лекцию об угольной зубной пасте, в чьи полезные свойства не верил. Так и сказал: «Я в это не верю». Будто это пасхальный кролик. А когда я начала смеяться, еще больше вышел из себя: «ГИГИЕНА ПОЛОСТИ РТА – ЭТО НЕ ШУТКИ, НАОМИ».
В отместку он спрятал всю мою обувь, и на поздний завтрак с Брэнди мне пришлось идти в тапочках. Так что я тоже взяла его туфли, в которых он каждый день ходит на работу, крепко завязала шнурки и капнула в центр суперклеем. Наблюдение за процессом распутывания и, как следствие, резким ухудшением настроения, попало в список пяти самых важных событий из жизни Наоми Уэстфилд. И хотя он в итоге строительным степлером пришлепнул все мое нижнее белье к потолку моей же спальни, я об этом не жалею.
«Барахолка» официально отошла в мир иной, а я официально оказалась безработной, так что по утрам больше вставать смысла нет, разве что устроить Николасу очередную диверсию. Теперь я уделяю этой задаче все внимание на сто процентов. Нет, правда, если бы не возможность ему насолить, сейчас я, наверное, уже с головой ушла бы в глубокую депрессию.
Над этим я и размышляю, опуская руку моего спящего жениха в миску с теплой водой и на цыпочках возвращаясь в коридор.
Десять минут спустя до меня доносится восхитительный вопль. С улыбкой я помешиваю фруктовые хлопья. День обещает быть отличным! Проверяю телефон где-то в пятидесятый раз за час, надеясь, что там обозначился пропущенный звонок, сообщение от «Принт-райт», магазина канцтоваров в Фэрвью, которые ищут сотрудника на ресепшен на четыре дня в неделю по шесть часов. Оплата смехотворная, но они хотя бы не требуют пятнадцать лет опыта работы секретарем и диплом бакалавра. Вы даже не представляете, сколько предложений без опыта работы я обвела в газете, а потом по телефону услышала, что им нужен диплом и полвека стажа в их конкретной области.
Так что достаточно сказать, что поиски работы продвигаются так себе. Время от времени Николас сквозь зубы бурчит что-то о множестве рабочих мест в Мэдисоне и как сильно изменились бы наши жизни, прими он тогда то предложение, но все это лишь вызывает во мне упрямое желание доказать, что он ошибается. Я обязательно найду работу здесь. Найду свое предназначение и смогу самореализоваться. И буду вся такая самореализованная, что ему дурно станет.
Николас заходит в кухню с пустой миской в руках. Вид у него какой-то растерянный.
– Что-то не так? – мурлычу я.
– Если ты надеешься, что я описался, то нет. Но во сне я уронил миску, и упала она прямо на мой телефон. – Он показывает мне экран, на котором трещин больше, чем граней у бриллианта в моем кольце.
О, дьявол.
– Я тут ни при чем, – быстро говорю я.
– У меня в телефоне было все! Все фотографии, контакты. Важная информация.
– А ты разве с компьютером его не синхронизируешь? Наверняка можно… – начинаю я, но под его мрачным взглядом замолкаю.
– Это уже переходит всякие границы, Наоми.
– То есть это вот граница? А я думаю, что за гранью – это вообще-то везти меня возвращать чужую собаку.
По дому будто проносится торнадо. Взбежав по лестнице, он хватает чистые вещи из корзины для белья, которые я еще не сложила, потому что безумно занята проверкой телефона на предмет пропущенных звонков от работодателей. У меня нет времени сортировать носки, на кону моя карьера. Хлопнув дверью, Николас закрывается в душе, откуда я и обитающие в доме привидения слышат половину спора, который, как ему кажется, он выигрывает. Какие-то доводы довольно убедительные, но я все равно кричу ему возражения в ответ. Выныривает из душа он в еще более раздраженном состоянии. Жаль, что шутка с теплой водой не сработала – мне с детства ужасно хотелось опробовать ее, и, должна сказать, я разочарована.
– Не могу поверить! – негодует он, качая головой.
– Для человека, который не описался, ты слишком кипятишься. В чем дело?
Он машет передо мной треснутым телефоном. А, да. А я уже забыла. И этот факт, как и то, как я спокойно завтракаю, он уже вынести не может. Дотянувшись до коробки, Николас смахивает ее со стола, как вредный кот. Разноцветные хлопья водопадом сыплются со стола.
– Ну-у! – Я встаю. На кухне теперь полный бардак (а ведь я только что подмела ее, четыре дня назад), в коробке осталась только радужная пыль по стенкам. – Ты испортил целую коробку! Как же мой сбалансированный завтрак?
– Ты не заслужила сбалансированного завтрака! Можешь есть тосты без масла и думать о своем поведении. – И он уходит за ключами и бумажником, бухая ногами так, будто их в цемент замуровали.
Я, полувстав, полусогнувшись, так и не отошла от удивления:
– Но как же мои питательные вещества!
– Думаешь, меня это волнует? – орет он из соседней комнаты. – Ты опустила мою руку в миску с теплой водой!
Ну в самом деле, это не так страшно, как забрать чью-то собаку. Я украла живое существо. Члена семьи. И я же не возмущалась, когда пришлось отрывать от потолка свое нижнее белье, хотя он продырявил все мои любимые вещи. Николас просто большой ребенок.
– Но это же даже не сработало! – кричу я в ответ. Точнее, он так утверждает. Учитывая его реакцию, верится как-то не очень. Я роюсь в горе грязных вещей, сложенных у стиральной машины. Дверца сушилки нараспашку, комок слипшихся ниточек и ворсинок виден даже из космоса. Я тут же узнаю бирюзовую шерсть его свитера, который он надевает, только навещая мамочку.
Зашибись.
– Чисти фильтр сушилки, или я в самом деле в буквальном смысле тебя прибью! – угрожаю я. – Топором. Кровь будет по всем стенам. А тело тут можно спрятать где угодно.
– О боже, пожалуйста, сделай милость, – отвечает он. – Убей меня и избавь от страданий.
– Мой гнев куда более оправдан, чем твой. Ты просто сердишься из-за телефона, но это не моя вина. Сколько раз я тебе говорила, что глупо держать телефон на полу у кровати всю ночь.
Николас появляется в кухне, в трех шагах от меня, с таким выражением, будто готов