Валь-Карьосе не было ни одного шестиэтажного здания, зато имелось шесть шале, вытянутых по одной оси и пронумерованных… от одного до шести.
Он дождался ровно восьми часов, чтобы точно соблюсти время, указанное в приглашении, – ни раньше, ни позже, – и постучал. Через тридцать секунд он постучал сильнее, удивляясь, что ответа не последовало. Безрезультатно.
Неужели он ошибся? Неправильно понял приглашение? Он начинал терять уверенность. Было тихо, только привычно щебетали птицы, сидящие на елях вокруг шале. Он подергал ручку. Открыто. Это ничего не доказывает, Лили сказала, что они здесь не запирают двери. Он вошел в шале, хотя бы взглянуть, что там творится, и восхитительный аромат готовящегося в духовке блюда слегка рассеял его сомнения.
В центре гостиной стоял стол, накрытый толстой белой хлопчатобумажной скатертью. Выходящее на террасу панорамное окно пропускало вечерний свет и открывало вид на долину. Потрясенный Юго замер.
Но никого не было. Он заметил свечу, горящую у подножия лестницы, затем еще одну, на ступеньке чуть повыше, за ней третью… Они вели наверх. Он удостоверился, что на кухне никого нет, и пошел, следуя за свечами. На площадку выходили четыре двери, одна из них была приотворена, ставни в комнате закрыты, в темноте виднелся лишь слабый свет горящего фитилька. Юго вошел, держа перед собой свой букет. В комнате пахло лилиями. Чья-то рука схватила его и втащила внутрь, другая закрыла дверь. В полумраке он без труда узнал на ощупь буйную шевелюру Лили. Она вырвала цветы у него из рук и бросила на комод. Обхватила его лицо ладонями, приблизила к нему губы. Юго почувствовал, как его захлестнула сладкая эйфория. Он ждал этого поцелуя, даже мечтал о нем. Ее язык был на вкус как ваниль и лесной орех. Сладкий, влажный рот. Горячее, учащенное дыхание. Она прижала его к стене.
– Я хочу тебя, – почти неслышно прошептала она.
Юго позволил себя ласкать, наслаждаясь каждым движением, а потом медленно обхватил ее руками. Ее сильную спину. Округлые бедра. Крепкие ягодицы. Он прижал ее к себе и почувствовал, как ее грудь заполняет его объятия. Его сердце бешено колотилось, но еще сильнее неистовствовал разум, наслаждаясь пробуждением к жизни, которую вдыхала в него Лили.
Желание нарастало. Он отвечал на каждый ее поцелуй, зарывался рукой в ее роскошные волосы, запрокидывал ей голову, чтобы добраться до шеи, плеч, выреза блузки.
Лили расстегнула ее, открыв кружевной лифчик, который Юго сперва погладил, а затем сорвал, и стал жадно целовать ее грудь. Она прижалась к нему, обхватив одной рукой его затылок, а другой – ягодицы, и тяжело дышала. Потом отпрянула назад, увлекая за собой на кровать.
На ночном столике горела ароматическая свеча, и от ее пламени возникали тени – они переплетались, струились неровными потоками, то слабыми, то насыщенными, касались друг друга, сталкивались и сливались между собой.
Юго раздел Лили, пользуясь не столько пальцами, сколько языком, пока она не осталась обнаженной среди простыней. Когда она, в свою очередь, попыталась снять с него свитер, он оттолкнул ее руку, чтобы ласкать ее, схватить, прижать к себе или вогнать в контуры своего тела. Ему хотелось ублажать ее.
Он положил ладонь на ее промежность, нежно погрузился в нее и стал ласкать средним пальцем с медлительностью, не соответствующей желанию, гудящему в его висках. Он поймал ртом ее сосок и стал упиваться им.
Почувствовав, что тоже готов, стащил с себя одежду, они обнялись и проникли друг в друга. Юго – в Лили, а Лили – в Юго. Всей плотью. Всем наслаждением. Они скакали друг на друге, их тела сливались, срастались во влажном блаженстве там, где сплелись их ноги. Спинка кровати вторила стонам, колотясь в такт о стену.
Юго вел в этом танце, потом терял власть. Она то покорялась, то подчиняла его. Они пили дыхание друг друга, сплетались и познавали друг друга, сперва осторожно, потом во всю силу, пока не стали почти одним целым.
Лужица расплавленного воска колыхалась всякий раз, когда кровать ударялась о столик, и растекалась по краям закопченного стекла, чудом не задевая фитиль. Пламя изгибалось от толчков, затем, прямое и гордое, снова возвращалось в исходное положение, снова вздрагивало, трепетало, почти исчезая, и опять вспыхивало сильнее и ярче.
30
От их исступленных объятий время как будто сгустилось. Юго больше не терялся в вихре мыслей, не метался между прошлым и будущим, не испытывал ни сожаления, ни нетерпения, а только, не вылезая из постели и купаясь в ароматах любви, смаковал настоящее… Лили лежала рядом, положив голову ему на грудь. Слившиеся воедино в краткий миг растворения друг в друге, они без слов сплотились перед лицом собственных неудач, перед лицом всего мира. Так они лежали, стараясь перевести дух и вновь ощутить собственное тело.
– Умоляю, только не испорти все, не спрашивай, как это было, – приглушенным голосом пробормотала Лили, касаясь губами его кожи,
– Я знаю, как это было.
Она издала усталый смешок:
– Ну ты и возомнил о себе…
Он запустил пальцы в ее волосы. Ему нравилась ее потрясающая грива.
– Любовь перед ужином, – сказала она. – Такой прием не часто используется на первом свидании.
– Следует доверять партнеру.
– Ты здесь уже три недели, так что, думаю, у меня было больше времени, чтобы составить о тебе мнение, чем в течение ужина при свечах.
– Вполне резонно.
Рука Юго скользнула по спине молодой женщины и проследовала за переплетением черных арабесок, покрывавших ее тело от плеч до поясницы; некоторые линии, наподобие неукротимых колючих веточек, даже наползали на ее выпуклые ягодицы.
– Не думал, что у тебя татуировка, – сказал он.
– А почему бы и нет? Ты представлял меня эдакой провинциальной девахой, затесавшейся на горнолыжный курорт?
– Да к тому же такая огромная… И что она означает?
– Это математика – плоская кривая, она похожа на розу со многими лепестками.
– Красиво.
– Еще бы, я угробила на нее уйму времени!
Юго, не способный выбрать какой-то один-единственный рисунок и слишком непостоянный, чтобы связать себя с ним на всю жизнь, никогда не поддавался моде на татуировки.
– Надеюсь, ты любишь подгоревший пирог с овощами, – сказала она.
– Ты о чем?
– Потому что мне пора бы уже сходить и вытащить его из духовки, а мне ужасно лень.
– А ты думала, что мы управимся быстрее?
Она приподнялась на локте и бросила ему в лицо футболку.
– Дурак.
Они уселись за стол в футболках и трусах. Закатное солнце озаряло пейзаж золотым сиянием.
– Красиво, точно смерть горы, – прокомментировала Лили, держа в руке бокал с белым