Читать интересную книгу Яик-Горынович - Павел Георгиевич Малов

коня, и он по-царски ехал верхами. Казак, уступивший ему жеребца, запыхавшись, бежал рядом. Иногда его подсаживал на свою лошадь кто-нибудь из товарищей. Дорогу показывал Ефрем Закладнов, хорошо знавший эти места. Он вел ватагу прямиком к Таловому умету, неподалеку от которого была землянка, где они со старшим брательником Григорием всю весну и часть лета скрывались от старшинской стороны.

На умет прибыли на третью ночь. Здесь кроме Степана Оболяева с семейством да яицкого казака Алексея Чучкова никого не было. Оболяев обрадовался, завидев знакомую фигуру Пугачева.

– Емельян Иванович, сколько лет, сколько зим!.. Где тебя нелегкая носила?

– Ошибаешься, брат, – сурово глянул на него Пугачев. – Никакой я тебе не Емельян Иванович…

– А кто ж ты? – опешил Степан Оболяев, обводя растерянным взглядом спутников Пугачева. – Раньше вроде сим именем прозывался.

– Я император Всероссийский Петр Федорович Третий! – сказал Пугачев.

Алексей Чучков, слышавший разговор, набожно перекрестился и весело протянул:

– Слава те Господи, дождались!

Пугачев тут же не преминул воспользоваться моментом. Он обратился к казаку с такой речью:

– А поезжай-ка ты, братец, коли так, в Яицкий городок, да объяви там верным людям о том, что здесь услышал. Пусть меня войско яицкое встретит, как полагается: с хоругвями, да с иконами, да с хлебом-солью, как императоров встречают из века в век. Ну, а я вас, детушки, без своей милости не оставлю. Объяви старикам, что жалую я войско рекой Яиком от истоков до самого устья, до Гурьева городка. Тако же жалую рыбными промыслами, охотничьими и иными угодьями, соляными копями беспошлинно, хлебным жалованьем, свинцом, порохом, крестом и бородою.

Алексей Чучков обрадовался, потому как был из непослушной, войсковой стороны, преследуемой старшинами; повалился в ноги новоявленному государю Петру III.

– Все будет исполнено, как ты говоришь, ваше императорское величество… Я мигом туда и обратно смотаюсь, одна нога здесь, другая – там…

Казак вскочил на коня и сразу же, не откладывая дела в долгий ящик, отправился выполнять поручение.

Пугачев подозвал Евлампия Атарова, велел ему выслать далеко в степь несколько дозоров, чтобы вовремя заметить карателей, если они будут присланы из Яицкого городка комендантом Симоновым.

– Я, конечно, казаку Чучкову доверяю, потому что вы все за него головой ручаетесь, – сказал он Атарову, – однако, предосторожность соблюсти надо. Вдруг схватят его комендантские ищейки, да под пытками сведают от него про наш замысел.

– Правда твоя, государь, – согласился Евлампий Атаров. – Четырех человек в дозор снаряжу, да тут еще Ефрем Закладнов к брату своему старшему просится. Тут недалече: верст десять будет до его землянки. Отпустить, что ли?

– Вали, пускай едет и приводит своего брата в наш стан. Нам люди сейчас до зарезу нужны, – согласно кивнул Пугачев и тоже стал куда-то собираться.

– Ваше величество, никак и сам куда намереваешься отъехать? – осторожно поинтересовался Атаров.

– Съезжу я с Оболяевым на Иргиз, в раскольничьи скиты, – ответил Пугачев. – Человека грамотного среди тамошних беглых сыскать надо. Вишь, атаман, беда, писаря у меня нет, а Яицкому войску указ сочинить нужно.

– Возьми, надежа, в охрану Гришку Рублева, – посоветовал Евлампий. – В степи неспокойно нынче… На лихих людей как бы не нарвался.

Пугачев согласился.

Степан Оболяев запряг в повозку лошадь, пригласил Пугачева садиться:

– Карета подана, ваше величество, полезай с Богом, – пошутил он.

