Лолита Моро
С утра шёл снег
Глава 1. С утра шел снег
С утра шел снег. Прямо-таки валил. Двадцать шестое марта. Жесть. Я вышла на крыльцо, осторожно переступая ногами в синих резиновых калошах по коварному белому слою. Скользкая коричневая плитка под ним обещала много приятного, если приложиться к ней задом. Или затылком. Открыла боковую дверь и выпустила собаку на свободу. Пес сделал круг по двору. Проверил все свои метки. Обновил. Залез под толстую, низкую пальму в белом чехле. Сунул нос в заваленную снегом чашу мертвого фонтана. Зарылся по самую шею. Выдернул, громко чихнул и помчался ко мне. Я не успела увернуться. Черная бородатая башка влетела мне прямо в живот, впечатывая в чугунную вязь перил. Ризеншнауцер отряхнулся, обдав меня обжигающим мокрым холодом. Прижался могучим телом и затих. Я слегка пихнула его голой коленкой. Торчала на крыльце в коротенькой пижаме, калошах и пледе в красно-белую клетку.
— Дурачок ты, Билл, — засмеялась я. Пес смотрел на меня карим глазом из-под длинной челки. Не возражал, на все был согласен. Ждал. Оранжевый мяч ждал нас обоих возле моих ног. Кто быстрее? Я выпростала руку из колючего пледа. На запястье чернел широким браслетом отпечаток чужой ладони, отзываясь тупой болью на всякое движение. Я зазевалась. Билка выхватил игрушку первым и унесся в белую чистоту сада.
— Доброе утро, тетя Наринэ, — сказала я, осторожно входя в большую кухню. Прихватила плед рукой у колен на всякий случай.
— Для тебя, Наринэ Сурэновна, — резко выговорила пожилая женщина, не оборачиваясь. Я кивнула в тяжелую спину. Встала у бесконечного рабочего стола, не решаясь подойти к сверкающему чайнику на плите. Снег растаял на моих плечах. Плед давил и ощутимо вонял промокшей собачьей шерстью. Руки надо бы помыть.
Наринэ яростно хлопнула полотенцем о край стола. Повернулась ко мне всем корпусом.
— Как можно позволять с собой так обращаться! Не понимаю! — акцент здорово усиливался, когда она начинала так кричать, — Ты молодая, здоровая! Руки-ноги целы. Красивая даже, местами. Глаза умные. Работать можешь. Уезжай отсюда. Денег нет? Я тебе дам. Вышлешь, когда сможешь. Но так нельзя! Ты понимаешь, дурочка, нельзя позволять так с собой обращаться! Убирайся, чтобы глаза мои тебя не видели!
Против всякой логики армянка сдернула с меня сырой плед, обняла и крепко прижала к большой мягкой груди. Зарыдала, гладя доброй рукой по мокрым волосам. Оторвала от себя. Повернула спиной. Задрала на мне майку. Стянула до половины пижамные трусы с кружевной оборочкой по краям. Охнула.
— Цавт танем, джан, — она снова заплакала. Усадила меня в кресло. На мягкую подушку. Укрыла теплым платком.
— Сейчас я накормлю тебя, бедная моя.
— Можно мне кофе, Наринэ Сурэновна? — попросила я.
— Тетя Наринэ! И никак иначе, — отрезала добрая женщина, опуская на стол передо мной тарелки с пирожками и прочим, названия чего я никак не выучу.
— Ешь получше! Как можно быть такой тощей! Кормлю тебя третий месяц, кормлю. Все без толку. Может быть, у тебя глисты? — она рассуждала сама с собой, не нуждалась в собеседниках. Сыпала кофе в старую тяжелую джезву. Оторвала пару верхних листьев от капустного кочана. Потюкала их тяжеленьким топориком для мяса. Через пять минут я уже держала большую чашку в руках. Запястья, грудь и задницу украшала примотанная пищевой пленкой капуста.
— В кого он такой? Ума не приложу, — она что-то добавила на родном языке. Каждый раз, когда обнаруживала у меня синяки, задавалась этим вопросом. Сейчас скажет: что он в тебе нашел?
— И что он в тебе нашел? — женщина окинула меня взором, честно пытаясь обнаружить тайну. Сейчас проворчит про золото.
— Наверное, у тебя золото между ног, — под нос себе заметила Наринэ. А теперь финальная фраза о полукровке:
— Полукровка, он и есть полукровка. Возвращайся через час. Я сменю тебе компресс.
