Мариано Асуэла
Те, кто внизу
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
I
– А я тебе говорю, это не скотина. Слышишь, как Голубь заливается? Наверно, кто-нибудь едет.
Женщина пристально всматривалась во мрак, окутавший горы.
– А вдруг федералисты[2]? – отозвался мужчина, который сидел на корточках в углу комнаты и ел прямо из кастрюли, держа ее в правой руке, а в левой – три свернутые в трубку лепешки.
Женщина промолчала: она напряженно старалась понять, что происходит за стенами хижины.
На каменистой дороге послышался цокот копыт, и Голубь залаял пуще прежнего.
– Кого бы там ни принесло, а ты спрячься, Деметрио.
Мужчина спокойно доел, придвинул к себе кувшин с водой, поднял его и сделал несколько жадных глотков. Потом встал.
– Ружье под циновкой, – чуть слышно сказала женщина.
Хижину освещала масляная коптилка. В углу лежали ярмо, плуг, тростниковая корзина и прочее крестьянское имущество. К потолку на веревках была подвешена старая деревянная форма для выделки кирпичей, теперь служившая люлькой, где спал ребенок, укутанный в кусок грубой ткани и вылинявшее тряпье. Деметрио надел на пояс подсумок и взял ружье. Это был высокий крепкий безбородый и краснолицый мужчина в грубых домотканых штанах и рубахе, в гуараче [3]и широкополом сомбреро из листьев сойяте [4].
Он неторопливо вышел из дома и исчез в непроглядной ночной мгле.
Разъяренный Голубь перемахнул через ограду корраля. Раздался выстрел, пес негромко взвизгнул и затих.
К дому с руганью и проклятьями подъехали всадники. Двое спешились, один остался сторожить лошадей.
– Эй, хозяйки, живо чего-нибудь поужинать… Яйца, молоко, фасоль – все, что есть. Мы подыхаем с голоду.
– Проклятая сьерра! Тут сам черт заблудится!
– Особенно если напьется так, как ты, сержант.
Один был в погонах, у другого на рукавах алели нашивки.
– Куда это нас занесло, старина, черт бы все побрал? Неужто в доме ни души?
– А почему свет горит? А мальчонка откуда взялся? Эй, хозяйка, давай ужинать, да побыстрее! Сама выйдешь или тебя силком тащить?
– Зачем вы, злодеи, собаку убили? Что вам худого мой бедный Голубь сделал?
Женщина вошла в хижину, волоча за собой обмякшее тело здоровенного белого пса. Глаза у него уже остекленели.
– Да ты погляди, сержант, какие у ней щечки!… Не кипятись, душа моя. Клянусь, у тебя не один голубь, а целая голубятня будет, только ради бога
Не гляди сердито,Будь повеселей,Гнев смени на милость,Свет моих очей, –
пьяным голосом пропел офицер.
– Сеньора, что это за уютное ранчо?
– Лимон, – сердито ответила женщина, раздувая в очаге угли и подкладывая дрова.
– Так это Лимон? Владение знаменитого Деметрио Масиаса? Слышите, лейтенант? Мы в Лимоне.
– В Лимоне? Недурно, сержант. А впрочем, все едино. Коли суждено угодить в ад, так лучше сейчас… благо лошадка у меня добрая. Нет, ты погляди, что за щечки у этой смуглянки. Прямо яблочки – так бы и укусил!
– Да вы, сеньора, наверняка этого бандита знаете. Я сидел вместе с ним в Эскобедской тюрьме.
– Сержант, принеси-ка бутылку текилы [5]: я решил провести ночь в обществе прелестной смуглянки. Полковник?… Охота тебе о нем в такую минуту вспоминать? Да пошел он…! Будет злиться – мне все едино. Ступай, сержант, скажи капралу, пусть расседлает коней и идет ужинать. Я остаюсь здесь… Эй, курносенькая, брось ты яичницу жарить да лепешки греть – с этим и мой сержант справится. Иди-ка лучше сюда. Видишь этот бумажник с деньгами? Весь твой будет. Мое слово – закон. Соображаешь? Я, конечно, поднабрался и охрип малость… В Гвадалахаре я просадил половину, остальные промотаю по дороге. Ну, и что из этого? Мне так хочется! Сержант, бутылку текилы! Ты что дичишься, курносая? Подсаживайся, хлебни глоток… Как так нет? Испугалась муженька… или еще кого? Если он забился куда-нибудь в щель, скажи, пусть выходит… Мне все едино! Я крыс не боюсь, можешь поверить.
Неожиданно в черном проеме двери выросла белая фигура.
– Деметрио Масиас! – с ужасом вскрикнул сержант и попятился.
Лейтенант вскочил и онемел, застыв, как статуя.
– Убей их! – вырвалось из пересохшего горла женщины.
– Извините, приятель, я не знал… Я уважаю храбрецов.
Деметрио, не отрываясь, глядел на пришельцев, и губы его кривились в дерзкой презрительной усмешке.
