— И главное, — сказал я, — тебе может решительно не нравиться вся эта музыка, но ты обязан найти ей место в нашей работе. Твой сценарий прекрасен, а теперь давай вставлять в него наши творческие силы.
Он кивнул.
— Я готов.
Я не прогадал, этот парень относился к творчеству, как и я сам. Сначала дело, потом снова дело, потом снова дело, а амбиции и удовольствия где-то там, на двадцать пятом месте.
— Поэтому забирай всю эту бесовщину, — я кивнул на кассеты, — снова их прослушай и найди все-таки для них применение.
Он вздохнул, без слов забрал кассеты и ушел.
Часа в четыре генеральный директор вернулся из администрации и срочно вызвал меня к себе по телефону. Когда я вошел в кабинет, он поднялся ко мне навстречу, горячо пожал руку, а потом сам закрыл дверь.
— Сенсационная новость, — сообщил он, сияя.
— Я уже в нетерпении, — сказал я, оставаясь внутренне холоден.
Обычно его сенсации означали перемещение в верхних эшелонах, которые меня задевали очень мало, и потому его переживаний я не разделял. Но он упорно считал, что все это события исторического порядка, и рассказывал мне о них с придыханием. Вот и теперь я не ждал никаких потрясений.
— С тебя бутылка, — сказал он, хихикнув.
— Разумеется, — сказал я. — Сколько угодно, вы же меня знаете, Максим Иванович. Только объясните, в чем дело?
Он снова хихикнул.
— Иван Максимович готов поучаствовать в твоей передаче, — сообщил он радостно.
Я помолчал. С его точки зрения мне следовало взвиться в воздух, пробив потолок до чердака, но я в этот момент думал о том, как распорядится участием губернатора Валера Хабаров.
— Это и есть сенсация? — спросил я.
— Он сделает одно чрезвычайно важное объявление, — добавил Глушко, посмеиваясь.
— Сенсационное? — переспросил я.
— Именно. Он объявит, что Павел Николаевич Жемчужников провозглашен… — он помолчал для драматизма и закончил, — почетным гражданином города!..
Здесь требовался взрыв эмоций, но внутренне я оставался холоден, и потому только ахнул для порядка.
— Почетным гражданином? Правда? Это такая честь!..
— Конечно, — восторженно воскликнул Глушко. — Вообще-то у них там уже два десятка почетных граждан, но это всякие Фидели Кастро, космонавты и прочие пережитки эпохи. По нынешнему положению, недавно принятому областной думой, там полагется лавина всяких привилегий.
— Ну да, — так же восторженно подхватил я. — Буду ездить в транспорте бесплатно, да?
— Само собой, — не понял моей иронии Глушко. — Но это мелочи…
Его прервал телефонный звонок, и он сорвал трубку, все еще в восторженном состоянии. Конечно, его энтузиазм мне казался мало понятным, но одно то, что он радовался моей славе, делало его симпатичным.
— Кого? — переспросил он в трубку. — Да, здесь… Сейчас. Тебя, — сказал он мне, протягивая трубку.
— Да? — спросил я.
Это была Женя Наволоцкая, моя секретарша.
— Паша, тебе названивает Марина Рокша в совершенно истерическом состоянии.
— А что случилось? — насторожился я.
— Я не очень поняла, — призналась Женя, — но что-то с ее сыном…
— Я уже иду, — сказал я и положил трубку.
6
Максиму Ивановичу достаточно было сказать, что меня срочно требует Марина Рокша, и он признал этот довод основательным для того, чтобы отменить предполагаемый импровизационный банкет на две персоны по случаю моего почетного гражданства. Я спешно прошел в свой кабинет, где Женя ждала меня с телефонной трубкой в руке.
— Я слушаю, — сказал я, присаживаясь на стол.
— Павел Николаевич, — услышал я голос Светы. — Марина просила вам срочно сообщить… Сегодня утром была попытка похищения Миши. Вы не могли бы срочно приехать в Зареченск?
— А зачем?
— Ну, хотя бы для ее спокойствия. Она почему-то очень просила приехать именно вас.
— Но я даже не знаю, куда ехать, — попытался отказаться я.
