— Я дам тебе маракасы. Будешь ими трясти и пританцовывать, — он положил мне на нагретый живот холодный плоский камешек.
— У меня нет слуха, — на всякий случай предупредила я.
— Это и не требуется. Чувство ритма есть у всех живущих на земле.
Камешек вдруг побежал по моему животу. Я открыла глаза и резко села. Краб, или кто там, не знаю, упал в воду и исчез.
— Он мог меня укусить! — возмутилась я.
— Никогда! Я вырвал ему все зубы по самые коленки, — Каспер осторожно провел пальцем по тому месту на моем животе, откуда, только что, упал краб.
— Кас! — сказал, не открывая глаз, лежащий на мелкой гальке по другую сторону от меня брат. — Да?
— Ну, не-ет, — жалобно.
— Да! — настойчиво.
— Да, — грустно.
— Что это было? — я повертела головой от одного брата к другому.
— Мы зарыли яблоко раздора, — улыбнулся Еспер. Глаз так и не открыл.
— Яблоко — это я?
— Умнейшее, начитаннейшее существо! Прелестнейшее! И зачем я согласился? — притворно или не очень вздохнул Кас. Встал и подал мне руку. — Пойдем, поплаваем, рыбка золотая. Присоединяйся к нам. Отныне мы будем хранить тебя, как сестру.
Он рассмеялся. Напомнил мне своей рыбкой совсем другие глаза. Серые. Нет. Забыла. Кол осиновый забила. Ну вот, опять. Тьфу-тьфу-тьфу. Кыш!
Ночь спустилась на землю в один момент. Зажгла фонари и прогнала ветром с моря душный жар ушедшего дня. Отдыхающие меряли набережную двумя живыми полосами. Туда-обратно. Белые штаны, цветные платья. Велосипедисты и дети всех мастей. Дым мангалов, шипение вок, хлопки поп-корна. Какофония треков из каждого заведения рождала свою особую мелодию. Пряно-пошловатую и симпатично-веселую атмосферу дешевого семейного отпуска.
Я притоптывала и трясла маракасами. Братья слажено делали номер под музыку латино. Суббота. Народ собрался на наше представление. Аншлаг, сияли синими глазами Кас и Ес. Мелочь и разные бумажки сыпались в старый футляр от инструмента. Маленькая девочка лет трех с косичками кружилась в собственном танце перед нами. Ее мама с младенцем на руках улыбалась и прихлопывала мирно спящего в этом ночном бедламе малыша по толстенькой попе. Сколько ей лет? Неужели столько же, сколько мне? Девочка заплелась ножками в красных сандалиях и чуть не упала. Какой-то парень в белой рубашке успел подхватить у самого асфальта.
— Чья красавица?
Благодарная мать приняла спасенную малышку.
— Привет, братишки! — он пожал протянутые руки в рыжих веснушках. — У вас трио?
Парень разглядывал меня с откровенным интересом. Во всех возможных смыслах. Среднего роста, стройный, смуглый. Прямые абсолютно черные волосы заложены за уши. Карие глаза смотрят остро.
— Чао, Кот. Это наша сестренка с Севера. Мы работаем, — не глядя, ответил Кас. Собирал цветные мячи в корзинку. Готовился к следующему выходу.
— Я вижу. Молотки! Подгребайте ко мне в Аврору потом. Есть предложение, — Кот не сводил с меня оценивающего взгляда. Водил им по моей фигуре, словно вымерял. Тонковатые губы разошлись в улыбке, сделав лицо некрасивее и проще.
— Костя, — он протянул ко мне ладонь.
— Лола, — я вложила пальцы в его руку. Неожиданно прохладную и сухую. Стоя босиком на асфальте, я, если перегоняла его в росте, то на пару-тройку сантиметров, не больше.
— Приятно познакомиться. Ты тоже приходи. У меня есть отличное белое вино и форель на углях. Угощу тебя с удовольствием, — он держал мои пальцы. Глядел в лицо плотно и черно. Что увидеть хотел?
— Как ребята решат, — улыбнулась я простовато. Вытащила себя из холодной руки и оглянулась на братьев, как бы ища позволения.
— Ладно, ладно. Потом решим. Работать надо, — сурово ответил Ес, не поворачивая головы к нашей парочке.
— До встречи, — Кот еще раз так же неудачно улыбнулся и скрылся в толпе.
У парапета целовалась парочка. Взасос, забыв весь окружающий мир нафиг. Парень так жался к барышне, что казалось, залезет прямо тут же на набережной
— Эй, пацан! Хочешь, я тебе футляр от маракасов сдам на полчаса? — прикололся над влюбленными Кас. Те не заметили.
