от него с пустыми руками; он покупал любую вещь, которую ему предлагали. Даже Анна, сестра Сигизмунда, соблазненная надеждой на хорошую прибыль, отправила в Москву коллекцию драгоценностей, которую ее поверенный в делах должен был продать царю. Он удвоил жалованье всем служилым людям и значительно увеличил помещичьи наделы земли. За год своего царствования Дмитрий истратил пять годовых бюджетов Московского государства! Кремлевская казна, обогащенная конфискациями, производимыми во времена Грозного и Годунова, безболезненно перенесла эту расточительность, которую можно назвать также и своего рода денежным возмещением русским людям за грабеж, организованный в предыдущие царствования.
В думе, переименованной им на польский манер в сенат, шла кипучая деятельность; что ни день принимались новые законы и указы. Дмитрий ежедневно присутствовал на заседаниях, лично вникая во все подробности представляемых на рассмотрение дел, и удивлял бояр своей сметливостью и необычными в таком молодом человеке государственными талантами. Сложный государственный вопрос, озадачивавший брадатых мужей, вызывал у него лишь легкую усмешку:
– Что вы тут нашли трудного?
Немножко подтрунив над боярами, он ясно и просто решал затруднение.
Среди немногих дошедших до нас государственных распоряжений Дмитрия стоит отметить: отмену перехода холопов по наследству от хозяина к его детям; освобождение крестьян из-под власти тех помещиков, которые не заботятся о них во время голода; ограничение сыска беглых крепостных крестьян пятью годами; введение бесплатного судопроизводства и преследование чиновных и приказных людей за взятки (карательные меры были уравновешены двойным повышением чиновничьего жалованья).
Дмитрий провозгласил свободу торговли в Московском государстве – для всех русских и иностранцев без исключения. Каждому было разрешено заниматься любыми видами промышленной, торговой и ремесленной деятельности. Были убраны все стеснения к въезду и выезду из России, а также к перемещениям внутри государства.
– Я не хочу никого стеснять, – говорил Дмитрий, принимая эти законы. – Мои владения для всех во всем должны быть свободны.
Он был первый русский царь, который считал Россию частью Европы. Он часто говорил боярам, что они ничего не знают, ничего не видали, ничему не учились и объявлял, что позволяет всем путешествовать по Европе, советовал посылать туда детей для получения образования и воспитания. Стремясь приохотить их к чтению, делился с ними своими знаниями и обсуждал недавно прочитанное им самим.
Привыкшие к московской замкнутости иностранцы не могли надивиться на перемены. Один польский автор писал, что если раньше «птицам было трудно залететь в Московское государство», то теперь в него стали ездить не только купцы, но и простые шинкари. А англичанин Т. Смит свидетельствовал, что Дмитрий стал первым монархом в Европе, который сделал свое государство до такой степени свободным.
Многие бояре высказывали опасения, что эти меры приведут к разорению государства, на что царь возражал:
– Напротив, я обогащу свободной торговлей мою страну, и везде разнесется добрая слава о моем имени и моем государстве.
Экономические нововведения не могли принести немедленной выгоды – они были рассчитаны на долгий срок. Огромные средства, потраченные царем, должны были в конце концов вернуться в государственную казну в результате развития промышленности, ремесла и торговли. Дмитрий смотрел в будущее, мечтая когда-нибудь увидеть Россию свободной и процветающей страной. Увы! Быть может, ни одному реформатору не было отпущено так мало времени, как ему.
Домашний быт и личные привычки нового царя шли вразрез со старозаветными обычаями еще в большей степени, чем его политика.
Дмитрий отказался поселиться во дворце, где жили Борис и Федор. Возле Кремлевской стены, на берегу Москвы-реки он велел построить новый, деревянный дворец, состоявший из двух строений, которые сходились под углом друг к другу; одно предназначалось для Марины, другое для Дмитрия. Дворец был убран с большой роскошью и великолепием: стены были обиты парчой и рытым бархатом разных цветов, все гвозди, крюки, ручки и дверные петли – позолочены, зеленые изразцовые печи обведены серебряной решеткой, окна занавешены алыми золототкаными материями. В комнатах стояла дорогая посуда и изделия и статуэтки из золота и серебра, изображавшие птиц, зверей, античных богов и героев и т. д. С особенным искусством был сделан медный цербер с тремя головами, которые двигали челюстями и издавали рев. Царь думал позабавить им бояр, но те, глядя на чудовище, только крестились и отплевывались.
Рядом со дворцом Дмитрий приказал выстроить бани, подсобные помещения и конюшни.
Дворец охраняла иноземная гвардия, состоявшая из 200 алебардщиков и 100 конных стрелков – немцев, лифляндцев, шведов. Во время выходов Дмитрия они постоянно шли впереди и позади него. Царь платил им большое жалованье и приказывал роскошно одеваться. Всадники, которыми командовал Жак Маржерет, носили платье из бархата и золотой парчи, дорогие плащи; вооружены они были золочеными протазанами с древками, покрытыми красным бархатом и увитыми серебряной проволокой. Каждая сотня алебардщиков имела своего капитана. Один из них был шотландец Альбрехт Лантон. Его солдаты были одеты в фиолетовые кафтаны с зелеными бархатными обшивками. Алебардщики из отряда датчанина Матвея Кнутсена отличались от них красными бархатными обшивками. Все три капитана, помимо жалованья, получили от Дмитрия землю с крестьянами.
Поляки, приехавшие с ним в Москву, также содержались за счет казны. Но в отличие от немецких гвардейцев, они употребляли щедрость царя во зло: забирали жалованье вперед, быстро пропивали и проигрывали его, а потом жаловались, что Дмитрий неблагодарен к ним, мало дает. Между тем, по свидетельству одного из них, съестных припасов им отпускалось так много, что шляхтичи не могли всего съесть и продавали остаток. Некоторые из них поступали и вовсе бесчестно: получив жалованье вперед, уезжали в Польшу.
Царь проявлял к полякам величайшую снисходительность, но в то же время делал попытки показать им, что не позволит зазнаваться. Характерен следующий случай. Поляки вообще вели себя в столице очень несдержанно и часто обижали русских. Последним в конце концов это надоело. Однажды, когда шляхтич Липский оскорбил какого-то москвича, горожане схватили его и повели по улицам, подгоняя по московскому обычаю кнутом. Поляки вступились за своего товарища; произошла драка, в которой с обеих сторон было убито и ранено по нескольку человек. Русские пожаловались царю, что иноземные гости нападают на них с оружием. Дмитрий решил обуздать своеволие поляков и послал к ним гонца, сказать от царского имени:
– Выдайте виновных, которые напали на моих подданных с оружием, иначе я прикажу привезти пушки и истребить всех вас со двором, где вы живете.
Поляки ничуть не испугались и гордо ответили:
– Неужто это награда нам за наши кровавые услуги царю? Нас этим не устрашите. Пусть мы станем мучениками, но пусть помнит и царь: у нас есть король и братья наши в Польше, которые сумеют отомстить за нас. Мы же, как подобает рыцарям, готовы защищаться, пока не погибнем!
Получив такой ответ, Дмитрий похвалил их за мужество