полка. Окончил он её из-за войны досрочно и тоже только из-за войны сразу попал на должность начсанбрига. Ему казалось, что с этой работой он справлялся, а тут предстояло стать руководителем лечебного учреждения — дело для него совершенно незнакомое. «Конечно, дивизия — это не морская бригада, тут не 2 000–2 500 человек, а все 15 000, но характер работы тот же, да и должность-то выше», — думал он. Его поддержал Борис:
— Товарищ Пронин, будьте другом, согласитесь с моей просьбой! Не пожалеете, я уверен, что мы хорошо сработаемся, и за медсанбат вам краснеть не придётся. За это я ручаюсь!
Скляров махнул рукой.
— Ну, кажется, вы меня убедили, будь по-вашему. Иди, Борис Яковлевич, показывай теперь твоё хозяйство, — он подчеркнул слово «твоё» и с этими словами встал из-за стола.
Часть третья
Глава первая
Так в жизни нашего героя наступил новый этап, он стал командиром 24-го медсанбата 65-й стрелковой дивизии.
Спустя несколько часов начсанарм и армейский хирург уехали, удовлетворённые хорошей организацией и порядком. По батальону же распространилась весть о том, что Борис Яковлевич Алёшкин назначен его командиром. Надо сказать, этому назначению были рады все: и Сангородский, и Прокофьева, и Бегинсон, и Картавцев, и Скуратов, и даже комиссар Кузьмин.
Алёшкина все знали с момента организации батальона, и единогласно считалось, что гораздо лучше находиться под началом знакомого и уважаемого врача, каким был для всего личного состава батальона Алёшкин, чем попасть в подчинение к такому, как Фёдоровский. Ну, а каким окажется новый начсандив, в медсанбате никого особенно не волновало.
Вечером этого же дня оба вновь назначенных начальника уже ехали в штаб дивизии. Борис пребывал совсем не в радужном настроении и не со спокойной душой: как-то воспримут эту новость и согласятся ли с ней командир и, главным образом, комиссар дивизии?
К тому времени почти все подразделения наступавших полков уже вернулись в пределы бывших первых линий немецких укреплений, успев вывезти захваченную немецкую технику, все продукты и большую часть боеприпасов. То, что взять не успели, взорвали.
Немцы, ещё раз обработав уже покинутую бойцами 65-й дивизии территорию Синявинских торфоразработок артиллерией и авиацией, к вечеру бесполезный огонь прекратили, очевидно, установив разведкой, что в обстреливаемых и разбомбленных районах частей Красной армии уже нет.
Наступило относительное затишье. Командиры всех степеней 65-й дивизии понимали, что, как только немцы освоят подкрепление, которого они, видимо, дождались, начнут наступление, займут оставленную территорию и предпримут всё возможное, чтобы вернуть оставленные ими благоустроенные траншеи. А может быть, и продвинутся дальше на восток, к Волхову.
Естественно, поэтому на передовой все отошедшие туда подразделения спешно занимались улучшением укреплений, починкой блиндажей и дотов и поворотом основных точек обороны на запад. В штабе дивизии командир и его ближайшие помощники занимались планами организации обороны в глубину нового расположения частей дивизии с таким расчётом, чтобы безусловно выполнить приказ Верховного главнокомандующего И. В. Сталина от 25 июля 1942 года № 227 — «Ни шагу назад!»
Все понимали, и прежде всех командир дивизии Володин, что неудавшуюся попытку прорыва блокады и невозможность удержаться на образовавшемся выступе, оставленном к тому же по приказу штаба армии, могут и простить, но, если дивизия не сумеет удержаться на этих рубежах, пощады не будет. Не говоря уже о том, что прорыв немцев в этом месте может привести к тяжёлым последствиям для всего Волховского фронта и города Ленинграда.
Именно поэтому адъютант командира дивизии капитан Поспелов, выйдя из той части землянки, где собрались оперативные работники, заявил прибывшим врачам, что комдив принять их сейчас не может, но он доволен работой медслужбы, так как по докладам командиров полков все раненые с передовой вывозились своевременно. Комдив сказал, что ему непонятно решение начсанарма и предложил, если они торопятся, доложить обо всём комиссару дивизии.
В землянке комиссара дивизии было тоже полно народу, там проходило совещание политработников. Лишь часов в двенадцать ночи Алёшкин и Пронин сумели попасть на приём к комиссару дивизии. Борис подробно рассказал о положении в медсанбате, о тех мерах, которые принял он сам и которые были приняты санотделом армии. Сказал он также, что на должность начсанарма вернулся Николай Васильевич Скляров, с которым комиссар был в очень хороших отношениях.
К тому, что Алёшкин назначен командиром медсанбата, а начсандивом 65-й назначен военврач третьего ранга Пронин, комиссар дивизии отнёсся совсем не так, как ожидал Борис. Помолчав немного, он произнёс:
— Ну что же, я одобряю твоё решение. Я понимаю, что эта перестановка произведена по твоей инициативе, Николай Васильевич не стал бы тебя понижать в должности без просьбы с твоей стороны, он всегда отзывался о тебе положительно. Да и в этой неудавшейся операции та часть работы медслужбы, за которую отвечал ты, со своей задачей справилась, а вот медсанбат оказался действительно узким местом… И ты, как коммунист, прав, что берёшься за это узкое место, не обращая внимания на служебное положение. Тебе выправлять работу батальона, как старому работнику, знающему всех людей, будет, конечно, легче, чем новому человеку, товарищу Пронину. Да и к любимой хирургии ты будешь ближе. Что же, я мешать не буду. Вам, товарищ Пронин, хотя вы будете формально начальником Бориса Яковлевича, я рекомендую советоваться с ним по любым вопросам, в которых встретятся затруднения. Конечно, всегда можете обращаться за помощью и ко мне, и к командиру дивизии. Да, Борис Яковлевич, помнится, в прошлом месяце я тебе рекомендацию давал. Собрание-то у вас было? Тебя в члены партии уже приняли?
— Собрание было ещё в конце июля, в члены ВКП(б) меня приняли, теперь жду утверждения политотдела.
— Ну ладно, я потороплю их. Товарищ Пронин, товарищ Алёшкин последнее время жил в медсанбате, вам я советую поселиться здесь, в штабе дивизии. Надо со всеми работниками штаба поближе познакомиться, да и с медслужбой полков тоже. Придётся тебе, Борис Яковлевич, выделить в распоряжение товарища Пронина специальную санитарную машину, ведь это только ты попутным транспортом пользовался, а вообще-то начсандиву так не положено. Вернёшься в батальон, пришли оттуда Вензу со всеми делами и машину. На днях я в медсанбат заеду, там ещё поговорим.
На этом разговор с комиссаром дивизии закончился. Узнав от Ванюши, где находится землянка начхима, в которой всегда находилось место для начсандива, Алёшкин и Пронин отправились туда. Познакомив Пронина с начхимом дивизии, интендантом третьего ранга Фёдоровым, кстати сказать, большим любителем шахмат, постоянно стеснявшимся своей, как он выражался, полной беспомощности в партиях с Алёшкиным, Борис отправился