Карл приходит домой и, пообедав, видимо, ложится спать. Он очень устал. Вечереет немыслимо долго: вислоухие тени мусолят время. Месяц смотрит доносчиком, и Ваану кажется, что тот хочет прочесть его мысли.
Наконец в два часа ночи в окне появляется фигура заряжающего пистолет Карла. Потом его тяжелые сапоги гремят вниз по лестнице. Ваан выходит навстречу.
— Кто тут? — гремит выстрелом.
— Это я, господин комендант! Духота, не спится. Если вы в город, могу подвезти.
Ваан в глазах Карла человек порядочный, к лагерным делам непричастный.
— Ладно, пошли, — решает Шпиллер и проходит вперед.
— А-а-а… — раздается глухой вскрик. Потом наступает тишина.
На балконе вырастает тень. Луна скользит над крышей. Тишина — долгая, полная ужаса. Над трупом склонилась женщина в ночной рубашке.
— Ты все-таки убил его, — точно из колодца доходит до Ваана глухой голос Хильды.
— Я исполнил свой долг! Я должен был это сделать…
— Уйди!..
2
Пленные рассеялись группами по ближним лесам и перелескам. Договорились встретиться на польской границе, а там соединиться с местными патриотами. Таково было решение подпольной организации лагеря. До границы никто не дошел. Преследуемый немцами безоружный почти отряд в триста человек растаял подобно кусочку сахара в ведре воды.
На рассвете была окружена будка стрелочника, где укрылись Ваан и Одинец. Обойма «парабеллума» опустела. Восемь пуль уложили троих и тяжело ранили четвертого. Одинец был убит. Ваану скрутили руки и, молотя прикладами, погнали в комендатуру. Убежал бы, если б не пуля в бедре. Били, били, били… Потом увезли в больницу. Там Ваан и очнулся. В отношении к военнопленным сквозила какая-то настораживающая предупредительность, граничащая с вежливостью.
Через несколько дней в сопровождении коменданта в палату вошел штурмбанфюрер СС.
— Хайль Гитлер! — рявкнул он.
Никто не ответил.
— Ви меня не слушайт?! Ви все здесь умирайт!.. — пригрозил эсэсовец.
Ответа опять не последовало.
— Фюрер бог! Фюрер велик! — вытянулся эсэсовец и стал разглядывать через пенсне лежащих на полу раненых, то и дело похлопывая стеком по ладони левой руки. Подошел к Ваану.
— Ви герой. Ми любим герой. Ми хотить вам лучший жизнь. А ви обязан слушайт нас и служить. Великая Германия ошень любит герой шеловек. Ви их хорошо лечиль, герр доктор. Хайль Гитлер!..
Завершив тираду, штурмбанфюрер поспешил покинуть палату. Что нужно этому нацисту? Военнопленные должны послужить Германии? Как бы не так!
Немцы продолжали заигрывать с пленными. Те видели в этом что-то недоброе. Как-то Ваана отвели к штурмбанфюреру Брауну. Уставившись на пленного, он приветливо протянул руку.
— О, я ошень рад видеть герой, — начал он, — я тебя избавляйт от смерть, не пускайль, чтобы тебя убить…
— Благодарю, — сказал Ваан.
— О, ви ошень элегант, я ошень рат…
— Говорите со мной по-немецки, не то мы не скоро поймем друг друга.
— Вы знаете немецкий? Прекрасно!
— Выучился.
— Тогда поговорим без формальностей, — сменил любезный тон штурмбанфюрер на грубую откровенность. — Вы армянин? Каковы настроения среди армян?..
— А вам не ясно, герр Браун? У армян одна родина на свете — Айастан, неотъемлемая часть Советского Союза.
— Мы хотим освободить Армению…
— От кого? — спросил недоуменно Ваан.
— От коммунистов, — отчеканил Браун.
— А вы спрашивали об этом у самих армян?
— Что?! — вскричал штурмбанфюрер. — Этого еще не хватало.
— Армяне давно определили свое место в этом и во всех последующих испытаниях, герр Браун.
Тяжело дыша, эсэсовец сделал шаг вперед. Казалось, он сейчас ударит, но он криво усмехнулся и сел.
— А о себе что скажете?
— То же самое.
— А именно?..
— Где мой народ, там и я. Его борьба — моя борьба.
— Отлично! — процедил сквозь зубы Браун. — Отлично.
Затем нажал кнопку звонка. Вошли два рослых штурмовика и замерли за спиной у пленного.
— Надо постараться, чтобы герр лейтенант стал нашим другом… Обработать!
Один из штурмовиков схватил Ваана за ворот и поднял со стула. Другой распахнул дверь.
«Обрабатывали» несколько дней кряду. В больницу Ваан уже не вернулся. Большую партию пленных перевезли в товарных вагонах в Польшу, в концентрационный лагерь близ города Возня, именуемый «Возненский учебный пункт».
