class="p1">— Боги милостивые, — выдохнул, хватаясь за сердце. — Это же…
— Девочка, да. Вот кого ироды Сварога замучили, чтобы Топь растревожить. Безвинное дитя в жертву принесли.
И под клубившееся тучами небо взметнулся плач.
Рухнув на колени, Забава прижала к себе завернутое в окровавленные тряпки тельце и закричала так, что у него сердце сжалось в горький комок. Вся скорбь мира звучала в этом надсадном звуке, бритвенно-острыми шипами вонзалась прямо в душу, полосуя ее на кровавые ошметки.
Вынести такое невозможно!
Не выдержав, Властимир зажал руками уши, но все равно слышал надрывное:
— Миленькая моя… Хорошая! Прости-и-и…
Девушка заходилась плачем. Тряслась вся, как в ознобе, вскрикивала… И лес рыдал вместе с ней. Сочился кровавой болью и горечью по загубленной душе, взывал к богине, которая не могла услышать своих детей.
А Властимир по-прежнему не мог двинуть даже пальцем, только смотреть. От холодного пота рубаха насквозь вымокла. И время казалось ему вечностью, полной невыносимой агонии.
Но так же резко плач смолк.
Такая тишина наступила, что подумалось — оглох совсем.
Вот только долго это не продолжилось: в воздухе задрожал тонкий детский голосок. Властимир не мог понять слов, только то, что девочка в ярости. Она кричала шепотом, сыпала угрозами и проклятиями, а в ответ ей зазвучала… колыбельная?
Он даже головой тряхнул — не мерещится ли? Но нет, Забава действительно пела! Раскачивалась из стороны в сторону, баюкала мертвую и дрожащим голосом выводила мелодию. Простенькую совсем, неловкую… Но не прошло много времени, и детские крики стали не такими злобными. А потом и вовсе начали стихать, пока не замолкли совсем.
Над ухом раздалось облегчённое:
— Сумела…
Голос Ягини шелестел пеплом. Лес тоже очнулся, заскрипел. А Забавушка все сидела на земле, покачивая спеленатое тельце. И мавок нигде не видать. Железные пальцы ведьмы разжались, и Властимир почуял свободу. Не помня себя, рванул к девушке. Упал рядом на колени и обнял, давая почувствовать, что она не одна.
Но Забавушка это едва ли поняла.
Плакала навзрыд, и слезы одна за одной падали на кровавую ткань. Совсем, бедняжка, маленькой была, не старше пяти вёсен.
От пронзивший насквозь жалости пропало дыхание.
Как наяву Властимир представил вдруг страдания малютки, ее дикий ужас и боль. Насколько же они были огромны, что мавки вышли из своих болот и, пересилив молитвы волхвов, бросились душить людей. Хотели добраться до зачинщиков.
— Они будут умирать долго, — пообещал не своим, севшим от хрипа голосом, — головами зачинщиков я украшу Топи. Но прежде надо похоронить ее.
Забавушка громко всхлипнула, но все же отдала дитя. И хоть девочка ничего почти не весила, а показалось, будто вся тяжесть земли в его руки легла. Поднявшись, Властимир побрел к краю полянки, туда, где сверкали желтые глаза лютоволка.
Зверь тоже крутился рядом, и не один. Прижавшись к земле, жалобно мявкал Баюн. И даже в сумраке ночи князь видел крупные слезы, катившиеся из кошачьих глаз.
Горло вновь сдавило судорогой. Но, собрав остатки воли, Властимир сказал так почтительно, как умел:
— Веток надо. Прошу, помогите собрать…
Топь всколыхнулась могучей волной. Не только Серый и Баюн, все болото кинулось исполнять просьбу. Деревья стряхивали с себя высохшие прутья, присмиревшие мавки волокли их ближе, складывая в одну большую кучу. С ними трудилась и Забава. Из колючих лоз сплетала венок, украшая его кровью из своих разодранных пальцев и тихой молитвой.
Не прошло много времени, как погребальный костер был готов.
И хоть руки дрожали, но Властимир заставил себя уложить погибшую на землю и, стянув рубаху, заново обернуть ее в чистую ткань.
Ужасно было видеть искалеченное тело! Но он заставлял себя смотреть очень пристально. Князь должен видеть, к чему приводят ошибки. Запомнить крепко накрепко каждую ранку и ожог, чтобы потом, глядя в перекошенные лица волхвов, не испытывать ни капли сомнений.
Очень скоро в Топях будет порядок.
А пока… Властимир перенес страдалицу на собранные ветки. Забава уложила рядом венок, перевитый затрепанной светлой ленточкой.
— Теперь все будет хорошо, ты свободна, — прошептала сквозь слезы.
И, поцеловав в лоб, отошла в сторону, уступая место Ягине. Та говорить не стала — молча высекла между пальцев искры. А Властимир прижал Забавушку к себе, глядя как разгорается пламя.
Его гибкие языки взвились к небу, будто это душа устремилась ввысь. А может, так оно и было.
Озарилась вся поляна, до самого краешка, и на миг Властимиру показалось, что он видит не гнилую Топь, а шёлковый ковер зелени, испещренный невозможной красоты цветами. Деревья распрямились, сбросив с себя удавку колючей лозы. Зашумели густые кроны, запели в них птицы, а из-за мощных стволов выступили животные, о которых он знал только по сказаниям. И громадный зубр тут был, и длинноногий рогатый лось… По веткам запрыгали рыжие огоньки — белки, задрожали птичьи трели. А мавки превратились вдруг в женщин дивной красоты — светлокосых и ясноглазых.
Вместо ледяного ветра лицо обмахнул нежный сквознячок — словно медовый хмель в воздухе разлился.
Властимир успел сделать лишь один жадный вздох, но так же быстро видение растаяло. Снова пришла гнилостная вонь болот, краски обернулись серым пеплом, а деревья высохли и покрылись колючками.
— Да, так выглядели Сады Лады, когда она была живой, — проскрипела Ягиня.
И украдкой отерла слезы.
— Пойдёмте уже. Огонь дальше сам всё сделает. А вам пора покинуть Топь, пока она дозволяет.
Но не успели они дойти до края полянки, как болотистая земля разверзлась, и выплюнула им навстречу лошадиный скелет, а сверху перепачканного бес знает чем мужика. Волосы его были седы, а взгляд дикий и бессмысленный.
Девичьи плечи под его ладонью напряглись. Мелко задрожали.
— А это что за чучело? — зарычал Властимир, крепче прижимая Забаву.
— Пес черный! — зашипела Яга. — Один из тех, кого мои руны показывали!
— Что?!
А Забава едва слышно прошелестела:
— Это кмет Белозерки. Спасаясь от него, я к тебе пришла, князь…
Сказала — как ледяной водой окатила. Значит, не просто так девица в его покои забрела. Он догадывался, но слышать это было неприятно. Мужик будто понял, что про него речь. Тоненько взвизгнул и попытался на карачках удрать под куст, но колючая трава крепко держала жертву. Ягиня чуть повернула посох, направляя свет на выродка.
— Вижу его гнилое нутро, князь. Много боли причинил он честным девушкам. Во многих смертях повинен. Топь чует его грешную душу и принесла к тебе на суд.
Кмет заверещал от страха, а в вонь болотного воздуха вклинились едкий аромат мочи.
Ягиня же только сплюнула.
— Заберешь с собой подарок аль