нами была пустота, застоявшийся воздух без единого дуновения эмоций – ни любви, ни влечения, ни напряженности. Так что два пункта из трех сейчас совсем не плохой результат. Тело хочет растаять, растечься по нему, но я все же произношу: – Части чего?
– Того, что пошло не так.
Я сглатываю с трудом, будто горло когтями расцарапали.
– Все пошло не так с самого начала.
– Да? – поднимает брови он.
– Да. Подменыш Наоми – та же самая Наоми с первого свидания, только вся позолота стерлась. Мы так привыкли показывать себя с лучшей стороны, что оба так и не смогли расслабиться и стать самими собой. Все это время мы прятали себя.
Он удивленно смотрит на меня снизу вверх. Все мышцы у него напряжены, только выражение лица спокойное. Когда он наконец заговаривает, это совсем не то, чего я ожидаю.
– Кто прислал тебе сообщение? – И тут же мягко прикрывает мне рот рукой, не давая ответить. Кожа теплая и пахнет моим шампунем. Он так давно не касался моих волос, тем более так надолго, чтобы мог остаться запах. Кажется, прошла целая