Читать интересную книгу Яик-Горынович - Павел Георгиевич Малов

как лисица, заметая следы от возможного преследования. Часа через три беспрерывного торопливого бега по непролазной чащобе остановились в глухом болотистом урочище – темном и сыром от шатром нависших над ним деревьев. Первым делом закололи шашками и освежевали телушку. Порубили кровоточащую тушу на большие куски, другие ватажники в это время разжигали костер. Не успел заняться огонь в огромной куче валежника, наваленного на поляне, как разбойники побросали в костер мясо. Жадно наблюдали, как золотистые языки пламени облизывают враз зашипевшую кровь.

3

Пугачев, привязанный татарским волосяным арканом к старой сосне, глотал тягучие слюни, не отрывая голодных глаз от готовящегося обеда. Разбойники, не дожидаясь, пока мясо полностью прожарится на костре, стали вытаскивать полусырые куски из огня. Набрасывались на еду, как голодные волки. Предварительно, самый жирный, зарумяненный окорок преподнесли атаману. Пугачеву же достались только обглоданные кости, но он с голодухи был рад и такому угощению.

Наевшись и сыто отрыгнув в бороду, атаман Евлампий Атаров велел своим привести пленника. Двое казаков, которые перед тем потчевали Емельяна костями, приволокли его к атаману. Грубо бросили на колени.

– Кланяйся, мужик, батьке Евлампию! – сердито выкрикнул молодой яицкий казачок Ефрем Закладнов, пригнул голову Пугачева к земле.

– Кто таков есть? Что за человек, а ну-ка ответствуй обществу, – принялся чинить допрос атаман Атаров.

Пугачева задело, что с ним, природным донским казаком, обращаются, как с последним холопом. Он гордо выпрямился, гневно взглянул на Закладнова и выкрикнул командирским голосом:

– Вы что ж это надо мной измываетесь, детушки?.. Неужто не страшитесь суда Божьего? Не знаете, кто я таков?..

– Откуда ж нам знать? – скептически хмыкнул Атаров. – Вот ты и скажи, пока плетюганов не всыпали. Ну!

– А я – ваш венчанный на престоле царь, ампиратор Петр Федорович Третий, вот кто! – выпалил одним духом Пугачев и впился горящими лихорадочным огнем глазами в очи атамана Атарова: поверит иль нет?

Евлампий опешил, услышав от грязного бродяги такое… Присмирели галдевшие поблизости ватажники. На поляне нависла гнетущая тишина.

– Не шуткуй так, дядя, – глухо выдавил из себя сбитый с толку Атаров. – Император Петр Федорович помер, про то все знают. Царицын хахаль Гришка Орлов его в пьяной драке шпагой проткнул!

– Врешь, дурак! – гневливо выпалил Пугачев, аж сам испугался своей неожиданной вспышки. – Живой я, сам видишь, перед тобой самолично стою. И никакой шпагой меня Гришка Орлов не потчевал.

Тут в разговор вмешался Ефремка Закладнов. Вспомнив о рассказе уметчика Оболяева, обратился к Емельяну Пугачеву:

– А не бывал ли ты, мил человек, на Таловом умете отставного пахотного солдата Степана Оболяева, по прозванию Еремина Курица, год тому назад, осенью?

– Как не бывать, бывал, – согласно кивнул остриженной по-казацки в кружок головой Емельян Пугачев. – Открылся ему доподлинно в бане и царские знаки на груди показал… И Оболяев признал во мне императора, потому как в бытность свою на службе в императорской гвардии самолично меня в Петербурге видывал… И вашему казаку яицкому Денису Пьянову я вдругорядь открылся. И он обещал мне содействие и помощь.

– А что за знаки такие, ваше величество? – робко вопросил Ефрем Закладнов, подобным обращением уже давая понять, что признает в нем императора всероссийского.

– Да, да, покаж царские знаки, – настойчиво потребовал Евлампий Атаров.

