в комнату к Юрке – сам ему решил обо всем сказать. Объяснить, что он из Юркиной жизни не пропадает.
Пока объяснял, Юрка смотрел на него как запуганный заяц. Молчал. Видно, что очень хотел зареветь, едва сдерживался. Конечно, жалко его было. Помнится, как последнюю эту фразу дурацкую произнес, которую, наверное, все отцы говорят в таких случаях – вырастешь, все поймешь…
Потом Маргарита его позвала. Он вышел из Юркиной комнаты, а она уже дверь в прихожей открыла и чемодан его на лестничную площадку выставила. И прошипела тихо, будто у нее горло болело:
– Уходи… Никогда тебя не прощу. Если даже захочешь вернуться – все равно не прощу, слышишь?
Он и ушел. И даже внутри ничего не дрогнуло, помнится. Забрал чемодан – и к Соне. Любовь у них с Соней была, да такая, что вся старая жизнь под корень была обрублена. Он же не знал тогда, что за все надо платить. Поздним раскаянием платить, болью сердечной. А тогда казалось – вот она, жизнь, только сейчас начинается! Вот она, настоящая любовь, счастье невыносимое! А сын… Сын привыкнет, смирится. Встречаться будут, общаться, в отпуск вместе ездить… Да все устроится со временем, все образуется! Они ж родные люди, в конце концов!
Не захотел Юрка ни встречаться, ни общаться, ни в отпуск ездить. И было понятно, что Маргарита его так настроила. Тоже обычное дело, в общем… Не она первая, не одна последняя, кто такой грех на душу берет – сына против отца настраивать. Он же подросток еще, сознание – как пластилин, лепи из него, что хочешь. Но Юрка вырастет и сам все поймет. Да, именно так и думал тогда… Сам себя успокаивал.
А годы шли, и как-то поймал себя на мысли, что и лица сына уже не помнит. И страшно стало. А еще страшнее было осознание – как же так получилось-то? Как это ему все годы удавалось охмурять себя этой обманной присказкой – мол, когда вырастет, сам все поймет? Ведь удавалось же как-то!
Это сейчас, уже с высоты прожитых лет, он понимает прекрасно, каким был идиотом. Тем идиотом, который позволил себе любить женщину так, что про сына не думал. Вытеснила Соня из его души Юрку и сама не поняла этого, наверное. Со стороны посмотреть – обычная, в общем, история, правда? Многие мужики такой путь проходят. Да только немногие потом спохватываются, а поздно уже…
Вздохнул с досадой, и тут же сердце отозвалось недовольством, будто током ударило изнутри. И сам себя принялся уговаривать – тихо, тихо, не надо нервничать. Еще не хватало грохнуться в своем же кабинете на пол да помереть. Нет, нельзя пока умирать, с Юркой не примирившись…
И словно по инерции выудил из кармана пиджака телефон, кликнул его номер. Гудок длинный… Ну же, ответь…
Нет. Опять сбросил. Что же ты, сынок, даже поговорить не хочешь… Просто поговорить! Трудно, что ли?
Считаешь отца старым занудой, да? Мол, пристает со своим поздним раскаянием, некуда от него деться?
Что ж, ладно. Я это стерплю. Я все стерплю, Юрка. Не буду больше звонить.
Сунул телефон обратно в карман, но через минуту не выдержал, снова его достал, отправил Юрке сообщение: «Позвони». И стал ждать, сев за стол и неотрывно глядя на экран телефона. Подумал мельком – там ведь, наверное, фигурантка по делу пришла, надо ее позвать? И зачем он только взялся за это дело, сказали же медики – нельзя работать… Еще и этот Павел Некрасов душу ему разбередил. Как у него все просто оказалось, ага! Написал дочери сообщение – приезжай, она и приехала! Просто так взяла и приехала! И никаких обид у нее на отца не осталось! Бывает так у других, что ли? Или, может, не просто так приехала, а…
Свою мысль он не успел додумать – вздрогнул, когда телефон ожил и на дисплее высветилось имя: «Юра». Позвонил-таки… Слава богу…
Голос у Юрки был как всегда недовольным. Можно сказать, грубым даже.
– Ну чего тебе, чего? Чего ты мне названиваешь все время? Я же на работе, у меня тут дел куча! Давай, говори быстрее… Ты из больницы, что ли, звонишь?
– Нет, меня вчера выписали. А ты ко мне так и не пришел, Юр… Я ждал, что хотя бы в больницу придешь…
– Ты только это хотел сказать, да? Что ты несчастный отец, которого сын бросил? А может, все наоборот, а?
– Нет, я не это хотел сказать, что ты… И упрекнуть тебя не хотел. Да, я сам виноват, знаю.
– А чего тогда от меня хочешь?
– Ничего не хочу, Юр. Но внука мне покажи? И внучку… Просто покажи… Или фотку хотя бы пришли.
– Зачем? Внуку твоему уже семь, дочке – пять. Они тебя и не знают совсем. У них есть дедушка и бабушка, родители моей жены. И моя мама им бабушка, они ее очень любят. Им достаточно. Да и что я им про тебя скажу? Это ваш дедушка, мой папа, который меня бросил и забыл? А потом вдруг вспомнил?
– Юрка, да не бросал я тебя… И не забывал… Ну что ты как маленький? Да, бывает такое, у многих бывает, когда отец из семьи уходит… Но не у всех же такая ненависть в душе вырастает, сынок!
– А у меня к тебе нет никакой ненависти. У меня вообще к тебе ничего нет. И да, я знаю, что многие пацаны без отцов растут. Это судьба, это принять надо. Я сейчас понимаю, да. А тогда – не понимал… Плохо мне было, очень плохо. И не думай, что это мама меня против тебя настраивала, я сам не хотел с тобой видеться. Сам! Да и ты ко мне не особо стремился, ведь так? А теперь – чего же ты хочешь, когда меж нами все связи разорваны? Их ведь никак уже не восстановишь! А если даже и попробовать это сделать, то получатся жалкие потуги, ни тебе, ни мне это не нужно.
– Мне нужно, Юр… Очень нужно…
– А зачем? Да и вообще… Я ведь имею право на обиду, она во мне с детства живет. Поселилась и живет. Куда я ее дену? Не соберешь ведь ее в кулак и не выбросишь? Так что оставь эти покушения на отцовство, не звони мне. Я понимаю, что тебе сейчас тяжело, ты инфаркт перенес… Но ты ведь когда-то решил мою судьбу, уйдя из семьи. Считал, что имеешь право. Вот и