случае, я сейчас не могу никуда ехать. Я так обгорела, что еле двигаюсь.
– Ты сильно обгорела? А ты не мазалась тем кремом «Бронза», что тебе положила? Я положила его прямо…
– Мазалась. И все равно обгорела.
– Какой ужас. И где ты обгорела?
– Да везде, просто везде.
– Какой ужас.
– Я это переживу.
– Скажи, а ты говорила с этим психиатром?
– Ну, вроде того, – сказала девушка.
– И что он сказал? Где был Сеймур, когда ты с ним говорила?
– В Океанской комнате, играл на пианино. Он оба вечера играл на пианино, что мы здесь.
– Ну, и что он сказал?
– Да ничего особенного. Он первый со мной заговорил. Я сидела рядом с ним за бинго вчера вечером, и он спросил меня, не мой ли это муж играет в другой комнате на пианино. Я сказала, да, мой, и он спросил меня, не болен ли Сеймур или вроде того. Так что я сказала…
– Почему он это спросил?
– Я не знаю, мама. Наверно, потому что он такой бледный и все такое, – сказала девушка. – В общем, после бинго они с женой спросили, не выпью ли я с ними. И я выпила. Жена его ужасная. Помнишь то кошмарное вечернее платье, какое мы видели в витрине «Бонюит»? Про которое ты сказала, что у тебя должна была бы быть крохотная…
– Зеленое?
– Она была в нем. Бедра – во. Она все спрашивала меня, не родственник ли Сеймур той самой Сюзанне Гласс, у которой салон на Мэдисон-авеню – дамские шляпы.
– Но что он сказал? Доктор.
– А. Ну, ничего такого на самом деле. То есть, мы же в баре были и все такое. Было ужасно шумно.
– Да, но он… ты ему рассказала, что он попытался сделать с креслом бабули.
– Нет, мама. Я не очень углублялась в детали, – сказала девушка. – У меня наверно будет возможность поговорить с ним еще. Он с утра до вечера в баре.
– А он не сказал, что есть вероятность, что он может начать… ну, знаешь… чудить или вроде того? Сделать что-то с тобой!
– Не совсем, – сказала девушка. – Ему требовалось больше фактов, мама. Им нужно знать о твоем детстве… всякое такое. Я же тебе говорила, мы едва могли разговаривать – до того там шумно
– Ну, что ж. Как твое синее пальто?
– Нормально. Пришлось вынуть немного подкладки.
– Как одеваются в этом году?
– Ужасно. Как с луны свалились. Сплошные стразы – на всем, – сказала девушка.
– Как ваш номер?
– Нормальный. Просто нормальный, ничего особенного. Не получилось достать номер, в котором были до войны, – сказала девушка. – Люди ужасные в этом году. Ты бы видела, что за нечто сидит рядом с нами в столовой. За соседним столиком. Такой вид, словно они в кузове приехали.
– Ну, так теперь повсюду. Как твоя нижняя юбка?
– Слишком длинная. Говорила же, слишком длинная.
– Мюриел, я тебя только раз еще спрошу: ты действительно в порядке?
– Да, мама, – сказала девушка. – В девятнадцатый раз.
– И ты не хочешь вернуться домой?
– Нет, мама.
– Твой отец сказал вчера вечером, что он бы с готовностью оплатил дорогу, если бы ты уехала куда-нибудь одна и все обдумала. Ты могла бы устроить отличный круиз. Мы оба подумали…
– Нет, спасибо, – сказала девушка и сняла ногу с ноги. – Мама, этот звонок обойдется в целое со…
– Только подумаю, как ты прождала этого мальчишку всю войну – то есть, как подумаешь обо всех этих очумелых женушках, которые…
– Мама, – сказала девушка, – нам лучше закругляться. Сеймур может войти в любую минуту.
– А где он?
– На пляже.
– На пляже? Без тебя? А он хорошо ведет себя на пляже?
– Мама, – сказала девушка, – ты говоришь о нем, словно он какой-нибудь маньяк…
– Ничего подобного я не сказала, Мюриел.
– Ну, так это прозвучало. То есть, он там просто лежит. Не хочет снимать халат.
– Не хочет снимать халат? Почему?
– Я не знаю. Наверно потому, что такой бледный.
– Господи, ему нужно солнце. Ты не можешь его заставить?
– Ты же знаешь Сеймура, – сказала девушка и снова положила ногу на ногу. – Он говорит, что не хочет, чтобы всякие дуры пялились на его татуировку.
– У него нет никаких татуировок! Он что, в армии наколол?
– Нет, мама. Нет, что ты, – сказала девушка и встала. – Послушай, я, может, тебе завтра позвоню.
– Мюриел. Ну-ка, послушай меня.
– Да, мама, – сказала девушка, переместив вес на правую ногу.
– Немедленно позвони мне, если он сделает или скажет хоть что-нибудь этакое – ты понимаешь, о чем я. Ты меня слышишь?
– Мама, я не боюсь Сеймура.
– Мюриел, я хочу, чтобы ты пообещала мне.
– Ну, хорошо, обещаю. Всего доброго, мама, – сказала девушка. – Скажи папе, я его люблю.
Она положила трубку.
– Сэр мой глаз, – сказала Сибил Карпентер, приехавшая в отель с мамой. – Где сэр мой глаз?
– Зайка, хватит это повторять. Мамочка от этого на стенку лезет. Стой смирно, пожалуйста.
Миссис Карпентер смазывала маслом для загара плечи Сибил, растирая по тонким, точно крылышки, лопаткам девочки. Сибил неустойчиво сидела на надувном пляжном мяче, лицом к океану. На ней был канареечно-желтый раздельный купальник, верхняя часть которого была ей без надобности еще лет на десять вперед.
– И ведь у нее обычный шелковый платочек – я вблизи рассмотрела, – сказала женщина в шезлонге возле миссис Карпентер. – Знать бы, как она его так повязала. Просто загляденье.
– Загляденье, как вы рассказываете, – согласилась миссис Карпентер. – Сибил, стой смирно, зайка.
– Где сэр мой глаз? – сказала Сибил.
Миссис Карпентер вздохнула.
– Ну, ладно, – сказала она и закрутила крышечку на бутылочке с маслом для загара. – Беги, давай, зайка, играй. Мамочка пойдет в отель и пропустит по мартини с миссис Хуббель. Принесет тебе оливку.
Вырвавшись на свободу, Сибил тут же припустила на ровную часть пляжа и направилась к Рыбачьему павильону. Она лишь задержалась, чтобы сунуть ножку в рыхлый, осевший замок, и вскоре вышла за территорию, предназначенную для постояльцев отеля.
Она прошла порядка четверти мили, а затем вдруг бросилась вприпрыжку по мягкой части пляжа. И резко остановилась возле молодого человека, лежавшего на спине.
– Вы пойдете в воду, сэр мой глаз? – сказала она.
Молодой человек вздрогнул, его правая рука потянулась к отворотам махрового халата. Он перевернулся на живот – с глаз упало скатанное полотенце – и прищурился на Сибил.
– Эй. Привет, Сибил.
– Вы пойдете в воду?
– Я ждал тебя, – сказал молодой человек. – Что нового?
– Что? – сказала Сибил.
– Что нового? Что у нас в программе?
– Завтра папа прилетит на сумалете[Для редактора/корректора: намеренная опечатка], – сказала Сибил,