Джонни?.. Джонни Брайан? Этот красавчик!
И з а б е л ь (со знанием дела). Да, даже такой красавчик может быть трясогузкой.
Л у и д ж и (немного помолчав, корректно). Но о мертвых, кажется, говорят только хорошо.
И з а б е л ь. Джонни был только ветерок… безобидный, тихий ветерок, совсем не вихрь, как… как… (Пристально глядя на Луиджи.) Как ты.
Л у и д ж и. Как я?!
И з а б е л ь. Что я говорю — вихрь! Нет, не вихрь — тайфун… циклон… ураган!
Л у и д ж и. Я… я тайфун? (Сбитый с толку.) Ты это серьезно?
И з а б е л ь (с мольбой сжимая руки). Ну обними же меня! Обними свою милую женушку!..
Л у и д ж и (опомнившись). Я лучше дам отсечь себе руки.
И з а б е л ь (страстно). Ну обними… обними… обними!
Л у и д ж и (рычит). Я так обниму, что душа из тебя вон!
И з а б е л ь. Пускай, пускай!.. Ну поцелуй же свою девочку!
Л у и д ж и. Нет!
И з а б е л ь. Луиджино!.. Ну не ломайся!
Л у и д ж и (слабея). Нет… Нет! Никогда!
И з а б е л ь. Луиджи! (Топнув ногой.) Не упрямься! А то я рассержусь!
Л у и д ж и. Отстань! Ты мне противна!
И з а б е л ь (страстно). Ты еще раздумываешь?! Ну и балда!
Л у и д ж и. Оставь меня в покое! (Он борется с собой из последних сил.) Видеть тебя не хочу.
И з а б е л ь. Помнишь, как нравились тебе мои поцелуи?
Л у и д ж и. Ничего я не помню.
И з а б е л ь. Они как лесной мед, говорил ты мне!
Л у и д ж и. Как яд!.. Как настоящий яд!..
И з а б е л ь. Так попробуй! Вкуси этот яд! (Подставляет губы.) Пей свой сладкий яд!
Л у и д ж и. Ах ты… ты… Ты бестия! (Стремительно притягивает ее к себе, и они замирают в долгом поцелуе.)
И з а б е л ь. А теперь скажи: «Я все еще люблю тебя, Изабель».
Л у и д ж и. Я все еще люблю тебя, Изабель!
И з а б е л ь. Страстно… безумно… отчаянно…
Л у и д ж и (как в дурмане, послушно повторяет). Страстно… безумно… отчаянно…
И з а б е л ь. Совершенно так же, как прежде…
Л у и д ж и. Совершенно так же, как прежде…
И з а б е л ь. И мое сердце принадлежит только тебе, Изабель…
Л у и д ж и (произносит словно покаянную молитву). И мое сердце принадлежит только тебе, Изабель…
И з а б е л ь (с легким нажимом). И никому другому!
Л у и д ж и. И никому другому!
И з а б е л ь. И еще вот что. (Строго.) И ноги у Изабель не кривые…
Л у и д ж и (словно эхо). И ноги у Изабель не кривые…
И з а б е л ь. Они никогда не были у нее кривыми…
Л у и д ж и. Они никогда не были у нее кривыми…
И з а б е л ь. И никогда глаза ее не косили!
Л у и д ж и. И никогда глаза ее не косили!
В камере тихо, как в церкви.
И з а б е л ь (бросив искоса взгляд на Луиджи). Что это ты так на меня смотришь, Луиджи?
Л у и д ж и. Я?.. (Униженный, но счастливый.) Я… я вообще не смотрю…
И з а б е л ь. Нет, смотришь! И именно так, как глядел на меня, когда мы впервые встретились!
Л у и д ж и (вспоминает). Ты покупала тогда черные тюльпаны… А я — зеленый салат…
И з а б е л ь. Вот и сейчас у тебя тот же взгляд. Те же глаза!..
Л у и д ж и. Какие глаза?
И з а б е л ь. Ну такие… постельные!.. Ты тогда так уставился на меня… а я стою и чувствую, как с меня словно спадает одежда… ты меня взглядом своим раздевал. И я заметила, как горели у тебя уши!
Л у и д ж и (мечтательно). А за углом была маленькая гостиница…
И з а б е л ь (деловито). Третий этаж, комната сто четыре.
Л у и д ж и. Зашли мы туда на часок, а вышли через три дня.