Мы собирали небогатый цирковой скарб.
— Лола, сколько тебе лет? — спросил Ес, чиркая зажигалкой возле наших сигарет.
— Все мои, — ухмыльнулась я. Их нежелание разговаривать с брюнетом по имени Кот я запомнила.
— Восемнадцать есть хотя бы? — вздохнул Кас, отбирая у меня сигарету. Затянулся.
— Есть, — я забрала сигарету назад.
— Мы с братом сейчас пойдем в одно неприятное место, где порядочным девушкам, на мой взгляд, делать нечего. Давай пристроим тебя на ночлег вместе с выручкой и вещами. Утром чистым и нежным встретимся вновь, — старший брат мягко обнял меня за плечи, слегка прижавшись бедром в старых джинсовых шортах. Ну-ну. Похоже, картинка с влюбленными не проскочила мимо.
— А Кот? — спросил Ес, ненавязчиво вкладывая в руки брату рюкзак с реквизитом. Тот вздохнул и отлепился от меня.
— Коту скажем, что у нее менструация, — засмеялся рыжий Кас и, не удержав рук, хлопнул меня по попе.
— А сама я сказать ему это не могу? — обещанная форель манила мое голодное воображение.
— Нет. Он проверять полезет. Он такой, — кивнул согласно младший рыжий. И оглядел меня с ног до головы синими глазами. — Ни в коем разе!
— Похоже, вы решили хранить меня не только друг от друга, но и от всего света заодно, — высказалась я.
Кас в очередной раз отобрал у меня сигарету, затянулся по самый фильтр и выкинул в урну.
— Мы этого скользкого гада терпеть не можем. Но он — самый крутой в нашем деле импресарио. Мы о делах перетрем, выпьем пивка и вернемся. Не обижайся, маленькая мышка. Посиди тихонько в норке. Ну, пожа-а-алуйста, — он вдруг бухнулся передо мной на колени и стукнулся лбом в асфальт. Младший брат тут же запрыгнул к нему на шею. Кас медленно под тяжестью выпрямился, и они синхронно-умоляюще сложили руки на груди. Аплодисменты. Старый грузин, хозяин хинкальной напротив, хлопал широкими ладонями.
— Генацвале, найдется у тебя комната для трех удачливых, но очень бедных артистов?
— Найдется, бичо.
— Хорошие у тебя братья, — одобрительно кивнул седой головой хозяин. — Веселые, заботливые. Хорошо, что ты не такая ржавая, как они. В мать пошла?
Я смотрела, как на чистое дерево стола коричневые взрослые руки ставят тарелки. Горячие хинкали. Сметана и аджика. Зелень и хлеб. Никогда у меня не было братьев. Ни старших, ни младших. А тут за неполный месяц получила второй комплект. Красота! И не важно, что мы знакомы всего три дня.
— Вина?
— Я не пью.
— Это правильно. В твои годы я был пьян без вина. Влюблен был в свою Софико. Десять лет, как Бог забрал ее к себе. Красавица была, не хуже, чем ты сейчас. Хочешь, фотографию покажу?
— Конечно, хочу.
Старик медленно поднялся и ушел в дом. Запах далекого дыма и влажной земли. Оглушительный стрекот цикады, словно прямо под моим стулом. Зеленый, мелкий еще виноград свешивался с железных прутьев перекрытий двора. Две ночные бабочки бились с неистребимым упорством в тело желтоватого фонаря. Где-то наверху заплакал ребенок. Приснилось что-то. Или животик болит от чурчхелы. Криста, Кирилл, как они там, без меня? И Пепа…
— Вот, смотри.
Старое фото. Черно-белое. Прошлый век. Тонкое национальное лицо с плотно сжатыми губами. Характер просвечивает через толщу лет.
— Долго добивались? — улыбнулась я в темные глаза.
— Как догадалась, чертовка? Все вы красавицы одним мирром мазаны, — захрипел грузин старым прокуренным смехом.
— Так сколько же? — не отступала я, видя, что ему приятно вспоминать.
— Год на коленях стоял, пока не сжалилась, — он запил смех домашним вином.
— Го-од! — протянула я в изумлении. Ничего себе!
— А куда деваться? Она была единственная для меня. Руки мог наложить на себя, если бы не согласилась. Так любил. А у тебя есть тот, для кого ты единственная? — хозяин глотнул вина и смотрел лукаво.