Глава 2. Вчера
— Ты весь вечер смотрела на Саркиса, — зло выговаривал мне мой. Кто? Я никак не могла придумать, как называть мужчину рядом внутри себя. Он уверенно вел машину одной рукой. Второй сжимал мое колено. Больно.
— Я не смотрела. Я даже толком не понимаю, о ком ты, — тихо ответила. Сдвинула колени. Что бы его рука в кожаной черной перчатке не полезла дальше. И врала. Я действительно разглядывала красивого юношу. Армяне вообще яркие люди, но этот. Саркис. Высокий, тонкий, кожа нежная, глаза огромные, словно подведенные, настолько густые ресницы. Губы полные, редкого рисунка. Движения плавные, как будто ленивые. Но когда он повел меня танцевать, я почуяла под синим костюмом энергию зверя. Затаившегося, но готового в любой момент. На все.
— Эй! — позвал меня тот, кто сидел рядом. Заглянул в лицо на светофоре. Я улыбнулась. Держала внимательный взгляд бледно-голубых глаз.
Сзади просигналила истерично красная ауди. Зеленый свет горел уже пять секунд. Куда опаздывают люди в одиннадцать вечера? Никуда. Просто темперамент. Юг.
— В хрен себе подуди, — высказался мой партнер. Рванул с места и тут же, без всякого предупреждения, свернул на крошечную парковку. Заняв ее всю и еще половину тротуара. Пешеходы ловко не позволили себя передавить. Вывернулись. Рассказали, что они об этом думают, и пошли гулять дальше. Ауди, лязгнув телом о бордюр, втиснулась рядом.
— Привет, Самвел, дорогой! — и что-то еще на армянском языке. Мужчина средних лет почтительно пожал ладонь моего спутника двумя руками. Я не спешила вылезать из машины. Команды не было. Говорили по-русски. Все в этом городе были в курсе, что мой любовник плохо знает родной язык. Полукровка. Мать русская. Какой-то видный пост в Столице. Папа рулит здесь. Единственный сын. Все для него. У отца во втором браке есть еще две девочки. Или три. Господи! Мне это зачем?
— Пойдем, выпьем, — мужчина открыл дверь и подал мне руку. Я вышла. Направилась вперед к дверям. Мы часто бывали в этом ресторанчике. Мой спутник пил мало по жизни. За рулем — никогда.
— Что он говорил тебе? Когда вы танцевали, — он вернулся к той же теме. Придвинул ближе ко мне по черному стеклу стола широкий стакан. Виски на два пальца. Как сыворотка правды. Он знал это про меня. Сто граммов крепкого алкоголя и я съеду с резьбы. Стану нести все, что крутится в моей бедной башке. Без тормозов. За гранью инстинкта самосохранения. Еще столько же и из меня веревки можно вить в постели. Следующий шаг в сто граммов — смертельный вариант. Я ничего не вспомню. Из того, что и как со мной было.
— Я не хочу, — я отодвинула стакан от себя.
— Я хочу сегодня качественный секс. Как ты умеешь, но почему-то не хочешь на трезвую голову, — он вдруг улыбнулся, открыто и легко. Как в тот день, когда мы познакомились.
— Или ты все же расслабишься, сделаешь это для меня. Как раньше? В самом начале? — мужское лицо смотрело на меня плотно. Желало понять. Почему все не так. Кривило яркие губы в улыбке. Чувственно и влажно. Тонкий аромат его парфюма тревожил и никогда не нравился мне. В его речи совсем не слышался акцент. И на отца своего он походил только черными вьющимися волосами. И носом. Хотя и не столь выдающихся размеров. Он вообще был красивым парнем. Сильным, уверенным. Ухоженным и знающим себе цену. Тридцатилетним баловнем судьбы. Я не видела смысла говорить об очевидном. Напьюсь и сделаю, как он хочет. Плевать. Наверное, я сама хочу того же, только нет сил признаться. Самой себе.
Милостивый боже, когда же, наконец, придет весна? Я начала глотать виски, мечтая о солнечном тепле. Когда растают дороги. Когда станет теплым море. Когда можно будет уйти. Наймусь куда-нибудь официанткой или горничной, мне безразлично. Лишь бы хватало на еду и угол. Море, лето, люди. Не важно, кто и о чем. Лишь бы они говорили со мной. Не оставляли одну в холоде. Официант принес еще столько же чиваса в новом стакане.