На трубе*
Гимназистик на ТрубеЖадно выпучил гляделки:Все бы он унес к себе —От малиновки до белки!
Целый день бы он кормилПтиц за флигелем в беседке.Дворник, старенький Памфил,Перекрасил бы все клетки…
Ах, румяный мой чудак,—Ты напрасно глазки лупишь:В кошельке твоем пятак,Воробья и то не купишь!
<1931>УТЕШЕНИЕ*
К пуделю*
Черный пудель, честная собака!Незнаком тебе ни Кант, ни Лев Толстой,И твое сознанье полно мрака:Кто учил тебя быть доброй и простой?Любишь солнце, человека, игры,К детворе во всю несешься прыть…Если люди стали все, как тигры,Хоть собаке надо доброй быть.Ведь никто не драл тебя дубинойИ брошюр партийных не давал,—Но, спеша вдоль стен домой с корзиной,Не сбежишь ты с хлебом, как шакал.И когда на шум собачьей дракиСквозь забор ты мчишься через жердь,Не грызешь ты сбитой с ног собаки,Не визжишь, как бешеная: «Смерть».Ты чутка, полна ума и чести,Не протянешь лапы наглецу,И значок собачий твой из жестиМногим людям более к лицу…«Человек — звучит чертовски гордо» —Это Горький нам открыл, Максим.Ты не веришь? Ты мотаешь мордой?Ты смеешься, кажется, над ним?
<1920>Маленькому другу*
Пришел к своей принцессе,—Ей только пятый год.Дитя! Христос Воскресе!Давай румяный рот…Твое дыханье слащеИзюма в куличе,Твой бант, как ландыш в чаще,Смеется на плече…Хрустальное яичкоПринес тебе я в дар.Ты ласковая птичка,А я морской омар…Смотри, миндаль на веткеКораллами расцвел,И воробьи в беседкеКлюют дырявый пол.Твои слова смешныеНа русском языке,Как ласточки родныеНад кровлей вдалеке.Пойдем к фонтану в скверик:За старою скамьейВода полощет берегДремотною змеей.Умоем мяч в фонтане,В сиреневой воде!Такой хорошей няниТы не найдешь нигде…Из кукольной корзинкиДостану наш багаж,С поклоном все тартинкиПодам тебе, как паж.А туфельки тугиеПусть сохнут на сосне…Когда-нибудь в РоссииТы вспомнишь обо мне.
<1925>В поезде*
За окном под небом летнимПромелькнул лесок и кони.Я с мальчишкой пятилетнимПознакомился в вагоне.
Места было очень мало…Улыбнулись мы друг другу,А потом я для началаОказал ему услугу:
Молча взял его в охапку,Вскинул вверх — и на колено.Положив на грудь мне лапку,Он к окну прильнул блаженно.
«Это что?» — «Дубок и ивы».«Для чего?» — «Шумят и дышат».«Ну, а это?» — «Это нивыСтебли зыбкие колышат».
«Ай! А это что?» — «Коровы».«Для чего?» — «Чтоб утром раноМальчик, день встречая новый,Выпил сливок из стакана».
Сто вопросов — сто ответов…Гулко щелкали колеса.Из-за облачных просветовСолнце вдруг сверкнуло косо.
Мальчик смолк. В глазах томилсяСонный-сонный-сонный кролик,И вишневый рот раскрылся,Словно пухлый влажный нолик.
<1926>Консьержкина дочка*
Ее называют — Жильбертой.Ей пять с половиной лет.Передник — вроде конверта,На лапке — бобровый браслет.
Косые, серьезные глазки.Улыбка сквозь зубки — чуть-чуть.Потупясь, подтянет подвязки,Потом покосится на грудь…
Ей в школе медаль прикололи,А это немалый успех:Весь мир узнает, что в школеОна прилежнее всех!
Сегодня Жильберта во дворикС собой притащила щенка:На белой спинке узорик —Три темных неровных клочка.
Щенок породы незнатной,—Хвост кверху, прищуренный глаз…Но милый и очень опрятный,Уж это узнаешь сейчас.
«Как имя твоей собачки?»Жильберта сказала: «Лизетт».Лизетт — годится для прачки,А впрочем, мне дела ведь нет.
