Мне мало. Мне мало ее. Хочется слез. Хочется крика. Хочется, чтобы продолжала бить. Чтобы накинулась на меня сама, тогда я точно не остановлюсь. Сдохнуть хочется.
Она уже отворачивается, а я не почти срываюсь. Здоровой рукой хватаю ее за всклокоченные ночной ездой волосы и разворачиваю к себе. Тону в пустом взгляде и вгрызаюсь в алые от слез губы. Последний раз. Желаю еще раз ощутить ее боль.
Целую жадно, голодно, вспоминая каждый раз, когда вторгался в горячее, такое гостеприимное нутро.
Не могу остановиться, ещё немного и на ней не останется одежды, и плевать на все. Но она заканчивает первой. Новой пощечиной, которая отдается звоном в ушах вместе с ее стоном.
— Я рад, что был у тебя первым любовником.
— А я рада, что никогда не станешь последним. Всего плохого…
Она уходит, с гордо поднятой головой, но уходит, а я ещё долго смотрю туда, куда она завернула. Бежать хочется за ней. Но нельзя. Надо отпустить.
Ощущение, будто помоями облили. Вроде хотел, как лучше. Хотел счастья для нее, но мысль, что вот так же ее будет целовать кто-то другой, просто уничтожает, разбивает на сотни молекул, которые разлетаются по полу.
— Доволен? — спрашивает Герман, а я отмахиваюсь, в жопу его посылаю, возвращаюсь к своей выпивке.
Напиться и окунуться в мечты. Где я буду первым, вторым. Лучшим. Единственным.
Глава 44. Алла
Говорят, время лечит. Нагло врут. Оно лишь штопает те раны, что наносят обстоятельства. Но чаще люди. А мне все чаще Тамерлан.
Ублюдок растоптавший меня до основания, уничтоживший, чтобы как птица феникс возродилась вновь.
Выйдя в тут ночь на улицу и сев на байк, первой мыслью было разбиться. Просто разогнаться, врезаться в столб, и пусть бы этот урод захлебнулся в чувстве вины.
Но я сразу отказалась от этой мысли, наверное, потому что не позволю больше никому влиять на свою жизнь. Хватит!
Пора самой быть в ней хозяйкой.
Именно поэтому, вернувшись домой, я просто собрала все свои вещи, оставив самое необходимое, и отнесла в детский дом, в которым мы познакомились с Леной. К черту прошлую жизнь!
Я бы и сняла себе квартиру, но меньше всего мне хочется общаться с отцом и что-то у него просить. Возможно, позже.
Он пытался со мной поговорить, наладить отношения, а я не хотела.
Ничего больше не хотела. Особенно разговаривать.
Слово «нет» стало привычным в моем обиходе. Тем более, если ко мне приближались особи противоположного пола. Как отшибло. Нет интереса.
Жизнь сука постепенно вернулась в привычный ритм. Вернее, и не такой привычный. Решила взяться за учебу, которая вскоре стала отнимать все время. Про клубы, где раньше зависала, даже не думала. Мне нужно было что-то, что бы отвлекало.
Сначала это был универ.
Я смогла погрузиться в учебу и не думать о том, что меня бросил любимый человек.
Почти не думать.
Но мысли они же как паразиты пробирались в голову даже в самые загруженные дни… Даже когда без сил падала на новую кровать черного цвета, когда смотрела на самые простые белые шторы. Не хотелось даже любимые сериалы смотреть.
Отец волновался сильно, я понимаю. Но весь наш диалог сводился к одному и тому же...
— Как ты?
— Солдат жить будет...
Именно так я себя ощущала.
Заведенным солдатиком, который изо дня в день выполняет простейшие действия. Уже заученные до автоматизма.
Но спустя два месяца, когда и это не стало помогать, я устроилась ночной медсестрой в больницу.
Пришлось использовать связи отца. Он, конечно, не очень был рад такому моему решению, но я и слушать не стала его возражения. Он меня обманул, вновь все решил за меня, чуть ли не отдав дочь за своего друга насильно. И что, что я этого так сильно хотела. Это уже не важно. Важно то, что Там… Даже имя это произносить не хочу… от меня отказался при удобном случае.