И з а б е л ь. Пошел дождь… И ты купил мне зонтик.
Л у и д ж и. С серебряной ручкой… Мой первый подарок. А ты обиделась!
И з а б е л ь. Я думала, что это все… Как же — целых три дня и только один зонтик!
Л у и д ж и. Эти три дня я не забуду до самой смерти.
И з а б е л ь. За те три дня все увяло: и мои тюльпаны, и твой салат… Но у тебя все время горели уши.
Л у и д ж и. Они и сейчас горят! Madonna mia… этого я уж не выдержу! (Направляется к электрическому стулу. И садится на него, как в спасательную лодку.) Изабель!.. Привяжи!
И з а б е л ь. Что?..
Л у и д ж и. Разве ты не слышишь?.. (Кричит.) Привяжи меня к стулу! Немедленно!..
И з а б е л ь. Не сходи с ума.
Л у и д ж и. Привязывай… Потому что я за себя не ручаюсь!
И з а б е л ь. Успокойся… (Ласково гладит его.) Что с тобой?
Л у и д ж и. Если не привяжешь — будет худо!.. Увидишь!
И з а б е л ь. Ты так сильно по мне истосковался?.. А ведь мы тут с тобой совсем одни, Луиджи…
Л у и д ж и (страдальчески). Тут невозможно. Ведь, это камера смерти, а не гостиница!
И з а б е л ь. Сюда никто не войдет!
Л у и д ж и. Тюремщик смотрит в замочную скважину… На коленях молю тебя, привяжи! (Он весь покрылся испариной, задыхается.) Этот ремень сюда… этот туда… теперь руки… одна… другая… Нет, не тут! На запястье… А этот ремень через грудь… Скорей, скорей… поторапливайся!
И з а б е л ь. Я не умею это делать!.. Фу!.. Разве я палач?
Л у и д ж и. Не разговаривай… делай, что тебе говорят! У тебя получается неплохо… Так. Хватит. Ноги, пожалуй, не надо… И не отвязывай, пока ты тут!
И з а б е л ь (с отвращением берет капюшон смертника). Ты и это хочешь надеть?
Л у и д ж и. Нет, не надо. Я хочу смотреть на тебя… (Благоговейно.) Только смотреть, Изабель.
И з а б е л ь. Смотреть… смотреть… Ну и смотри, балда! (Сердито садится на койку.) В другой раз принесу тебе бутылку брома.
Тишина. Изабель недовольна. Она закуривает сигарету. Луиджи, привязанный ремнями к электрическому стулу, словно прикованный к скале титан Прометей, завороженно глядит на жену.
Л у и д ж и. Ты прекрасна, Изабель… Ты самая красивая, самая лучшая из всех женщин, которых я знал в своей жизни!
Изабель курит с равнодушным видом.
И такая… такая чистая!..
И з а б е л ь (сухо). Ты немного преувеличиваешь, Луиджи.
Л у и д ж и. Чистая, как утренний залив, когда в нем загорается первый солнечный…
И з а б е л ь. Нет, я не утренний залив. И тебе это известно!
Л у и д ж и. Ты плохо знаешь себя. (Горячо.) Ты лучше, чем сама о себе думаешь!
И з а б е л ь. Перестань, иначе я расплачусь. И вступлю в Армию спасения… Буду ходить с кружкой…
Л у и д ж и. Я никогда не переставал любить тебя, даже… даже когда больше всех ненавидел… (Стыдливо.) Достаточно мне только о тебе подумать… достаточно мне услышать твой голос и… и…
И з а б е л ь. И что же?
Л у и д ж и. И… и у меня сразу начинают гореть уши.
Изабель вдруг от души рассмеялась.
(Он чувствует себя задетым.) Тебе смешно?
И з а б е л ь (смеясь). Ты словно Пепел!.. Ну совсем как Пепел!
Л у и д ж и. Как кто?
И з а б е л ь. Как шимпанзе Пепел… любимая обезьянка Эдди Райса!
Л у и д ж и (кисло). Того певца, что все время разводится?
И з а б е л ь. Когда он шестой раз женился, Пепел так рассвирепел, что искусал и исцарапал его всего!.. Представляешь, Эдди два месяца не мог выступать.
Л у и д ж и. А я и не знал, что обезьяны ревнуют.
И з а б е л ь. Точно так же, как ты. Пришлось даже удалить у нее какие-то нервные центры… (Как бы мимоходом.) Операцию делали в «Санта