Читать интересную книгу Чистая любовь - Кэнди Стайнер

или переставить до прихода Мэллори.

Я впервые пригласил женщину к себе домой.

Да, в это безумное заявление сложно поверить, потому что интимных отношений у меня было достаточно. Но какие бы сплетни ни ходили в нашем городке, я всегда встречался с женщинами у них дома, а не приводил их в свой. Я не готов был пускать их в место, где хранилось столько личных вещей: фотографии на стенах, книги на полках, магниты на холодильнике. Мой дом хранил частички моей души, и я ни с кем не хотел ими делиться.

До сих пор.

Весь вечер у меня крутило в животе, и я сомневался, смогу ли вообще съесть приготовленный мной ужин. Я постарался на славу, вспомнив, как в чулане мы обсуждали, что Мэллори любит греческую кухню, но редко ее пробует, потому что в радиусе пятидесяти миль от Стратфорда не было ни одного греческого ресторана, а ее семья предпочитала питаться стейками и картофелем. Потому я приготовил дзадзики со свежими овощами и приправленной специями питой. Еще добавил классический греческий салат и курицу, запеченную с сыром фета, артишоками, оливками, томатами в средиземноморской приправе. И упахался с десертом, сделав пахлаву, которая ждала своего часа в духовке, а в холодильнике лежал медовый соус.

Сегодня вечером единственное, что я мог держать под контролем, – это еда и порядок в доме. Возможно, потому я был так зациклен узнать больше о греческой культуре и еде, чтобы выбрать идеально сбалансированное меню. И, возможно, поэтому я вылизал каждый уголок в уже без того безупречном доме, словно из-за одной-единственной фотографии, стоящей не на своем месте, Мэллори либо испытывает те же чувства, что и я, либо решит, что я сумасшедший.

Я вздохнул, покачав головой, и стал раскладывать ломтики огурца вокруг миски с дзадзики.

– Соберись, мужик.

В дверь постучали, и мое сердце забилось с удвоенной силой. Мне даже пришлось вцепиться в край стола, чтобы не свалиться. Я вымыл руки, вытер их полотенцем, висевшим на духовке, и пошел к двери, напоследок проверяя, все ли стоит на своем месте. Я прикоснулся к некоторым предметам – не для того, чтобы передвинуть их, а просто потому, что нужно было чем-то занять руки, – а потом встал перед дверью, глубоко вздохнул, натянул на лицо добродушно-веселую улыбку, словно говорящую «все хорошо, все по плану», и открыл дверь.

Когда между нами оказалась только сетчатая дверь, я застыл как идиот, забыв впустить Мэллори в дом, потому что был потрясен тем, как потрясающе она выглядела.

Волосы у нее были распущены и лежали волнами, а кончики прядей красиво обрамляли подбородок. Мэллори нанесла золотистые тени, подчеркивающие голубизну ее глаз, и подвела их стрелками, придав им экстравагантный вид. Она надела джинсовую юбку, а под нее – темные легинсы с дырками, через которые виднелась ее загорелая кожа. Эту юбку она дополнила широким белым свитером, свисавшим с одного плеча. По какой-то причине в этом свитере Мэллори выглядела такой очаровательной, такой хрупкой, милой и прелестной, что я подумал: а не забить ли вообще на ужин и не утащить ли ее в дом на обстоятельную экскурсию по моей спальне?

Губы, которые я так любил пробовать на вкус, были накрашены моим любимым оттенком пыльной розы. Заметив, как я таращусь на нее, Мэллори мягко улыбнулась.

– Пригласишь меня в дом или мне сходить за пледом в машину, потому что у нас будет пикник на крыльце?

Я покачал головой, открыв сетчатую дверь, и прочистил горло.

Я не мог выдавить ни слова, и Мэллори усмехнулась, просочилась между мной и дверью и встала в коридоре. Я взял у нее шарф и сумку, повесив их на вешалку, а потом снова застыл, как придурок, засунув руки в карманы и пожирая ее взглядом.

– Ты очень красивая, – с трудом пробубнил я, и Мэллори улыбнулась еще шире, подойдя ко мне.

– Ты и сам ничего, – пошутила она, подергав за фартук, повязанный вокруг пояса. – Можно потом ты останешься только в нем?

Мэллори засмеялась, и я тут же расслабился, словно впервые глотнул воздух после долгого нахождения на глубине. Я притянул ее в объятия.

– Только если будешь послушной девочкой.

Она отодвинулась, надув губы.

– А я думала, тебе больше нравится, когда я плохая.

Она засунула руки в задние карманы моих джинсов, сжала ладошки и притянула меня к себе. Прикусив нижнюю губу, Мэллори прошлась взглядом по моей шее, подбородку, рту.

По спине словно пробежал разряд тока, и я застонал, крепко и быстро чмокнув ее в губы, а потом шлепнул по попе и потащил на кухню.

– Хватит отвлекать повара.

Мэллори снова хихикнула, но направилась за мной, а я подбежал к духовке, чтобы проверить, как там ужин, пока она осматривалась.

– Там дзадзики, – сказал я, открыв дверцу духовки и показав на тарелку, стоящую на столешнице. Сыр приятно плавился, курица шипела, и от ее аромата у меня заурчало в животе. – Свежая пита, огурцы, морковь, помидоры и все такое, – я выпрямился и повернулся к ней, а Мэллори смотрела на меня так, словно я был мистическим существом, которого она раньше не видела. – Что?

– Ты приготовил мне греческие блюда.

Я ухватился за шею сзади.

– Ты сказала, что это твои любимые блюда.

– Один раз, – напомнила она. – Ну и… мимолетно. Поверить не могу, что ты запомнил.

– Я слушаю тебя, – пожав плечами, сказал я. – И у меня хорошая память.

– Теперь понятно, почему ты можешь перечислить почти каждое событие в истории, – она засмеялась, потянулась к бутылке вина, которую я поставил рядом с закусками, и налила нам по бокалу. Мэллори окунула кусок горячей питы в закуску, запихнула его в рот и закатила глаза, простонав: – Божечки, это восхитительно.

Я усмехнулся, взял бокал и чокнулся с ней.

– Спасибо, что пришла.

Она проглотила, отпила вина, а потом легонько крутанулась и прошлась по гостиной.

– Спасибо, что напомнил моим вкусовым рецепторам, почему пита такая вкусная.

Я наблюдал за ней, стоя за кухонным столом. Мэллори осматривалась в моем доме, водя кончиками пальцев по дивану, книжным полкам, рамкам с семейными фотографиями. Она остановилась перед снимком, на котором были запечатлены мы с мамой, еще когда я учился в старших классах. На голове у мамы была моя шапочка выпускника, и одной рукой она обнимала меня за талию, а другой сжимала мои щеки, пока я притворялся раздраженным, закатив глаза. Но меня выдавала широченная улыбка. Одна из моих любимых фотографий.

Мэллори улыбнулась, водя бокалом по моему лицу, а потом пошла дальше, поднося вино к