повиновении.
Но почему?
— Ешь и пей. И веди себя тихо. Это все, что тебе нужно делать.
Я снова засыпаю, продолжая сворачиваться в клубок, чтобы согреться.
Я наконец-то понимаю, чего он от меня хочет.
Прошло, должно быть, не меньше двух недель. Я сплю больше, чем бодрствую. У меня пропал аппетит, и еда, которую он оставляет мне, остается нетронутой на тумбочке в ванной.
Я слышу, как открывается дверь и звук его шагов, но у меня нет сил пошевелиться. Мое лицо прижато к стене, а спина ноет от неудобного лежания на боку, но я пытаюсь заставить себя снова заснуть, хотя чувствую, что он со мной в ванной.
Если я сплю, он не может заставить меня поесть.
И все, что я хочу делать, это спать.
Но грубые руки хватают меня за плечи и разворачивают, пока я не оказываюсь лицом к нему, и я вскрикиваю от боли. Я отползаю на заднице, пока не упираюсь спиной в стену, мои глаза расширяются от страха, когда я встречаюсь с его лицом. Я обхватываю руками колени и сворачиваюсь в клубок, пытаясь создать как можно больше пространства между нами.
Его глаза налиты кровью и остекленели, когда он смотрит на меня. Он всего в нескольких дюймах от меня, сидит на коленях, положив руки на бедра. — Дай мне свою руку, — говорит он.
Именно тогда я замечаю, что лежит на линолеуме рядом с ним.
Запечатанный шприц. Флаконы. Вата. Жгут.
И рулон синей медицинской ленты.
Я замираю.
Я не против того, чтобы умолять. Что бы он ни хотел сделать, это не произойдет.
— Это новое, — уверяет он меня, как будто это моя забота. — Ты не заразишься.
Я зажата между ним и стеной, и у меня едва хватает времени сопротивляться, прежде чем он дергает меня за руку. Он хватает меня так сильно, что остается синяк, и я хнычу, вырываясь.
Этого не произойдет.
— Пожалуйста, — выдыхаю я, слезы наполняют мои глаза. — Пожалуйста, не делай того, что ты собираешься сделать.
— Заткнись, — шипит он слишком близко ко мне. — Или я сделаю тебе больно.
Склонившись надо мной, он обматывает жгутом мое предплечье, сильно сжимая.
— Сожми кулак, — приказывает он, все еще держа мою руку на вытянутой.
— Пожалуйста, не заставляй меня…
— Сотрудничай, и я скажу тебе, где она, — небрежно бросает он.
Я замираю, неуверенная, правильно ли я его расслышала.
— Что? — шепчу я.
— Эйприл. Твоя подруга, верно? — он настаивает. Его хватка на моей руке ослабевает, когда я медленно сжимаю кулак. — Я скажу тебе, где она.
Он мог лгать. Его глаза безумны, а настроение постоянно меняется. Все это могло быть напрасно.
Но если он не…
— Не двигайся, — мягко говорит он. Я опускаю взгляд на потертый кафель, желая, чтобы это поскорее закончилось. Он легко находит вену, и слезы тихо стекают по моим щекам, пока он пьет мою кровь.
— Тебе нужно есть, когда я даю тебе еду, — продолжает он. Он слишком близко ко мне. Его приглушенный, искусственный запах Альфы витает вокруг меня, и это вызывает у меня тошноту.
Когда он, наконец, закончил, он прижимает ватку к моей коже, удерживая его на месте. Три флакона с моей кровью стоят на полу рядом с моим коленом.
— Она жива, — говорит он.
Она жива.
Эйприл жива.
Я хочу ему верить.
— Она ранена? — шепчу я.
— Ее содержат так же, как тебя, — просто говорит он.
Я смотрю ему в глаза, желая, чтобы он сказал больше.
— У кого она? — Я спрашиваю. — Почему ты делаешь это с нами? Зачем тебе моя кровь?
Его взгляд напряженный. — Твоя кровь — жидкое золото, — зловеще говорит он.
Я жду, что он продолжит, но он этого не делает. Вместо этого он перевязывает вату с внутренней стороны моей руки медицинской лентой.
— У кого она? — Я спрашиваю снова. — Она здесь?
Он качает головой. — Нет, — отвечает он. — Нет, ее здесь нет. Но она жива.
Он отстраняется от меня и встает, оставляя меня прижатой к стене. — Кроме того, — добавляет он, когда я смотрю на него снизу вверх. — В любом случае, ты отсюда не выберешься. — Его кроссовка постукивает по цепочке, прикрепленной к моей лодыжке. — Так что тебе не нужно беспокоиться о ней.
Мое сердце замирает, когда он начинает уходить.
— Пожалуйста, — говорю я, в то время как черные точки пляшут у меня перед глазами. — Мне нужны мои подавляющие средства.
Он останавливается у разрушенного дверного проема и смотрит на меня сверху вниз. — Нет.
Я закрываю глаза и слушаю, как он уходит.
Когда дверь в спальню закрывается, я сворачиваюсь в клубок и накрываюсь одеялом.
Эйприл жива.
И это поможет мне двигаться дальше.
6
РИВЕР
Это гребаная кровь Омеги в порциях O.
Конечно, блядь.
Прошло две недели с тех пор, как пропала Скайлар, и с тех пор в соседних округах пропали еще две Омеги.
Я схожу с ума, блядь.
Теперь это стало национальной новостью — и Омеги в ужасе.
Меня от этого тошнит.
Лэндон справляется с этим одним способом — курсирует между нашим офисом и другими отделами, проводит собеседования и собирает информацию, — в то время как я иду другим путем.
Я стучу в дверь квартиры Бена, и он отвечает, сбитый с толку.
— Э-эй, — говорит он неловко, когда видит мое лицо. — Что случилось?
К его чести, он выглядит так, будто тоже плохо спал. Все работали сверхурочно, пытаясь выяснить, что, черт возьми, происходит.
Но у меня два синяка под глазами и разбитая губа.
Я замечаю вспышку светлых волос у него за спиной, и Бен отходит в сторону.
— Привет, Ривер, — вежливо говорит Девин, ее лицо настороженное. Укол ревности пронзает меня, когда я понимаю, что у Бена все еще есть его Омега, в то время как моей нет.
Это иррационально. Я благодарен, что Девин в безопасности, но мне все еще хочется зарычать на Бена.
Скайлар больше не моя Омега?
Была ли она когда-нибудь?
Мои пальцы дрожат, и я засовываю руки в карманы. — У тебя все еще есть тот друг из криминалистики? — Спрашиваю я.
Бен кивает, жестом приглашая меня войти.
Я этого не делаю.
— Хорошо, — говорю я. — Отдай им это.
Мои руки дрожат, когда я выуживаю три пластиковых пакетика из кармана пальто.
Глаза Бена расширяются, когда я протягиваю их ему. — Ривер, что за черт?
— Просто заткнись на хрен и сделай это, — рявкаю я. — Пусть их проверят на кровь, потом посмотрим, есть ли совпадения ДНК.
— Это поэтому у тебя такое лицо? — Спрашивает Бен. — Что ты сделал?
Я пожимаю плечами. — Это не имеет значения. Просто протестируй их.
— У нас есть офицеры под прикрытием не просто