Жильберта склонила коленкиИ стала щенка учить:«Ты должен с карниза у стенкиКусочек бисквита схватить…
Ты слышишь? Кому я сказала?»Щенок, симпатичный бандит,Немного подумал сначала,Подпрыгнул и слопал бисквит.
Но жалко ей стало бисквита…Ногой оттолкнувши вазонИ шлепнув собаку сердито,Жильберта сказала: «Кошон!»[13]
А я из окна наклонился,Мне стало ужасно смешно…«Чем, друг мой, щенок провинился?Ведь зря сердиться грешно…»
Жильберта в ответ мне ни слова.Щенка закутала в шальИ к двери пошла сурово,Поправивши гордо медаль.
1927 ПарижМой роман*
Кто любит прачку, кто любит маркизу, У каждого свой дурман,—А я люблю консьержкину Лизу, У нас — осенний роман.
Пусть Лиза в квартале слывет недотрогой,— Смешна любовь напоказ!Но все ж тайком от матери строгой Она прибегает не раз.
Свою мандолу снимаю со стенки, Кручу залихватски ус…Я отдал ей все: портрет Короленки И нитку зеленых бус.
Тихонько-тихонько, прижавшись друг к другу, Грызем соленый миндаль.Нам ветер играет ноябрьскую фугу, Нас греет русская шаль.
А Лизин кот, прокравшись за нею, Обходит и нюхает пол.И вдруг, насмешливо выгнувши шею, Садится пред нами на стол.
Каминный кактус к нам тянет колючки, И чайник ворчит, как шмель…У Лизы чудесные теплые ручки И в каждом глазу — газель.
Для нас уже нет двадцатого века, И прошлого нам не жаль:Мы два Робинзона, мы два человека, Грызущие тихо миндаль.
Но вот в передней скрипят половицы, Раскрылась створка дверей…И Лиза уходит, потупив ресницы, За матерью строгой своей.
На старом столе перевернуты книги, Платочек лежит на полу.На шляпе валяются липкие фиги, И стол опрокинут в углу.
Для ясности, после ее ухода, Я все-таки должен сказать,Что Лизе — три с половиной года… Зачем нам правду скрывать?
1927 ПарижЩенок*
В углу сидит в корзинке фокс —Пятинедельный гномик.На лбу пятно блестит, как кокс.Корзинка — теплый домик.С любой туфлей вступает в боксОтважный этот комик.
В корзинку маленький апашЗарыл свои игрушки:Каблук, чернильный карандаш,Кусок сухой ватрушки,И, свесив лапки за шалаш,Сидит, развесив ушки.
Понять не может он никак,—Притих и кротко дышит:Там у окна сидит чудакИ третий час все пишет.Старался фокс и так и сяк,Но человек не слышит…
Рычал, визжал, плясал у ногИ теребил за брюки,Унес перчатку за порогИ даже выл от скуки,Но человек молчит, как дог,К столу приклеив руки.
Как глупо палочкой водитьПо беленькой тетрадке!Во всю помчался лучше б прытьДо кухонной площадки…Над печкой солнечная нить,Полы вокруг так гладки…
Блестит солидный, темный шкаф.Сиди и жди. Ни звука.На печке бронзовый жираф —Таинственная штука.Фокс взвизгнул с болью в сердце: «Тяф!»Молчать — такая мука…
И вдруг серьезный господинВскочил, как на резинке,Швырнул тетрадку на каминИ подошел к корзинке…И фокс, куда девался сплин,Вмиг оседлал ботинки…
Как дети оба на ковре,За лапы рвут друг дружку.Фокс лезет в яростной игреНа самую макушку…На лай, как эхо, во двореДог гулко рявкнул в пушку.
Лучи сползаются в пучки.Стрекочет сердце глухо…Щенок устал. Закрыл зрачки,Лизнул партнера в ухо…Застыли строгие очки,Трамвай жужжит, как муха.
Щенок в корзинке так похожНа карлика-лошадку…По тельцу пробегает дрожь,Врозь лапки, нос — в лопатку…А человек вздохнул: «Ну что ж…»И снова за тетрадку.
<1928>Прогулки по Парижу*