за тобой побегал.
В голосе Грина снова послышались нотки обиды, но он глубоко вдохнул, подавив эмоции, и продолжил.
– Я не стал искать тебя. Думал, что с любовью покончил навсегда и решил заниматься бизнесом. Но забыть тебя не смог. Ты у меня вот здесь и здесь, – он коснулся головы и груди. И добавил: – А еще мне кажется, в каждой клеточке и каждой капле крови. Прости, я дурак. Мое решение жениться – было ошибкой. И я отказался. Только об этом мы с Лизой не объявили. Мне нужно попытаться спасти свои активы, пока отец не отодвинул от кормушки.
Грин, начав разговор с привычного наезда, сейчас выглядел таким искренним, как ежик, доверчиво раскрывший мягкое брюшко. И все выглядит убедительно. И душа моя рвется к нему, хочет снова поверить в сказку. Я его даже простила за наше расставание – оно ж было так качественно отрежиссировано, не придерешься. Но то, из-за чего мы расстались, никуда не делось, а стало еще весомей. Грин же решил жениться, чтоб сохранить положение в отцовском бизнесе. А зная того, кто чуть не убил мою кроху, я не имею права рисковать – он способен на все.
Да и любимый Грин – это не тот Грин, которого я знала. Тот никогда не пошел бы на договорной брак. Он сел бы на свой байк и уехал, куда глаза глядят. Дерзкий, открытый, импульсивный. Он был настоящим. А чего ждать от нынешнего – неизвестно. Прочно упакованный в саркофаг деловой необходимости, чем он может поступиться? Говорит, что не женится, и тут же – пока не объявили о расторжении помолвки. А пока что, надеется, что я буду его тайной пассией, как он собирался сделать Булочку? Но пассией, хоть тайной, хоть явной, я не буду. Не собираюсь быть «одной из». А жениться – у него опять найдутся причины – я же как была кухаркина дочь, так и осталась. И неизвестно, сколько он будет «спасать свои активы». И Улиточку я не собираюсь травмировать. Откуда взялся папа и не уйдет ли?
– Все это очень трогательно. Но я больше не хочу бросаться в омут с головой. Ты сделал свой выбор много лет назад. Не поинтересовался, что со мной. Может я уже спилась от горя или еще чего?
И вот это «еще чего» придало мне силы. Горькая обида за себя, за годы нищеты, за дочь, растущую без папы, снова захлестнула, как мощная океанская волна. И я решительно добавила.
– Всего доброго. Извини, мне работать нужно.
– Надеюсь, ты меня услышала. Я сделаю все, чтоб вернуть тебя.
Грин порывался еще что-то добавить, наклонился, мне показалось, чтоб поцеловать, но удержался. Лишь коснулся моего плеча и с сожалением убрал руку. Он ушел, а я почувствовала себя обездвиженной Мухой – Цокотухой в паутине. Мне было страшно и горько. Грин, словно паук, вытянул из меня все силы. Я не могла пошевелиться, лишь слезы, до того удерживаемые строгим контролем, сейчас безвольно потекли по щекам. Черт бы тебя подрал, Грин!
Я смотрела на любимый эклер и остывающий кофе, но вкусная еда не вызывала никакого желания. Сердце сжималось от боли и дурного предчувствия. И это тогда, когда я, наконец, почувствовала, что удача пришла ко мне и собирается прочно обосноваться.
Глава 33
Я привыкла к своей жизни. Я, Улиточка, Булочка. Теперь увлекательная работа. Грин остался в памяти сердца, души, как глубоко засевшая пуля, которую невозможно вытащить. Она есть. И все. Жить не мешает. Не мешала. Теперь же я в полной растерянности.
«Сделаю все, чтоб вернуть тебя!» Откуда он знает, что больше всего на свете я хочу, чтоб он меня вернул. А пока я живу, как привыкла.
Так я думала, но буквально через несколько дней моя жизнь полетела в пропасть. Складывалось ощущение, что я нахожусь в руках отвратительного кукловода. И отмерив мне щедро радостей, он решил снова опустить на дно, заставив буквально обезуметь от страха и горя.
Уехав из галереи, я забрала Улиточку, и мы поехали домой. Улиточка запросилась в туалет, поэтому мы не пошли сразу в магазин, как обычно, а зашли в квартиру. И только засобирались уходить, как в дверь настойчиво позвонили. Сердце сжалось в дурном предчувствии. Нет, не просто сжалось. Оно словно стало реже биться от непонятного страха. Хотелось схватить Улиточку и забиться с ней в дальний угол, сделав вид, что никого нет дома.
Но тот, кто был за дверью, давал понять, что уйти ни с чем в его планы не входит. Подавив животный страх, я подошла к двери.
– Кто там? – настороженно спросила я.
– Откройте. Участковый уполномоченный Козарь Вадим Сергеевич.
У меня во рту пересохло от страха. И хотя я ничего не совершала противоправного, общение с органами напрягало.
Я открыла дверь и попятилась назад. Этот Козарь был не один. Рядом с ним маячили две тетки, совсем не располагающего к доверию вида.
На лицах словно светилось клеймо казенности. Прилизанные волосы, поджатые губы и ненависть ко всему живому во взгляде.
– Ведущий специалист отдела опеки и попечительства Соловей Степанида Юрьевна, – представилась одна и сунула мне под нос удостоверение. – К нам поступил сигнал, что здесь проживает несовершеннолетний в неподобающих условиях.
Меня словно ледяной водой окатили. Мне показалось, что от страха онемели не только руки и ноги, но и язык.
– Покажите паспорт, – потребовала эта Соловей.
Дрожащими руками я достала из сумочки документ и протянула противной тетке.
– Так-так! Живете не по прописке. Своего жилья нет. Давайте посмотрим, комнату ребенка, – продолжала командовать представительница опеки. Естественно, не разуваясь, они прошли в нашу комнатку, и я не посмела сделать им замечания. – А где ты спишь, детка?
Елейным голоском спросила вторая тетка.
– Здесь, – Улиточка показала на нашу кровать.
– А мама?
– Я с мамой сплю, – не понимая, что им нужно, насупившись, ответила малышка.
– А кто с вами еще живет? – улыбаясь, как гиена, продолжала выпытывать Соловей.
– Тетя Оля, – выдала Улиточка еще один факт нашей неприглядной действительности.
– Значит,