руках у пустого холста, на котором она вот-вот сделает первый мазок. Всю нижнюю часть картины занимает рукав ее платья из темно-зеленого шелка, собранный в объемные, изысканные складки, и палитра. Свет падает сверху на обтянутую корсетом и обрамленную кружевами грудь, подчеркивая декольте. Однако художница не кокетничает со зрителем: она сосредоточена на работе, голова отвернута в сторону. Темные волосы собраны в свободный узел на затылке, из которого выбились несколько непослушных прядей. Глаз почти не видно. Взгляд зрителя привлекает мускулистая правая рука, поднятая над холстом и готовая нанести на него краску. Рукав засучен, кожа обнажена, но экспозиция картины не подразумевает сексуальности – и Дженнифер это нравилось больше всего, – просто так удобнее писать. Артемизия показывает, каково это быть женщиной, которая просто делает свою работу – и делает ее чертовски хорошо. Смотрите, если хотите, но у нее есть дела поважнее.
– Она немного напоминает мне Фриду Кало, – сказала Дженнифер.
– Неужели?
Дженнифер почувствовала, что королева не совсем поняла, что она имеет в виду.
– Вряд ли у вас в коллекции есть ее работы, мэм. Мексиканка. Двадцатый век. Но для своих автопортретов она выбирала такой же смелый подход.
– Великолепная картина.
– Так и есть, ваш предок знал толк.
– Почему именно такая аллегория, как вы думаете? – спросила королева, взглянув на этикетку, на которой было написано название: “Автопортрет в образе аллегории Живописи”.
– Мне кажется, она хотела немного подтрунить над своими коллегами-мужчинами. Дело в том, что по‑итальянски живопись, La Pittura, слово женского рода, поэтому мужчины не могут ее олицетворять.
Королева сделала шаг назад.
– Я помню, как впервые увидела ее работы и узнала, что женщины в семнадцатом веке, оказывается, могли так чудесно рисовать. Я просто поразилась.
Дженнифер кивнула.
– По тем временам это было очень трудно, хотя она была далеко не единственной, скорее всего, были и другие великие художницы. Ей очень повезло, что отец помог ей с обучением, другой возможности научиться мастерству тогда не было.
– Отец помог дочери, – сказала королева, неожиданно просияв. – Мне это очень знакомо. Должно быть, ее картины безумно дорогие?
– Дешевле, чем работы Орацио. К сожалению, на протяжении веков Артемизию игнорировали, отдавая предпочтение ему. Хотя, как вы можете судить по этой картине, она была невероятно хороша. Гораздо талантливее отца, на мой взгляд. Кажется, одна из ее картин наконец‑то достигла отметки в миллион долларов. У нее тоже есть почитатели. И, хотя она была потрясающей, до наших дней дошло не так много ее работ.
– Большое спасибо за такие подробные объяснения, – сказала королева. – Миллион долларов? Надо же, как интересно. Я с нетерпением жду следующего года, чтобы поскорее увидеть венецианские пейзажи. Могу я попросить вас об одном одолжении?
– Конечно, мэм.
– Пожалуйста, сохраните содержание нашего разговора в тайне. Даже от коллег. Боюсь, я не могу объяснить вам, зачем это нужно, но будьте уверены, что своим молчанием вы очень поможете Короне.
Дженнифер дала честное слово. Сначала ей было обидно, что она не сможет обсудить каждую мелочь с другими кураторами из КФК, но по дороге в Сент-Джеймсский дворец решила, что сохранить атмосферу таинственности будет даже интереснее. Надо рассеянно бросить: “Просто обсуждали ее любимые картины…” Что‑нибудь туманное и неопределенное.
Глава 27
Рози сидела на своем временном рабочем месте в приемной Хранителя тайного кошелька. Оторвав глаза от экрана, она с удивлением обнаружила, что за окном начало смеркаться. Она взглянула на часы – почти пять вечера. Расхождения в таблицах с финансовыми расчетами ограничивались парой строк в базе данных: перекрестная проверка с протоколами заседаний соответствующих комитетов (сэр Джеймс Эллингтон всегда настаивал, что абсолютно все на свете нужно записывать – за что Рози в тайне была ему благодарна) показала, что несколько прогнозов расходов не совпадали с итоговыми расчетами.
Если построить график, чтобы показать проблему наглядно, то кривая, которая должна была отражать планомерный рост расходов на обслуживание, при этом оставаясь на довольно низком уровне, через два года вдруг резко взлетала, демонстрируя практически экспоненциальный рост. Благодаря Мэри сэр Джеймс уже примерно знал, где искать ошибку, Рози просто помогла найти ее и исправить. Несколько дней назад он уже просил своих подчиненных заняться этой проблемой, и они заверили его, что “все под контролем”. По его же собственным словам, это окончательно вывело его из себя, поскольку было очевидно, что все ровно наоборот.
Так или иначе, вооружившись горами распечаток и казенным ноутбуком, Рози отправилась в отдел учета имущества, чтобы во всем разобраться. Было бы логично, если бы он находился в Южном крыле, поближе к сэру Джеймсу, однако природа Букингемского дворца такова, что реальное положение дел всегда противоречит голосу разума. По причинам, которые никто не мог вспомнить, именно этот отдел замуровали в подвале Западного крыла, в самом конце длиннющего коридора, прямо напротив кухонь. Рози пробежала вниз по трем лестничным пролетам мимо огромной котельной, питающей систему центрального отопления, которая была похожа на отсек океанского лайнера, и, спустившись еще ниже, оказалась в их непритязательном кабинете глубоко под землей.
К ее удивлению, там было пусто, при этом на кухне для персонала, расположенной по соседству, похоже, шла вечеринка. После атмосферы всеобщей сосредоточенности наверху шум праздника слегка шокировал.
– У кого‑то сегодня день рождения? – спросила она.
В ее сторону повернулись четыре головы. Четыре бокала просекко повисли в воздухе. Рози чувствовала, как понижается градус веселья.
– Вроде того, – ответил ближайший к ней мужчина со странной полуулыбкой, значение которой она не смогла разгадать. Он был невысокого роста и выглядел не лучшим образом: его зарплаты явно хватит на поход в спортзал, чтобы убрать живот. Костюм на нем был сильно мятый, галстук ослаблен. – Присоединяйтесь, если хотите.
– Боюсь, не в этот раз. Мне нужна помощь с одним делом.
В двух мужчинах она узнала Мика Клементса и Эрика Фергюсона из управляющей службы, с которыми она общалась летом. Как и при их прошлой встрече, Мик, руководитель отдела, заметно помрачнел, взгляд стал враждебным. А его младший коллега наклонил голову в сторону и рассматривал ее так, будто она стояла в стеклянной витрине.
Мик медленно опустил бокал с просекко.
– Тогда я пошел.
Когда Мик проходил мимо Рози, она заметила, что его потряхивает от еле сдерживаемого отвращения. Она не представляла, чем могла заслужить подобное отношение, но все остальные были настроены едва ли дружелюбнее. Никто не пригласил ее к себе в кабинет и не предложил помощь. Однако Рози была настроена решительно. Поставив открытый ноутбук на кухонную стойку, она объяснила, в чем проблема. Когда атмосфера вечеринки окончательно сошла