Я улыбаюсь. Хороший вопрос…
В паспорте у Абдуллы написано, что он Алишер Мирзаев. Жалко, что не Абдулла.
— Егор, ну что мне было делать? — всплёскивает руками Бекштейн. — Этот басмач приставил пистолет к моей голове…
— Не парься, Илья, я не в претензии.
— А я говорил, что их нельзя кидать! Это опасно! Такие дела с рук не сходят.
— Илья Лазаревич, что ты такое говоришь! Ты совершенно неправильный вывод сделал. Смысл в том, что мы можем делать всё, что захотим, а на нас наезжать нельзя. Вот единственный правильный вывод. Не заморачивайся, просто продолжай делать своё дело. В центре тобой очень довольны, ты молодец. И знаешь, вот что я тебе скажу. Не грусти, что в результате нашего сотрудничества, по сделкам, которые ты проводил раньше, твоя прибыль снизилась. За счёт того, что количество операций растёт, ты не только наверстаешь упущенное, но возьмёшь больше. Зато сейчас, ты защищён. Сегодняшний инцидент не является системным, но даже и сейчас угроза от тебя отведена.
— Да-да, Егор, я понимаю, — поджимает он губы, соображая, что слова мало что значат, а вот КГБ с его хваткой, держащий его за горло, значит очень даже много.
— Но мы не можем оставить его здесь надолго, — качает головой Бекштейн. — А это значит, когда мы его выпустим, он придёт мстить.
— Нет, Илья, не придёт. Мы поставим его в таз с цементом и десантируем на дно морское.
— Что? — ужасается Бекштейн.
— Сконцентрируйся, пожалуйста, на открытии цехов. Это сейчас твоя наипервейшая задача. Мы должны насыщать рынок, пока государство не справляется, улавливаешь? У нас есть благородная миссия. Так не подкачай же. Зарабатывай больше денег и история тебя не забудет.
— Кругом хватают цеховиков, — качает он головой. — Сейчас что-то несусветное творится.
— Нас не схватят, мой несмелый друг, — успокаиваю его я. — Не бойся, я тебя прикрываю. Лично, вот этими руками отвожу от тебя угрозы. Цени. И, к тому же, тебе вообще бояться нечего, ты теперь агент госбезопасности. Всё, работай, брат, работай.
Я отправляюсь в отель, из таксофона звоню Ферику в Ташкент и спрашиваю знаком ли ему Чёрный Абдулла.
— Что? Алишер Мирзаев? Правда? Он у тебя? Ни в коем случае не выпускай. Это огромная удача, Егор. Это же единственный сын нашего… оппонента. Понимаешь меня? А теперь и наш козырный туз.
— Хорошо, мы можем его содержать здесь сколь угодно долго.
— Егор, можешь мне прислать человек десять толковых парней? Мне очень нужно поговорить с папой твоего… гостя.
— С позиции уверенной силы?
— Именно, именно! Весь необходимый… инвентарь я им предоставлю.
— Я подумаю, Фархад Шарафович, как это лучше организовать. Думаю, может занять пару дней, так что наберитесь терпения, пожалуйста.
— У нас хороший шанс, Егор, изменить ситуацию так, чтобы… ну, чтобы скажем так, конкуренцию превратить в сотрудничество.
— Я бы хотел знать подробности, — говорю я. — Чтобы оценить ситуацию…
— Ну хорошо. Я тебе сообщу номер, на который можно позвонить и спокойно всё обсудить. Но Алишера… не отпускай ни в коем случае. Пусть погостит у тебя подольше, ты понимаешь?
— Конечно. Я создам ему все возможности, не беспокойтесь.
Поговорив с Фериком, я сразу звоню в Геленджик Толяну и прошу усилить охрану, а так же обратить внимание на всех узбеков, оказывающихся в поле зрения. И не только узбеков, поскольку ассасины могут быть кем угодно.
На этом переговоры не заканчиваются, и я снова звоню в Геленджик. На этот раз в дом дяди Гены. Он на работе, а трубку снимает Лариса.
— Ларчик, привет. Как жизнь курортная?
— Ну, — усмехается она. — Не столько курортная, сколько аграрная. Я тут участком занимаюсь. Подсадила кое-что, поливаю, пропалываю. Дел хватает, но зато и урожай, надеюсь, будет неплохой. Как у тебя дела? Ты когда приедешь уже?
— Не знаю пока. Не знаю. А Наталья дома?