Гришка Рублев тронул своего коня вслед за повозкой, крепко сжимая в правой руке казачью длинную пику и зорко всматриваясь в степь. За повозкой бодро трусил привязанный к задку за уздечку конь Пугачева.

– Гляди, Гришуха, береги государя! – напутствовал его остающийся на умете Евлампий Атаров. – Головой за батюшку отвечаешь, ежели что…

– Будь спокоен, атаман. За надежу-государя живота не пожалею! – воинственно потрясая пикой, прокричал Григорий Рублев.

Дорога шла ровной, как скатерть, степью. Лишь далеко впереди маячили невысокие возвышенности, сырты по-здешнему, да чернел неровной кромкой лес. Трава сбоку дороги вымахала за лето богатая, местами достигала брюха лошади и выше.

– Изрядно я по свету хаживал, – рассказывал Емельян Пугачев Оболяеву и ехавшему рядом с повозкой нешибкой рысцой Григорию Рублеву, – почитай всю Русь православную пехом исколесил, и в ваших краях бывать доводилось, в городке Яицком. Да ты, Еремина Курица, и сам о том ведаешь, чай не забыл, как гостевал я у тебя на умете в прошлый год.

– А где, ваше высокое величество, еще бывал окромя нас, Царицына и Казани? – поинтересовался Степан Оболяев.

– У хохлов был, на Тереке был, тако же у донских казаков… Ну и на Иргизе, куда мы путь-дорогу сейчас держим…

На реку Иргиз они попали только к концу следующего дня. В первом же раскольничьем скиту, Исаакиевском, их предостерегли насчет воинской правительственной команды, только что здесь побывавшей. Старцы во главе с игуменом сообщили, что все беглые пришлые люди числом до семидесяти душ вновь ударились в бега, рассыпались по окрестным оврагам и лесной глухомани, так что сыскать знающего грамотного человека никак не можно. Тако же обстоят дела и в других поселках раскольников. Отца Филарета на Иргизе тоже нет, в очередной раз в Казань по делам уехал.

Путников покормили, дали харчей на обратный путь и посоветовали большой дорогой не ехать, не искать беды.

– Ну что ж, невезуха так невезуха, – невесело вздохнул Емельян Пугачев, распрощавшись со старцами. Обратился к Степану Оболяеву:

– Давай, Степан Максимович, заедем в таком разе в Мечетную слободу. Я тамо в прошлом году, у своего кума, крестьянина Степана Косова, телегу с лошадью на сохраненье оставил, да вещички кой-какие. Заберем и с богом в обратный путь тронемся.

2

В Мечетной слободе было все тихо. Правительственных солдат не наблюдалось, и Емельян Иванович, оставив Оболяева с повозкой на околице, возле кабака, направился вместе с Григорием Рублевым верхами к дому Степана Косова. Благополучно миновали просторное подворье Семена Филиппова, тестя Косова. Пугачев с неприязнью покосился на ненавистное жилище, хозяин которого в прошлом году донес на него властям. По доносу Филиппова Пугачев и угодил в Казанский острог. У Емельяна Ивановича аж руки зачесались немедля рассчитаться с обидчиком, но он пересилил себя: нужно было сначала вызволить свое имущество. Ежели отдадут, конечно.

Жена Косова, узнав Пугачева, испугалась. Невнятно промямлила, что хозяин в поле, на сельхозработах. Про коня и вещи Пугачева и слыхом не слыхивала, она в мущинские дела не вмешивается. Мужу виднее. Да он как-то сказывал, что будто бы кум Пугачев в остроге?..

– Был в остроге, да весь вышел, – весело крякнул Емельян Иванович, – высочайшее помилование на меня снизошло из самого из Санкт-Петербургу, во как…

Он дал знак Рублеву, и они тронули коней прочь от дома Косова и не в меру любопытной хозяйки. Через несколько кварталов им повстречался сам Степан Косов. Едва завидев