меня верхом.
С тех пор как мы заключили соглашение, я не думал ни о жестком диске, ни о пароле, который его защищал, ни о других негативных моментах.
Потому что играть в семью – играть в совместную жизнь – с Мэллори было очень легко.
И оказалось, что я быстро, слишком быстро влюбляюсь.
Я понял это в среду вечером, смотря, как она читает рядом со мной на диване. Это был еще один долгий вечер, и на Мэллори была только футболка, которую она сорвала с меня, как только мы закончили. Я был удовлетворен и улыбался, смотря, как она сидит на диване, подогнув под себя ноги, как водит взглядом по каждой странице, как встревоженно кусает ноготь на пальце во время чтения. Ее платиновые волосы немного отросли, и проглядывали темные корни. Мэллори собрала хвостик, а выбившиеся прядки свисали ей на лицо и шею.
В то мгновение – в то тихое, казалось бы, обычное мгновение – она была самой красивой женщиной, которую я видел.
Я ни разу не влюблялся за все годы, что встречался с женщинами и девушками. С женщинами чаще всего я приятно проводил время, как бы ни стыдно в том признаваться. Временами я ложился с ними в постель, позволял им отвлечь меня от рутины и составить компанию, противостоя одиночеству.
Но любовь… со мной и близко такого не случалось. Наоборот, встречаться с другими девушками – все равно что гулять по равнинам Оклахомы. Ни одного утеса в пределах видимости, ни одного обрыва, с которого можно было бы упасть на неизведанную территорию чувств. Это была безопасная ровная местность, и я с легкостью ходил по ней, оставляя все как было.
С Мэллори же все равно что ходить по канату.
В первый же день встречи я понял, что балансирую на тонкой, шаткой проволоке. Даже когда Мэллори меня расстраивала, даже хотелось скорее ее придушить, чем поцеловать, я все равно не терял этого ощущения. Я ходил по канату с того понедельника после Дня благодарения, когда она вошла в мой кабинет, и теперь стоял на одной ноге, держа на голове стопку тарелок, и меня манила эта восхитительная пропасть.
Но загвоздка в том, что я не мог покориться этому чувству. Наши отношения, этот небольшой секрет, были нашим миром. Здесь мы могли существовать, и мы провели эту черту, чтобы знать, где все обрывается. Если ее отец узнает, что она спит с Беккером, то уничтожит мастерскую быстрее, чем она успеет произнести «подожди». А у моей матери чуть не случился сердечный приступ, когда я рассказал ей о чувствах к Мэллори. Она отречется от меня, если я признаюсь, что влюблен в Мэллори, а если уж даже мама не могла меня понять, то я и не надеялся, что смогут понять братья.
В нашей семье все чувствовали, что Патрик Скутер скрывает что-то, связанное со смертью моего отца.
А я теперь притворяюсь, что нет ничего страшного в том, что я влюблен в его дочь.
И все же отчасти я размышлял, что бы сказала Мэллори, если бы я признался ей в чувствах. Если бы рассказал все. Она бы сбежала, обозвала бы меня безумцем, оборвала все связи, потому что иначе бы я не смог это пережить? Она бы покачала головой и сказала, что хотела необременительных отношений, как она и предлагала, а я теперь все разрушил?
Или она тоже бы в меня влюбилась?
Я закрыл книгу, положил ее на кофейный столик, а потом взял книгу, которую держала Мэллори.
– Эй, – надулась она, потянувшись за книгой даже после того, как я положил ее рядом со своей. – Перестань, Беккер. Сначала заинтересовываешь меня чтением, а потом отнимаешь книгу, когда я подбираюсь к самому интересному моменту? Да почему же ты такой жестокий?
Я не рассмеялся, не пошутил в ответ. Просто притянул ее к себе на колени, обхватил лицо руками и медленно притянул к себе.
Мы не шевелили бедрами. Не дышали резко, пытаясь сделать вдох. Внутри у меня не растекалось желание. Этим поцелуем я шептал слова, которые не мог выразить вслух. Я покусывал ее губы, проникая языком в рот, и прижимал за шею к себе.
От моих ласк она обмякла, но, хихикнув, отстранилась, покачала головой и, выпрямившись, чмокнула меня в нос.
– Милая попытка отвлечь, но я до сих пор злюсь на тебя за то, что оторвал меня от Мари-Лоры и ее борьбы с нацистами.
– Приходи завтра ко мне.
Я сказал это без шуток, и, увидев выражение моего лица, Мэллори тоже стала серьезной.
– Это ведь вечер перед открытием.
– Знаю, и мы уже все подготовили. Тебе нужен перерыв перед этой суматохой. А я приготовлю для тебя ужин.
Она ухмыльнулась.
– Макароны с сыром, полагаю?
– Нет, позволь приготовить для тебя настоящий ужин, – на полном серьезе сказал я. Я посмотрел ей в глаза и подавил ноющее ощущение в животе, подсказывающее, что я слишком напираю, что я ее пугаю.
Я никогда не чувствовал ничего подобного и не собирался молчать.
– Я ни разу у тебя не была, – произнесла Мэллори, и я задумался о том, возражение ли это или просто утверждение.
– Давай это изменим.
Она прикусила губу, задумавшись, но на ее розовых губах расцвела улыбка, и Мэллори меня поцеловала.
– Хорошо, шеф Логан. Но я жду ужин из четырех блюд.
– И ты его получишь, – сказал я, поцеловав ее в уголки губ, а потом снова притянул к себе. Я провел руками по ее плечам, спине, легонько стиснул бедра, а потом шлепнул по попе. – И десерт тоже.
Мэллори хихикнула, отбиваясь от меня в шутку, а потом обхватила руками за шею. Поцелуй стал глубже, шутки смолкли, и я решил не обращать внимания на часы на стене, говорящие, что уже поздно и мне пора уходить.
Может, если не буду обращать внимания, не скажу ни слова, то смогу тут остаться.
Остаться на ночь.
Навсегда.
И, возможно, если сделаю все правильно, то и Мэллори смогу уговорить остаться.
Глава 13. Логан
У меня дома никогда еще не было настолько чисто, а это о чем-то да говорило.
Я примчал домой с работы, чтобы отскрести каждый уголок, смахнуть пыль, подмести, протереть полы и прибраться, а потом сгонять за продуктами. И даже сейчас, когда в духовке готовился ужин, а я нарезал овощи на закуску, я оглядывал свое жилище и мысленно подмечал, что хотел бы прибрать