– Раб ты мой, а повелеваешь своему господину! – гневно, на полном серьезе вскричал Пугачев.

Резко вскочил на ноги, скинул на руки окружавших его ватажников сермяжный кафтан, рванул ворот посконной крестьянской рубахи. Глазам собравшихся предстали два неясных, зарубцевавшихся пятка на его груди, как раз под обоими сосками.

– Глядите, это орлы царские! – торжественно объявил Пугачев и тут же запахнул ворот рубахи. – С такими знаками все цари нарождаются. Вот и я удосужился, грешный… А у кого нету таких знаков, тот, значит, не царского роду.

– А у Катьки под сиськами такие птицы есть, чи нема? – весело заржал известный балагур и пересмешник Гришка Рублев.

Пугачев не принял шутки.

– Об таких вещах, казак, с императорами не говорят! Чуешь, чем пахнет? – поднес он жилистый грязный кулак к самому носу зубоскала.

– Прошу прощения, государь, – враз сконфузился Гришуха, поспешно ретировался за спины товарищей.

– Ну так что, признаете ли вы меня, господа казаки, своим законным императором Петром Федоровичем Третьим? – поставил вопрос ребром Емельян. Он понял, что железо нужно ковать, пока горячо…

– Признаем, надежа-государь! Будь нашим Третьим императором Петром Федоровичем, заступником народным, – отвечали ему нестройные голоса ватажников.

Им все равно терять уже было нечего, одно из двух: либо в тюрьму, либо на плаху!

Глава 26

Гибель Гришки Рублева

1

После признания Пугачев учинил импровизированную присягу своему небольшому войску. Усевшись на широком пне под деревом, он велел ватажникам подходить к нему по одному, совал для целования вначале почерневший от времени медный крестик, затем – свою правую руку. Когда все перецеловали, встал с пня и произнес краткую зажигательную речь:

– Жалую всех вас вольными казаками – навечно! Кто уже есть казак, тех своей монаршей волею наделяю крестом и бородою, рыбными ловлями по Яику-реке от верховьев до самого устья, жалованьем от казны, свинцом и порохом, хлебом, сукном и солью – беспошлинно.

– Спасибо, государь! Век за тебя Бога молить будем, – искренне благодарили обрадованные мужики, бывшие холопы, получившие нежданно-негаданно волю.

Пугачев позвал на совещание Евлампия Атарова, Ефрема Закладнова, Гришуху Рублева и старшого над крестьянами Тимоху Арзамасца. Стал спрашивать совета, что делать дальше?

– Мне по писанию еще год и семь месяцев открываться не следовало, ан не стерпел, на притеснения народные глядючи, – жаловался вновь испеченный император. – Что думаете, господа атаманы, куда нам идти дальше?

– Пойдем на Яик, государь, – горячо заговорили все трое казаков. – Там сейчас большое гонение на народ вышло. Многие наши товарищи в бегах обретаются, скрываясь от старшин и коменданта Яицкого городка Симонова. Они тебе будут рады и тотчас по приходе тебя за государя признают, потому как деваться им больше некуда.

Тимоха Арзамасец, оставшийся в меньшинстве, только неопределенно пожал плечами. Ему на Яик к тамошним казакам идти не хотелось, манили его мужицкую душу привольные волжские края, Арзамас-городок, родная деревня, где пропадали в ненавистном крепостном ярме мать с отцом и молодая жена с ребенком. Но спорить с казаками было бесполезно, приходилось мириться с их волей.

Пугачев решил последовать их совету. На следующую ночь, хорошо отдохнув днем и запасшись в дорогу говядиной, которая еще оставалась от разделанной туши, ватага двинулась на юго-восток, в сторону славного Яика-Горыныча, как любовно называли свою кормилицу-реку казаки.

Шли быстрым маршем всю ночь, пешие мужики едва поспевали за конными казаками. Пугачеву дали