Я прохожу дальше по коридору и возвращаюсь, когда открывший варежку полкан, обретя способность шевелить поршнями, удаляется восвояси.
— А-а-а, это Крутицких, зам начальника управления, — говорит Кордович. — Тот ещё мудак, честно говоря. Лучше с ним не закусываться, он мужик невероятно злопамятный, говнистый и гнилой. Короче, держись от него подальше. Он с Романовым в хороших отношениях. Тот думает, что это настоящий борец с коррупцией, цепной пёс Фемиды и кристально чистый коммунист. Но, я тебе так скажу, всё с точностью наоборот. И как человек — полное дерьмо.
Крутицких. Хо-хо! Вот это удача. Как говорится, так вот ты какой, дедушка Ленин. В данном случае не Ленин, а полковник Крутицкий. Есть такая папочка в волшебном чемодане, спасибо доброму самаритянину Кухарчуку и его шпикам. А чего он взъелся на меня? Кажется, кому-то очень не нравится то, что я здесь делаю. Но ничего, это, как говорится, мы ещё и не начинали…
Вернувшись в Москву, сразу встречаюсь со Злобиным.
— Держи, — говорит он мне, протягивая толстый конверт, когда мы оказываемся в «Метрополе».
— О! — улыбаюсь я. — Вражеские газетки?
— Точно, то, что ты просил. «Уолл Стрит Джорнал».
— Отлично!
Я вытаскиваю несколько газет. Разворачиваю и пролистываю. Котировки акций. Ага, отлично. Ладно, сейчас голову ломать не буду, дома разберусь.
— Зачем тебе? — спрашивает Де Ниро.
— Хочу акций прикупить на будущее. Вы не против?
— Хм, — чуть качает он головой, но на вопрос не отвечает. — Вот что, ты же хотел с Евой встретиться?
— Хотел, –подтверждаю я. — Когда она приедет?
— Да опасается она приезжать после последних событий. Еле вырвалась из лап коллег, в том числе нашего друга Поварёнка, кстати.
— Так как быть? — хмурюсь я. — Канал связи очень нужен. А Поварёнок, вроде, ей уже не угрожает.
— Придумаем что-нибудь, — отвечает он. — У нас скоро будет что?
— Коммунизм? — предполагаю я.
— Это да, — хмыкает он, — но позже, а до коммунизма, буквально через пару недель, у нас будет международный молодёжный форум «Социализм — будущее мира». В ГДР. Ты едешь.
— Ой, — качаю я головой. — Прикольно, конечно, к немцам смотаться, но мне сейчас не до них.
— Зря отказываешься. Делегация приличная — это раз. Встретишься с Евой — это два. Ей нужно давать чёткие инструкции, и тогда её эффективность может повышаться даже в разы.
— Она приедет в ГДР?
— Возможно, — пожимает Злобин плечами. — Пока не до конца ясно. А, может быть, ты поедешь к ней.
Однако. Так я прям закоренелым нелегалом стану…
После Злобина я беру материалы и мчусь к Чурбанову. Как известно он большой спец по кадрам, вот пусть и решает.
Я кладу папку Крутицких на стол.
— Юрий Михайлович, вот этот человек очень сильно мешает нам с вами двигаться вперёд. Вы бы не могли пнуть его коленом под зад?
— Крутицких? — удивляется Чурбанов. — Нормальный мужик, преданный работе. У него и показатели отличные. Трудяга. Думаю, на первый раз с ним можно просто переговорить. Направить, сориентировать, сделать корректировку.
— Можно попробовать, конечно, — пожимаю я плечами, — но он связан с криминалом и будет всегда лить воду на чужую мельницу. Будет нас с вами тормозить, материалы собирать, он с Романовым вась-вась, капать начнёт, а тот Леониду Ильичу решит сигнализировать. Брежнев его уважает, сами знаете. Романова то есть.
Чурбанов задумчиво просматривает материалы.
— Да, — качает он головой. — Кто бы мог подумать на Крутицких… Это всё ещё проверить надо, но в принципе и без проверок всяких понятно, что с такими делами ему за счастье будет, если просто уволят и на зону не пошлют.
— Ну, это, как вам будет надобно. У меня никаких пожеланий не имеется. Нет, вру, имеются. Давайте Печёнкина поставим на его место. Пусть проявит себя, а там уж вы посмотрите и решите, что с ним дальше делать. Он, конечно, продажная шкура и ни о какой преданности речи быть не может, но он очень хочет в Москву вернуться и если его обнадёжить, будет рвать… свою плоть, не жалея сил. Правда, его нужно контролировать, а кого, с другой стороны, не нужно? Организатор он неплохой. А на этом этапе нам такие беспринципные нужны.