Растоптал все то светлое, что могло между нами родиться...
Слышать слова о том, что я ему не нужна, было отвратительно, особенного после того, что происходило с нами в хижине. После тех умопомрачительных дней, когда мы купались в любви и желании, когда сходили с ума, разбивались о скалы чувственности, сгорали в пламени страсти. А он все просрал...
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Было больно. Ужасно. Как будто внутренности свернули тряпкой, выжали досуха, не оставив даже капли надежды на ХЭ.
Иногда я даже радовалась, что его все заклеймили, что он не сможет появиться в приличном обществе, что каждый будет знать, что он совершил... Помнить, как о цареубийце Ланистере* А иногда хотелось закричать каждому, кто болтал об этом. Это все я! Я виновата! Он защищал меня!
А на деле, лишь нашел способ избавиться...
Даже спустя время я продолжала рыдать в подушку. Иногда я пропускала учебу, скатилась.
Если бы не мой препод Григорий, который позвонил и хорошенько меня встряхнул, то я бы продолжала падать в бездну отчаянья.
День за днём я пыталась прийти в себя. Уговаривала вставать по утрам, вечером уговаривала себя не думать о НЕМ.
Получалось?
Нет.
Пришла зима. Мерзкая такая, без снега...
Ничего не хотелось, ничего не менялось. Только в груди продолжало словно резать тупым ножом, а сны до краев заполнены воспоминаниями. Поэтому я стала ненавидеть спать... там всегда появлялся он. По пояс голый, с топором в руке и шальной ухмылкой, благодаря который я понимала, скоро будут таким же темпом рубить мое тело... Удар за ударом, когда член на полной скорости таранит нутро, а тебе только и остается что подчиняться его власти и выкрикивать любимое имя...
Я уже говорила, что не люблю спать?
Можно было бы сходить в какой-нибудь клуб развеяться, но я так быстро растеряла всех друзей, что осталась в одиночестве.
Да и с бывшими подругами — инстаграмными курицами гулять не хотелось.
А самые близкие резко подевались кто куда.
Катька улетела со своими мужчинами в Америку.
Крис, с которой мы учились в одном училище, была занята семейной жизнью со своим Русланом.
С Зоей мы встретились лишь однажды, но разговор не клеился. А Филлип написал короткое сообщение, что с ним все в порядке и был таков…
Даже поговорить по душам не с кем.
А может я просто не хочу ни с кем разговаривать.
Так что сижу я теперь в приемном отделении травматологии и жду, когда очередной бомж или подвыпившая пара после разборок загрузят меня работой. Заставят не думать о Тамерлане, не задаваться вопросами, а где он, а что с ним, а с кем он трахается.
Мне все равно. Все кончено.
— Алла, — отвлекает меня от мыслей врач Инна Максимовна. Приятная женщина, но слаба на передок, а у нас новый санитар. Очень симпатичный. — Сама тут справишься? Я потом приду, все подпишу.
Я бы ее уволила. Даже немного противно, что ради мужика она оставляет рабочее место на соплю.
— Конечно, Инна Максимовна.
Да и вообще, ради секса так рисковать. Для меня это в прошлом. Как отрезало. Между ног словно русло засохшей реки. Ни капельки. Даже когда вспоминаю секс с Тамерланом.
Только тошнить начинает.
Инна мне подмигивает и убегает занимать ближайшую подсобку, а я продолжаю рисовать на углу учебной тетрадки, где читаю конспект, розы, шипы которых давно проткнули мне сердце…
Откладываю ручку и берусь за телефон. Просматриваю пустой мессенджер. Ничего. Неужели я сама всех оттолкнула, неужели останусь одинокой навсегда?
На плечо неожиданно падает тяжелая рука, и я дёргаюсь, чуть не роняю гаджет из рук.
— Мельникова, а где Инна? Не важно… Нашла время в телефоне сидеть. Пациент ждет в приемной. Живо туда!
Сука. Старшая медсестра так меня бесила, что хотелось ей показать средний палец, но я сдержала сей порыв. Спасибо, что подкинула работы…
Быстро застегнув халат, бегу проверять, кого же привезли на этот раз в травмпункт.
Скорая передала мне карту, где указан пациент с огнестрельным ранением.