– Не только уважаю, но и люблю… Вот вам моя рука – рука друга… Как! Деметрио Масиас отвергает ее? Это все потому, что он не знает меня, видит во мне только мою проклятую собачью должность, а не человека. Что поделаешь, приятель? Я – бедняк, а семья большая, ее надо содержать. Пошли, сержант. Я всегда уважал домашний очаг храбреца, настоящего мужчины.
Едва они исчезли, женщина крепко обняла Деметрио.
– Пресвятая дева Халпская, ну и натерпелась я страху! Решила, что тебя пристрелили.
– Сейчас же переберешься к моему отцу, – приказал Деметрио.
Она пыталась задержать его, умоляла, плакала, по он осторожно отстранил ее и мрачно бросил:
– Чует мое сердце – они опять вернутся, но уже всей сворой.
– Почему ты их не убил?
– Не пришел еще их черед.
Она взяла ребенка на руки. Сразу же за порогом они двинулись в разные стороны.
Светила луна, населяя горы смутными тенями. Под каждой скалой, у каждого дерева Деметрио мерещилась скорбная фигура женщины с младенцем на руках. Несколько. часов кряду он поднимался в гору, а когда оглянулся: со дна ущелья, там, у речки, тянулись к небу длинные языки пламени.
Горел его дом.
II
Когда Деметрио Масиас начал спускаться в глубокий овраг, все вокруг еще было окутано мраком. Тропинкой ему служила узкая расщелина между изрезанных огромными трещинами скал и крутым, почти отвесным склоном высотою в несколько сот метров, словно обрубленным ударом гигантского топора.
Ловко и быстро спускаясь, он размышлял: «Теперь федералисты наверняка нападут на наш след и бросятся за нами, как свора собак. Счастье еще, что они не знают здешних троп, спусков и подъемов. Народ в Лимоне, Санта-Росе и других ранчо надежный – никогда не продаст. Разве что в Мойяуа найдется проводник – тамошнему касику не терпится увидеть, как я, с высунутым языком, болтаюсь на телеграфном столбе; из-за этого богатея я по горам и мытарюсь».
Уже занималась заря, когда Деметрио спустился на самое дно пропасти, растянулся на камнях и заснул.
Дробясь на множество крошечных каскадов, журчала река, в зарослях кактусов питайо[6] щебетали птицы и, придавая нечто таинственное безлюдью гор, монотонно звенели цикады.
Проснувшись, Деметрио разом вскочил на ноги, перешел вброд реку и стал подниматься по противоположному склону ущелья. Похожий издали на красного муравья, он карабкался вверх, хватаясь руками за выступы скал и ветви кустарника, упираясь ногами в камни на тропе.
Когда он достиг вершины, солнце залило светом горное плато, превратив его в золотое озеро. Внизу, в ущелье, точно огромные куски хлеба, торчали скалы; утесы, поросшие колючими растениями, походили на головы сказочных негров; питайо застыли, как окоченевшие пальцы великана; деревня нависла над пропастью. А среди иссохших ветвей и голых каменных глыб, как непорочная жертва, приносимая в дар светилу, протянувшему от скалы к скале свои золотые нити, белели напоенные утренней свежестью розы Сан-Хуана[7].
На вершине горы Деметрио остановился, достал висевший на перевязи рог, приложил его к своим толстым губам, надул щеки и трижды протрубил. Кто-то за соседним гребнем ответил на этот сигнал троекратным свистом.
Из-за видневшейся в отдалении островерхой груды тростника и прелой соломы, один за другим, появились босые полунагие люди; их темные, опаленные солнцем тела, казалось, были отлиты из старой бронзы.
Люди торопились навстречу Деметрио.
– Мой дом сожгли, – ответил он на их вопросительные взгляды.
Раздались проклятия, угрозы, брань.
Деметрио выждал, пока друзья отведут душу; потом вытащил из-за пазухи бутылку, глотнул, обтер горлышко рукой и передал соседу. Все поочередно приложились к бутылке, и она быстро опустела. Мужчины повеселели.
– Бог даст, завтра, а то и сегодня ночью мы снова повстречаемся с федералистами, – сказал Деметрио. – Ну, как, ребята, познакомим их со здешними тропками?
Полуобнаженные люди радостно закричали. Снова посыпались отборная брань, проклятья, угрозы.
– Только вот неизвестно, сколько их, – заметил Деметрио, вглядываясь в лица друзей. – В Остотипакильо Хулиан Медина с шестью односельчанами наточили ножи и задали жару тамошним архангелам и федералистам.
– А чем мы хуже ребят Медины? – возмутился здоровенный бородач, черноволосый густобровый мужчина с кроткими глазами, и добавил: – Одно вам скажу. Не будь я Анастасио Монтаньес, если завтра не обзаведусь маузером, подсумком, штанами и ботинками. Это уж точно!… Ты что, Перепел, не веришь? Да во мне полдюжины пуль застряло – вот кум Деметрио не даст соврать. А мне эти пули все равно что леденцы. Ну, все еще не веришь?
![Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/1/4/7/9/8/7/147987.jpg)