— Национальность?
— Армянин…
— В распоряжение Брауна.
Так Ваан оказался среди земляков. Более полутора тысяч военнопленных находились за колючей проволокой. Поползли слухи об армянском легионе.
— Какой еще легион?
— И что он будет делать?
— Воевать с Советским Союзом.
— Ну да?..
— Вот-те и «ну да»!..
«Выходит, — раздумывал Ваан, — я должен воевать против своих. Против самого себя. Чушь!»
В таком душевном смятении Ваан неожиданно встретился с подполковником Саядяном, знакомым ему еще по Еревану лектором университета. Добро! Они быстро поняли друг друга. Судьба свела их снова. Надо бороться! В Возненском концлагере создавалась подпольная организация. Руководство ею взял на себя подполковник Саядян.
Были на учебном пункте и отпетые негодяи — «охотники» за врагами рейха. Малейшее подозрение — и пленных расстреливали. Саядян принял меры предосторожности: несколько провокаторов было ликвидировано.
Пропагандистская машина немцев обрабатывала умы военнопленных. Командным составом занимался лично Браун.
Ежедневно на пункт прибывали все новые партии пленных. Прибывшие, хоть и осторожно, искали — кому бы открыться. Пора было действовать.
Весь день, непрестанно ругаясь, бродил по плацу ленинаканец Хев Минас. Он один никого не боялся. Хев по-армянски — тронутый.
— Эй, слыхали новость?
— Что там еще?..
— Вызвали меня к начальнику.
— Тебя-то зачем, Минас?..
— Спрашивает он, значит, кто я по профессии. Я и говорю — кузнец. Говорит, сменить надо тебе профессию. Теперь не подковывать, а пленным под ноги обмылок подбрасывать надо.
— Что ты там мелешь, Минас?
— Муку для таких, как ты, ослов. Или не ясно тебе, о чем я говорю?
— А короче?
— Короче — чтобы шпионил я…
— Вот как! — унялся собеседник Минаса. — А ты что ответил?
— Ладно, сказал, дорогой начальник, всю жизнь о такой работе мечтал. Большое вам спасибо. Будет сделано, — кто что скажет, так я вам сразу и донесу. Уж очень они все обрадовались. Как там этого чернявого поганца зовут? Да, Браун; так он меня еще и папиросой угостил, и по спине похлопал: «Молодец, армен…»
— А что потом?..
— Вчера пошел я к нему. Сказал, новость есть. Завел он меня в заднюю комнату, окна закрыл и засел писать, что скажу. Говорю, что Сехпосяну Сехпосу ночью сон приснился, и он мне его рассказал, будто навестил Гитлер наш лагерь, принес буханку белого хлеба и кусок апаранского сыра, дал мне, наелся я. А как глаза протер, гляжу — съел половину соломы из своей подушки. Этот Браун обиделся, сказал — такие вещи нас не интересуют, сказал, узнавай, кто ругает Гитлера, кто недоволен нами. Я знал тут одного, что вербовкой занимается, уж больно он весел был в последнее время. Так я его и назвал…
— Кто, кто это?..
— Никаких «кто». К стенке его уже поставили. А теперь я вам скажу по секрету, если хоть один из вас при мне не будет ругать Гитлера, того я Брауну, этому дьяволу, назову следующим.
И отошел, напевая:
Там, где плещет Арпачай,Я влюбился невзначай!Где ты, милая, приди,Припади к моей груди…
Подполье зашевелилось. При невыясненных обстоятельствах исчезла двое военнопленных, один из них — Арто, ходивший в надзирателях. Расследование немцам ничего не дало. По лагерю поползли слухи, что Арто предатель и доносчик, виновник многих арестов. Не дремал и враг. Штурмбанфюрер снова вызвал Ваана. Принял его подчеркнуто любезно. Из-за стола навстречу поднялся. Пенсне снова заняло свое место, и правый глаз Брауна увеличился вдвое, нет, втрое.
— Слушаю вас, герр Браун…
— Есть у меня одна идея, так сказать, план большого начинания. И вы должны помочь мне. Это в ваших силах.
Браун поделился своей «идеей». Разговор шел о превосходстве германской расы, о «новом порядке» в Европе. Говорил в основном Браун:
— Не к чему нашим друзьям, военнопленным армянам (Ваан отметил про себя, что Браун именно так и выразился — нашим друзьям)… работать в тылу, на шахтах или рудниках ради куска хлеба. Не разумней ли будет создать из советских военнопленных легионы, в том числе и армянский… вооружить их и отправить на фронт — воевать с большевизмом?! Фюрер умеет ценить храбрых, — по лицу эсэсовца расползлось подобие улыбки, — к тому же вы, армяне, арийцы… уж это-то мне доподлинно известно, герр Чобанян…