если бы их ночь прошла как до́лжно, то после всего он бы не вспомнил о светлокосой девушке, она бы так и осталась оной из многих. Но случилось иначе.
— Приведи ко мне трех волхвов, — велел стражнику. — Выбери тех, кто нас встречал, а я пока с Гарнилой потолкую.
Пересвет кивнул и скрылся из виду.
А Властимир отправился дальше. Надо как следует разобраться, что здесь происходит. Без всякой жалости выпытать правду, а если понадобится, то казнить тех, кто поперек княжьего слова пошел. И чтобы разобрать этот змеиный клубок, уйдет не один день.
* * *
Забаве совсем не хотелось просыпаться.
Если бы не нужда до ветру сходить, то и дальше бы лежала, но резь в животе заставила распахнуть глаза. Но едва надумала сесть, как под руку сунулась косматая волчья башка.
— Здравствуй, Серенький, — шепнула Забава и сама испугалась хриплости голоса.
Ссохлось ее горло от плача и криков. Занемело намертво.
Лютоволк тихонько заскулил. Снова подпихнул мордой и навострил уши в сторону накрытого стола. Был там и кувшин с питьем, и лепешки — голод унять. Однако есть не хотелось. Уснуть бы снова… Ничего не помнить и ни о чем не думать.
Только ее возня не осталась незамеченной. Дверь приоткрылась, и послышался голос стражника.
— Доброго дня, Забава. Прислужница сейчас будет.
И ее снова заперли.
Ну и ладно… Подождет немного. Надо бы до этого времени хоть косы переплести, но… не хотелось. Только и заставила себя за ширму сходить, и то лишь из-за боли внизу живота. Даже воспоминания о том, что сдох ненавистный ей кмет, не согревали сердце.
Слишком свежи еще воспоминания о том, через что прошлось пройти бедной девочке. Как ядовитая заноза сидели они под сердцем, бередили тяжкие думы. Ведь не одна она такая. Сколько еще несчастных терпят муку? Да, сейчас Властимир найдет и накажет виноватых. А как же другие? Ведь они есть!
Дверь снова заскрипела, и в горнице тенью возникла чернавка. Та самая, что сказала Забаве о пропаже. И теперь было понятно, кто сгинул.
Едва их взгляды встретились, как из глаз женщины брызнули слезы.
— Моя… моя Росинка. Жива? — всхлипнула, прижимая руки к груди.
И ведь знает же ответ! Но так отчаянно цепляется за надежду… Забава понурила голову. Не могла заставить себя сказать правду, однако прислужница поняла без слов. Как пьяная, дошла до стола и принялась бестолково сгребать чистые миски.
— Сейчас госпожа, я приберу…
А голос как у мертвой. И движения рывками, будто ноги-руки привязаны к ниткам, за которые дергают. Забаву так и перетрясло. Нельзя так! Нужно помочь, суметь объяснить, что душа ее дочери свободна, а виновные понесут наказание.
Но пока она думала, как помочь, прислужница обернулась. И столько много боли было в ее взгляде — аж дурно стало.
— Отпусти меня, госпожа. Молю… — шепнула женщина.
Видно, ей нужно сейчас побыть в одиночестве. И Забава торопливо кивнула.
— Я… от-отпускаю. Будь свободна.
Прислужница побрела к двери, но на пороге снова обернулась.
— Одна доченька у меня была. Самая любимая, ненаглядная… Спасибо, госпожа.
Миски с грохотом посыпались на пол, и женщина упала вслед за ними. С криком Забава бросилась на помощь. Но путь ей загородили стражники и лютоволк.
— Не смотри, дурочка, — ворчал Пересвет, оттесняя ее обратно к постели. — Ничем ты не поможешь…
— Она мертвая?!
Воин ничего не сказал, но в его молчании Забава услышала ответ. В бессилии упала на постель и закрыла лицо ладонями. Рядом вертелся лютоволк, тихонько поскуливал. Жалел… А лучше бы загрыз!
Плечо осторожно тронули.
— Забава, — мягко пророкотал Властимир. — Посмотри на меня…
Но, не дождавшись ответа, сел перед ней и развел ее ладони в стороны. Из-за застилавших взор слез мужское лицо было просто пятном. Забава хотела отвернуться, однако князь не позволил. Аккуратно вытер с ее щек мокрые дорожки.
— …Знаю, тебе жаль ее. И все же подумай вот о чем: теперь мать и дочь в мире, который лучше нашего. Они вместе и никогда не разлучатся.
— Так ли это, князь? — горько возразила Забава, — Или женские души без своей защитницы проживают те страдания, что и в земной жизни?
Дерзкие речи! Властимир мог и плетью за такое наградить. Имел право. Но вместо этого обронил лишь:
— Всегда нужно надеяться на лучшее…
И, вновь огладив по щеке, добавил:
— …А сейчас тебе надо поесть. Даже, если не хочется.
Нутро скрутилось в свинцовый ком, но Забава не стала противиться, когда Властимир подвел ее к столу и усадил, но не на лавку, а к себе на колени. Послушно глотала пищу, принимая ее из мужских рук, и уж готовилась снова бежать за ширму — опустошить желудок, — однако князь остановился прежде, чем ей стало худо.
— Вот умница, — похвалил.
Но не отпустил на волю, а наоборот — прижал крепче и всей пятерней провел по спине.
— …Нам нужно провести здесь еще два дня. Волхвы не слишком разговорчивы, каждое слово клещами вытягивать приходится, — ухмыльнулся зло. — Но ни один из виновных не уйдет от наказания.
— Или их защитит Сварог…
Мужчина напрягся. Забава чуяла его недовольство — не привык князь, чтобы ему перечили. Да еще безродная девка для утех. Однако или Властимир посчитал, что она головой повредилась, или просто не захотел спорить.
— Вот и посмотрим, как оно будет, — ответил уклончиво. — И еще — с этого дня в поселении останутся работать лишь мужчины. А женщинам и детям тут делать нечего.
Ну хоть так…
Сказав это, Властимир поднялся и перенес Забаву на постель. Так легко, как будто пёрышко в его руках лежало. Заботливо поправил подушки, укрыл своей меховой накидкой. Такой теплой, пахнущей ветром и вкусным мужским духом.
— Ежели захочешь погулять — скажи воинам, они проводят. Серый, идем, — позвал лютоволка, — помощь твоя нужна.
И удалился — только тень в дверях мелькнула. А Забава крепче завернулись в мех. Не хотелось ей ни гулять, ни есть. Будто вся тяжесть мира навалилась на плечи, и каждый вдох давался с трудом. Перед глазами так и осталось маячить тонкокостная фигурка женщины, распластавшейся на полу. И никакого облегчения не было на ее осунувшемся лице, а из полуприкрытых глаз, казалось, вот-вот брызнут слезы.
А вот была бы Лада жива… все случилось бы по-другому!
Стоило об этом подумать, как изнутри будто солнышком согрело. Забава затаила дыхание, наслаждаясь драгоценными мгновениями. Но так же быстро тепло ушло, оставив после себя лишь горечь по утраченному. А кроме того — невыносимое желание пережить это снова.
* * *
— Ай, какая умница