меня со школы, господи боже. От мамы.
– Боже, – сказала Элоиза, держа в руке пустые стаканы. – У меня ни единой, к чертям, побрякушки. Если мать Лью когда-нибудь помрет – ха-ха, – она наверно отпишет мне какой-нибудь старый нож для льда с монограммой или вроде того.
– Как ты с ней вообще сейчас?
– Не смеши меня, – сказала Элоиза, выходя на кухню.
– У меня это точно будет последний! – сказала ей вслед Мэри Джейн.
– Черта с два. Кто кому звонила? И кто опоздала на два часа? Будешь тут торчать, пока меня не затошнит от тебя. К черту твою паршивую карьеру.
Мэри Джейн снова откинула голову и заржала, но Элоиза уже ушла на кухню.
Не зная или не очень представляя, чем себя занять, Мэри Джейн встала и подошла к окну. Она отодвинула штору и прислонилась запястьем к оконной раме, но, почувствовав пыль, убрала руку, вытерла запястье другой рукой и выпрямилась. На улице грязная слякоть очевидно превращалась в лед. Мэри Джейн отпустила штору и побрела обратно к синему стулу, мимо двух заставленных книгами шкафов, даже не взглянув на корешки. Усевшись, она открыла сумочку, достала зеркальце и оглядела свои зубы. Закрыла рот и как следует провела языком по верхним зубам, после чего снова оглядела их.
– На улице становится так скользко, – сказала она, оборачиваясь. – Боже, быстро ты. Совсем не добавляла содовой?
Элоиза, держа в каждой руке по стакану, резко остановилась, выставив указательные пальцы, точно пистолеты.
– Никому ни с места, – сказала она. – У меня тут все, к чертям, окружено.
Мэри Джейн рассмеялась и убрала зеркальце.
Элоиза подошла с выпивкой и поставила стакан Мэри Джейн на неустойчивую подставку. Держа свой в руке, она снова растянулась на диване.
– Чем, по-твоему, она там занимается? – сказала она. – Сидит на своей большой черной заднице и читает «Робу[5]». Я уронила формочку со льдом, когда вынимала. Так она посмотрела на меня с недовольством.
– У меня это последний. И я серьезно, – сказала Мэри Джейн, беря свой стакан. – Ой, слушай! Знаешь, кого я видела на прошлой неделе? В главном зале «Лорда-и-Тэйлора[6]»?
– Не-а, – сказала Элоиза, подкладывая подушку под голову. – Акима Тамироффа?
– Кого? – сказала Мэри Джейн. – Кто это?
– Аким Тамирофф[7]. В кино который. Он всегда говорит: «Ти очень шютишь, а»? Люблю его… В этом доме ни одной чертовой подушки, которая мне подходит. Так кого ты видела?
– Джексон. Она была…
– Какую именно?
– Я не знаю. Ту, что была у нас на психологии, которая всегда…
– Они обе у нас были на психологии.
– Ну… Ту, которая с такой зверской…
– Марсия Луиза. Я как-то тоже с ней столкнулась. Все уши оттоптала, да?
– Не то слово. Но ты знаешь, что она мне рассказала? Профессор Уайтинг умерла. Она сказала, ей Барбара Хилл написала, что Уайтинг заболела раком прошлым летом и умерла, и все такое. Она весила всего шестьдесят два фунта[8]. Когда умерла. Правда, ужас?
– Да ну.
– Элоиза, ты черства, как камень.
– Хм. Что еще она сказала?
– А, что только из Европы. Мужа у нее отправили в Германию или вроде того, и она была с ним. Сказала, они жили в доме из сорока семи комнат, всего с одной парой, кроме них, и где-то десятком прислуги. У нее была своя лошадь, а их конюх служил раньше личным берейтором у Гитлера или вроде того. А, и она начала рассказывать мне, как ее чуть не изнасиловал цветной солдат. Прямо в главном зале «Лорда-и-Тэйлора» начала рассказывать – ты же знаешь Джексон. Сказала, он был шофером мужа и как-то утром он повез ее на рынок или вроде того. Она сказала, что так перепугалась, что даже не…
– Погоди-ка секунду, – Элоиза подняла голову и повысила голос. – Это ты, Рамона?