— Я же тебе и говорю, — понижает голос Лариса до уровня доверительного и максимально дружеского, — тебе надо приехать, посмотреть, как мы тут устроились. Понимаешь меня?
— Так дома или нет?
— Да что дела? — игнорирует она мои слова. — Дела никогда не кончатся и все их не переделаешь, поверь мне, уж я-то старше тебя, я знаю, что говорю.
— То есть дома, да?
— Да.
— Она слышит, что ты со мной говоришь?
— Думаю, да, — подтверждает она.
— И почему ей не нужно знать, что я о ней спрашиваю?
— Ну… — подвисает она. — Как бы тебе объяснить…
— Ларис, это не тот случай, поверь. Она что, сказала, чтобы её не приглашали к телефону?
— Вроде того, — соглашается Лариса Дружкина.
— Понятно… Тогда передай ей, что я о ней спрашивал. Передай. Обязательно.
— Хорошо, передам. Её сейчас нет дома.
— Это она просила так сказать?
— Да, ты прав.
Я вздыхаю.
— Ладно. Скажи, я звонил и хотел с ней поговорить. Как она?
— Грустная, — шепчет она и тут же громко добавляет. — Отлично, в прекрасном настроении. У неё всё хорошо.
До чего бестолковая эта Дружкина.
— Ну, так не забудь передать.
Вечером вместе со всей делегацией я возвращаюсь в Москву. В самолёте я сажусь рядом с Новицкой и Пастуховым.
— Ирина Викторовна, — говорю я. — Я сегодня после закрытия совещания общался с представителями Узбекистана. Там вот какая ситуация. Нужно нам самим ехать. Ребята опасаются, что без нашего личного присутствия и толчка, местные руководители спустят всё на тормозах. А это значит, что показатели наши рухнут вниз, и товарищ Суслов, патронирующий наш проект, даст кому-то по голове.
— Это что ещё такое? — протестующе восклицает Пастухов, не желающий, по всей видимости, получать по голове. — Значит нужно ехать, раз существует такая угроза.
— Но отправляться нужно немедленно, — говорю я. — По горячим следам, пока участники совещания ещё горят энтузиазмом.
— Вот и отправляйтесь! — приказывает первый секретарь ЦК. — Сейчас вернёмся, день-два и давайте в Ташкент.
Ирина, сидящая между мной и Пастуховым, незаметно пихает меня локтем в бок.
— Конечно, Борис Николаевич, — улыбаюсь я. — Сразу и поедем.
— Кстати, Брагин, мы решили тебя в ГДР отправить, ты знаешь уже? К этому мероприятию тоже готовиться надо. Не забудь подать текст своего доклада, чтобы мы могли ознакомиться и подкорректировать, в случае необходимости.
Утром следующего дня меня вызывает Гурко.
— Опять в загранкомандировку собрался? — хмурится он. — Смотри, нос не задирай, а то везенье вещь непостоянная.
— Ну что вы, Марк Борисович, — щедро лью я елей на его загрубевшие рубцы на сердце. — Разве ж я не понимаю, кто мне помогает во всех делах?
Он крякает, но ничего похожего на «что-ты, Егор, я к этому отношения не имею» не произносит.
— Хорошо, — говорит он. — Это хорошо. Послушай. Ельцин твой… как бы это сказать… В общем он очень хорошо отреагировал на новую повестку, понимаешь меня?
— То есть заглотил наживку, правильно?
— Это очень грубо, но можно и так сказать, конечно. Он с энтузиазмом воспринял ободряющие высказывания старших товарищей и глубоко задумался над идеей нацелиться на командные позиции, ясно? Позитивно отреагировал на отношение к себе, как к выдающемуся руководителю… Активно обсуждал новые возможности. Загорелся в общем. Ну, а как? Всегда же приятно, когда на тебя внимание обращают, правильно?
— Правильно, Марк Борисович, не то слово. Очень правильно.
— Ну и хорошо. Теперь Сергей Фёдорович Медунов ожидает соответствующих последствий для себя.
— Надеюсь, они последуют, — пожимаю я плечами. — Мы с вами создаём условия и ставим шлюзы и дамбы, для того, чтобы река текла туда, куда нам нужно. И она течёт, а вот чтобы увидеть, что принесут её бурные воды, нужно набраться немного терпения. Думаю, скоро всё станет ясно. Скажу вам то, что вы и сами знаете. Коррупцию одинаково эффективно можно искоренять в любом из регионов нашей родины. Главное, чтобы были приняты соответствующие политические решения.