— На этом этапе? — хмурится Чурбанов.
— Ну, конечно, — подтверждаю я. — Пока так. А потом потребуются государственники, люди надёжные, честные и нацеленные на обустройство страны. И тогда Печёнкины пойдут куда подальше. В лучшем случае, в ночные сторожа, а в худшем — к стенке. Всех их заменим в одночасье.
— Хм… Когда это потом? Немного непонятно, что ты имеешь в виду.
— Юрий Михайлович, сейчас мы с вами просто готовимся к неизвестности, которая нас ожидает после ухода дорогого Леонида Ильича. Если встретим будущие турбулентности, кажущиеся неизбежными, во всеоружии, окажемся на высоте, недоступной ни для ветров, ни для лавин, ни для простых смертных. Я вам точно говорю.
— Ладно, давай посмотрим твоего Печёнкина.
— Я его привезу тогда, хорошо?
— Ну вези. Лучше тогда сразу в Ленинград, чтобы с начальником главка сразу познакомить.
На этом и расстаёмся. Прежде чем мчаться в аэропорт, я звоню в Геленджик.
— Дядя Гена, приветик.
— Не дядя Гена, — строго поправляет меня он, — а товарищ капитан. Скоро майором, кстати, стану. Покатило, да?
— Покатило, — подтверждаю я. — Как жизнь? Обустраиваешься потихоньку.
— Обустроился уже, — посмеивается он. — Лариска пашет, как не в себя. И по дому, и так, вообще. Хорошая баба!
— Понятно… А где Наталья?
Я спрашиваю как бы независимым тоном, но всем всё понятно и без дополнительных объяснений…
— Так это, — немного растерянно звучит голос в трубке. — Я ж на работе… Не знаю, что она там делать собиралась… На море пошла, наверное… Что, сказать, чтобы позвонила?
— Не надо, — вздыхаю я. — Захочет, сама позвонит…
— О, Егорка! — удивляется Печёнкин, когда я бодро захожу к нему в кабинет. — Ты какими судьбами в наших краях?
— За вами прилетел, — усмехаюсь я и рассказываю идею.
Он надолго задумывается.
— Погоди, — говорит он. — Формально — это понижение. Тут я в области самый главный мент, а ты мне предлагаешь пойти на ставку заместителя. Это что, Егор, за шуточки?
— Ну, вы сравнили, — мотаю я головой, — с Ленинградом. Там главк, к тому же, сразу хату дают, зарплата повыше, да и обязанностей побольше. Проявите себя, и следующим шагом будет перевод в Москву, причём на крутую позицию. Но только, чтобы попасть и в Питер-то, вам придётся присягнуть и поклясться в верности и преданности. Если где-то, кое-где у нас порой… Понимаете, да? Руку целовать, на коленях стоять, впредь обещать блюстись. В общем, собирайтесь, я вас отвезу и представлю тем, от кого зависит ваша новая жизнь.
— Да я и без тебя всех знаю! — качает он головой, а сам стреляет глазами, не в силах скрыть радость.
Летим в Питер. Встречи назначены на завтрашнее число, поэтому неожиданно у меня высвобождается пара свободных часов, и я звоню Угольку, но его нигде не нахожу, поэтому делаю звонок Бекштейну. Я его стараюсь не выпускать из поля зрения.
— Егор, ты здесь? — спрашивает он одновременно с облегчением и тревогой.
— Да, здесь, — отвечаю я. — Что-то случилось?
— Нет-нет, — поспешно говорит он, явно стараясь выглядеть непринуждённее, чем есть на самом деле. — А ты бы мог ко мне в комбинат подскочить? Тут есть разговор один очень важный.
— Не в ресторан?
— Нет, в комбинат. Помнишь где? Проходи сразу на склад в комнату кладовщика. Ты там был уже.
— Да помню я, скоро буду.
Вернее сказать, не буду, а будем. Я звоню Пашке, который уже начинает понемногу работать и входить в курс дела, и сообщаю, что еду к Бекштейну. А он обещает прислать туда бойцов.
Мы подъезжаем с Аликом и Виктором к зданию производственного комплекса чуть раньше. Спокойно проходим внутрь, не обнаруживая никаких следов шухера, как, собственно и охраны. Возможно, нужно не торопиться, а дождаться парней, но я этого не делаю и иду прямиком в комнату кладовщика, как поступал несколько раз в последнее время.