– Да, – ответила маленькая девочка.
– Закрой за собой входную дверь, пожалуйста, – сказала ей Элоиза.
– Это Рамона? Ой, до смерти хочу ее увидеть. Ты сознаешь, что я не видела ее с тех пор, как…
– Рамона, – прокричала Элоиза, закрыв глаза, – иди на кухню, и пусть Грейс снимет твои галоши.
– Хорошо, – сказала Рамона. – Давай, Джимми.
– Ой, до смерти хочу ее увидеть, – сказала Мэри Джейн. – О, господи! Смотри, что я наделала. Мне ужасно жаль, Эль.
– Оставь. Оставь, – сказала Элоиза. – Все равно ненавижу этот чертов коврик. Я сделаю тебе еще.
– Нет, слушай, у меня больше половины осталось! – Мэри Джейн подняла стакан.
– Точно? – сказала Элоиза. – Дай-ка мне сигаретку.
Мэри Джейн протянула ей пачку сигарет со словами:
– Ой, до смерти хочу ее увидеть. На кого она теперь похожа?
Элоиза чиркнула зажигалкой.
– На Акима Тамироффа.
– Нет, серьезно.
– На Лью. Вылитая Лью. Когда его мать приезжает, они трое выглядят как тройняшки, – все так же лежа на диване, Элоиза потянулась за стопкой пепельниц на дальнем краю сигаретного столика. Она успешно взяла одну сверху и поставила себе на живот. – Кого мне нужно, это кокер-спаниеля или вроде того, – сказала она. – Кого-нибудь, похожего на меня.
– Как у нее теперь с глазами? – спросила Мэри Джейн. – В смысле, хуже ведь не стало, ничего такого?
– Господи! Нет, насколько я знаю.
– Она может вообще видеть без очков? В смысле, если ночью встанет в туалет или вроде того.
– Она никому не скажет. Секретов что вшей. (учитывая, что потом Рамона чешется, мне кажется, это забавно)
Мэри Джейн обернулась на стуле.
– Ну, привет, Рамона! – сказала она. – Ой, какое платьице красивое! – она поставила свой стакан. – Готова спорить, ты меня даже не помнишь, Рамона.
– Конечно, помнит. Кто эта тетя, Рамона?
– Мэри Джейн, – сказала Рамона и почесалась.
– Изумительно! – сказала Мэри Джейн. – Рамона, подаришь мне поцелуйчик?
– Перестань, – сказала Элоиза Рамоне.
Рамона перестала чесаться.
– Ты подаришь мне поцелуйчик, Рамона? – снова спросила Мэри Джейн.
– Я не люблю целовать людей.
Элоиза фыркнула и спросила:
– Где Джимми?
– Он тут.
– Кто такой Джимми? – спросила Мэри Джейн Элоизу.
– Ой, господи! Ухажер ее. Хвостом за ней ходит. Все за ней повторяет. Такой фурор.
– Правда? – сказала Мэри Джейн с энтузиазмом. Она подалась вперед. – У тебя есть ухажер, Рамона?
В глазах Рамоны за толстыми линзами от близорукости не отражалось ни малейшего следа энтузиазма Мэри Джейн.
– Мэри Джейн задала тебе вопрос, Рамона, – сказала Элоиза.
Рамона сунула пальчик в широкий носик.
– Перестань, – сказала Элоиза. – Мэри Джейн спросила тебя, есть ли у тебя ухажер.
– Да, – сказала Рамона, ковыряясь в носу.
– Рамона, – сказала Элоиза. – Ну-ка кончай. Немедленно.
Рамона опустила руку.
– Что ж, думаю, это просто чудесно, – сказала Мэри Джейн. – А как его зовут? Ты скажешь мне, как