позиции. Ставилась задача удержать их.
С таким приказом и ехал генерал Зубов в район передовых частей. Там он должен был находиться до окончания отхода и закрепления на намеченной линии обороны. Всего этого Алёшкин не знал. Он понял только, что в первый эшелон медсанбата будет продолжать поступать всё больший поток раненых, они должны быть хирургически обработаны, и для этого нужно задействовать все силы батальона. Следовательно, оба эшелона нужно объединить.
Он, конечно, принимал во внимание, что после новой дислокации основная часть медсанбата приближалась к передовым позициям на расстояние до 4–4,5 километров, а это при обороне было чересчур близко, однако другого выхода не было.
После встречи с начсандивом 65-й дивизии генерал Зубов продолжал свой путь в штаб дивизии, а Алёшкин вместе со Сковородой занялись ускоренной отправкой медперсонала и медимущества в район первого эшелона медсанбата. Армейский хирург Зак сообщил, что останется здесь, дождётся армейского санитарного транспорта и поможет Дуркову управиться с теми двумя-тремя десятками раненых, которые могут ещё поступить.
Лишь поздно вечером развернули палатки медсанбата, перевезённые на новое место, и Борис смог со спокойной душой оставить батальон, уже приступивший к работе в полную силу. Весь день поступали раненые, и к вечеру их набралось более трёхсот человек. Для хирургов в операционной и для терапевтов, лечивших прооперированных, дела было достаточно.
Главное затруднение состояло в том, что все обработанные раненые продолжали оставаться в батальоне, и это тревожило Бориса больше всего. Если пока вновь развёрнутых палаток хватало для размещения подлежащих эвакуации и госпитализируемых, то при таком потоке батальон будет забит через двое суток. Нужно, чтобы санотдел армии срочно наладил эвакуацию в госпитали, а, откровенно говоря, Алёшкин на это особенно не надеялся, и поэтому торопился на передовую, чтобы поймать там члена Военного совета армии генерала Зубова и попросить его помощи.
Все автомашины, доставившее в новое расположение медсанбата медимущество, по приказу Алёшкина немедленно отправились в полки. Оставив за командира этой части медсанбата Сангородского, Алёшкин уехал.
Стало уже совсем темно, поэтому шофёр, кстати сказать, совсем ещё молодой паренёк, прибывший с новым пополнением, вёл машину с предельной осторожностью. Дороги он не знал и пользовался подсказками начсандива, фары зажигать было нельзя. Борис не выдержал и, пересев на место водителя, повёл машину сам. Вот когда он мысленно благодарил Бубнова, в своё время научившего его вождению, хотя не раз и ругавшего за допускаемые оплошности. Как бы там ни было, он дорогу знал, и потому вёл машину значительно быстрее и увереннее, чем сменённый им шофёр.
Проскочили бывшие позиции дивизии, пересекли ничейную полосу и очутились рядом с бывшими немецкими траншеями. Выйдя из машины, Алёшкин через несколько шагов очутился в глубине траншеи. Он поразился сравнительно большому многолюдью и невольно обрадовался: «Ну, значит, всё-таки подбросили какие-то части», — подумал он. Перед уходом Борис предупредил шофёра, что ему следует ехать вперёд только тогда, когда за ним пришлют связного.
Довольно скоро Алёшкин добрался до ППМ 51-го полка и обнаружил там удивившую его картину — ППМ свёртывался. Разыскав Иванова, Борис спросил:
— Что, получили приказ продвинуться вперёд? Место подобрали?
Тот с горечью махнул рукой:
— Куда там, вперёд! Велено срочно вернуться на то место, где мы стояли до начала наступления, сроку дали два часа, вот и торопимся. У меня здесь человек десять раненых, а машин нет, не знаю, как быть! Здесь их оставлять нельзя, а с собой везти не на чем.
Алёшкин велел послать связного за той машиной, которую он оставил в укрытии у начала траншеи, и эвакуировать на ней раненых в санбат. Это обрадовало и успокоило Иванова.
— А где сейчас первый эшелон штаба дивизии? — спросил Алёшкин. — Надо же мне сориентироваться, что делать.
— Эх, товарищ начсандив, — довольно мрачно ответил Иванов, — штаб дивизии сейчас где-то около станции Назия. Вам из санбата да него было бы ближе, чем до нас. О его переезде мне командир полка сказал, когда приказал передислоцироваться.
— А где может быть ППМ 41-го и 50-го полков? — вновь спросил Борис.
— Где 50-го полка, не знаю, а ППМ 41-го полка сейчас где-то в этих же траншеях, слева от нас, километрах в двух. Да он, кажется, тоже получил приказ вернуться на старое место… Зачем только всю эту кутерьму затевали, если силёнок не было? Зря столько людей потеряли! — уже совсем сердито закончил Иванов.
Алёшкин не стал вступать в обсуждение, хотя в глубине души и разделял его мнение. По ходам сообщения и по окопам с возможной быстротой он отправился на левый фланг расположения дивизии и, действительно, километра через полтора в одном из старых немецких блиндажей обнаружил ППМ 41-го полка во главе с Кузнецовым. От него он узнал, что весь день в районе торфоразработок шли бои, причём немцы действовали сравнительно небольшими силами, бросая в атаку на кое-как окопавшихся бойцов 41-го полка подразделения численностью до роты. Зато в перерывах между этими вылазками проводились массированные артиллерийские и миномётные налёты. Раненых было не очень много, но они поступали непрерывно.
Кузнецов сказал:
— Вечером в ППМ прибыл командир полка с каким-то генералом (Алёшкин догадался, что это был Зубов). Они предложили немедленно эвакуироваться и развернуться на том месте, где ППМ стоял до наступления. Выполнить этот приказ немедленно я не мог: в ППМ находилось много раненых, подлежащих эвакуации. Вскоре пришли дополнительные машины из санбата. Стало полегче, сейчас отправил уже всех, в том числе и ходячих. Вероятно, к утру приказ командира полка будет выполнен.
Между тем, в траншею продолжали подходить подразделения 41-го полка. И так как, по-видимому, марш был быстрым и утомительным, то большинство, добравшись до траншей, в изнеможении валилось на дно окопа и засыпало глубоким сном.
Борис понял, что здесь ему делать нечего, и решил вернуться в санбат, чтобы утром следующего дня разыскать первый эшелон штаба дивизии, выяснить обстановку и получить новые указания. Однако никакого транспорта в его распоряжении не оказалось, а идти пешком 4–5 километров, которые отделяли эти траншеи от санбата, ему было уже не под силу — он не спал более суток.
Алёшкин решил ехать вместе с ППМ 41-го полка, а утром на машине, которая подойдёт туда из батальона, доехать до санбата и штаба дивизии. Через полчаса, когда всё имущество упаковали, колонна двинулась в путь. Впереди шла машина ППМ с палаткой и основной частью медимущества. На ней ехал старший врач полка Кузнецов, медсёстры и часть санитаров. Следом за ними, конечно, значительно более медленными темпами, последовала и остальная часть ППМ.
Имущество и оставшиеся люди были погружены на