— Ничего, я заеду за вами на машине.
Я подумал и согласился.
— Валяйте, — сказал я. — Когда вы будете?
— Через пятнадцать минут.
— Ладно, — я повесил трубку.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Женя смотрела на меня с интересом.
— Что там случилось? — спросила она.
— У Марины чуть не украли сына, — сказал я. — Теперь она в истерике и просит меня приехать. Хотел бы я знать, что я должен там делать?
— Утешать, наверное, — многозначительно усмехнулась Женя.
— А как? — спросил я.
— Всеми средствами, — сказала Женя. — Не ломай себе голову, Паша, она просто поплачется тебе в жилетку и будет удовлетворена.
— Очень на это надеюсь, — буркнул я.
Я спустился вниз, надев пальто и шляпу, и мне пришлось еще минут пять ждать, когда подъедет Света. У нее была приземистая «Тойота», которой она управляла не без лихости, и в том, как она тормознула совсем рядом со мной, было уже явное излишество.
— Садитесь, Павел Николаевич, — сказала она, открыв мне дверцу.
Я сел на переднее сидение рядом с нею и захлопнул дверцу.
— Расскажите толком, что там у вас стряслось?
— Сейчас, — сказала она, выруливая от подъезда телевидения на дорогу.
Только после того, как мы проехали несколько минут, она начала рассказ:
— Вы, наверное, уже знаете про то, как Марина сходит с ума из-за этого дурацкого письма.
— Да, она мне показывала, — кивнул я. — Что вы об этом думаете?
— До сегодняшнего утра я думала, что это чей-то прикол, — сказала Света. — В Австрии я не была, но по рассказам Маши…
— Маша, это Марина? — уточнил я, перебив ее.
— Да, — сказала Света. — Она на самом деле Маша, а Марина — это только псевдоним. Так вот, Маша всегда рассказывала, что все родственники ее Пауля были степенными немецкими бюргерами. Он ведь был не слишком богат, этот Пауль.
— Но наследство он все же получил, — заметил я.
— Это наследство оставил ему такой же гомик, как и он, — ухмыльнулась Света. — Какой-то старый козел, с которым у Пауля были самые тесные лирические отношения. Если бы это был родственник, то фиг бы нам видать эти деньги.
Я почесал нос и подумал, что эти деньги могут чем-то припахивать.
— Поэтому претензии сестры, — продолжала Света, — не имеют никаких шансов.
— Тогда из-за чего весь сыр-бор?
— Это для всех нас загадка, — сказала Света.
Мы выехали за город и стали подъезжать к мосту через реку, за которым располагался Зареченск, некогда поселение государственных крестьян, занятых по прихоти императора выращиванием экзотического шелкопряда, а нынче большой двухсоттысячный город, построенный для обслуживания чудовищного химического комбината. При советской власти, когда плановое хозяйство игнорировало экологические проблемы, со стороны Зареченска то и дело наносило на нас облака всякой химической гадости, но теперь половина комбината встала, а другая половина подвергалась террору со стороны местных политических экстремистов. Легче всего было заработать очки на экологических проблемах.
— Переполох поднялся около десяти, — рассказывала Света, пока мы катили по мосту. — Охранник доложил, что Миши не оказалось в школе.
— В десять часов? — переспросил я. — Он что, его и на переменах охраняет?
— Нет, — сказала Света, — но на большой перемене он возит его домой, к бабушке, чтобы перекусить. Так поступают многие родители, в школе кормят очень плохо.
— И его не оказалось?
— Да. Он позвонил прямо из школы, у него сотовый телефон. Маша немедленно кинулась туда вместе с Симой, который приехал с утра с деловыми предложениями. В полдень она позвонила и сообщила, что они вышли на какой-то след. Около двух позвонил Сима и сообщил, что мальчика нашли. Ну, а чуть позже Маша немедленно потребовала найти вас и вывезти туда, на место событий. Вы сильно злитесь на нее?
Я пожал плечами.
— Из всего можно извлечь пользу, — сказал я. — Я не был слишком занят.
Света хмыкнула, глянув на меня мельком, и сказала:
— А по-моему, это все очередной мыльный пузырь.