Читать интересную книгу Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира - Анри де Кок

– Тайну твоего рождения? Мой портрет нарисованный им на память… как же звали твоего отца?…

– Его звали Адрианом, меня зовут Иоанном…

Феодора вздрогнула. С ней говорил её сын – живой портрет ее первого и единственного возлюбленного… Она понимала теперь, почему так поразило ее при первом взгляде лицо этого юноши.

Ея сын! этот юноша был её сыном!.. И она узнала по портрету, который представлял ее в то время, когда ей было двадцать лет. Это льстило её самолюбию. Попеременно глядя то на портрет, то на молодого человека, отдавшего ей её изображение, на котором более вдохновенный, чем искусный, карандаш воспроизвел её прежние черты, она улыбалась…

Но сын! Имела ли право, она, жена императора, иметь сына?… этот сын не повредит ли ей? Не повредил ли уже он, узнав тайну своего рождения?..

Она выпустила из рук портрет… улыбка исчезла с её губ…

– О! не бойтесь ничего! – вскричал Иоанн, как будто он, как в открытой книге читал в душе своей матери,– только я, вы и Бог знаем кто я…

Императрица вздохнула. Она сделала движение, означавшее: «Слава Богу!..»

– Но, – сказала она, после молчания,– полагая что твой отец не обманул тебя, чего ты надеялся, являясь ко мне? И как ты сюда вошел?…

– О! что касается этого, – сказал Иоанн, – я не сумею объяснить вам, потому что не могу объяснить самому себе. Без сомнения, добрый ангел принял меня под свое крыло. Явившись вчера вечером в Константинополь, сегодня утром, с рассветом дня, я сел у вашего дворца,– быть около вашего жилища для меня почти то же, что быть около вас, – когда одна женщина подошла ко мне и спросила, что я здесь делаю?

У этой женщины был благосклонный вид. Я отвечал, что желаю видеть императрицу. Я мог ответить это не компрометируя вас?– Откуда вы?– продолжала женщина: – Вы не из этого города.– Я родился, здесь, – отвечал я,– но уже много лет, как я здесь не был. Я из Понке, в Сирии.– И вы никого не знаете в Константинополе?– Никого.– И вы желаете видеть императрицу? для чего?– Потому, что, говорят, она прекрасна… что она должна быть добра. – И вы будете просить об её покровительстве, чтоб получить место в её страже?– Да, о! я буду чрезвычайно счастлив, служа моей государыне! – Женщина, казалось, размышляла о чем-то, потом сказала: – У меня есть друзья во дворце, с которыми я поговорю о вас. Сегодня вечером, при наступлении ночи, будьте на этом месте; если возможно будет ввести тебя к императрице,– тебя введут. Я не пренебрег этим свиданием, гораздо раньше ночи я был уже там, где поутру встретил женщину, которую благодарил до глубины души и которую ждал нетерпеливо. Она, наконец, явилась.– Я успела, сказала она.– Императрица вас примет. Следуйте за мною!» Я повиновался и следом за нею, вошел во дворец через дверь, выходящую в сад. Я поднимался по лестнице, когда моя путеводительница скрылась, к моему великому огорчению, потому что, весь преданный моей радости, я позабыл поблагодарить ее. Какой то гигант-негр, заменил ее, и взяв меня за руку, провел в великолепную комнату, сказав одно только слово: «жди!» Остальное вам известно. Я ждал около часа, когда в этой стороне мне послышались шаги. Быть может я был виноват, но это было выше моих сил,– я поднял портьеру, увидел вас и… Вы спрашиваете, чего я прошу, чего я надеюсь получить от вас? Мне нечего более надеяться… я получил все, что желал… я видел вас, я мог вам сказать: «Великая государыня! Вам нужна собака, готовая за вас умереть,– вот она!»

Этот рассказ вследствие усилий своей воли, Феодора слушала спокойная и важная. Между тем, в то время, когда говорил молодой человек, сколько новых ощущений, ощущений сладостных прошло по душе Феодоры. Этот юноша был её сын… ее сын!.. Ея кровь и плоть И он был прекрасен!.. о, да, прекрасен!.. И он любил ее, как любил своего отца, на которого походил не только лицом но даже голосом…

При звуке этого голоса Феодора снова стала двадцатилетней.

И он ничего не говорил… Он ничего не скажет, что могло бы повредить ей. О, нет! Подобно своему отцу он был умен.

У нее был сын! С сыном женщина, будь она хоть императрицей – не одна. У нее есть защитник.

Но если император не умрет?.. И почему он должен умереть? Его жизнь вне опасности и узнает…

Машинально она протянула руку сыну… и снова отняла ее.

Он все еще стоял на коленях.

– Садись, – сказала она ему.

Он медленно сел. Ясно, что движение матери не ускользнуло от него, и он все еще надеялся на что-то.

– И так, – спросила она,– только в минуту смерти, отец открыл тебе…

– Да, в минуту смерти!..

– В каких выражениях он передал вам эту тайну?

– Он говорил мне, что имел счастье любить вас и быть любимой вами… Тогда вы были дитем народа, как и он. Что вы ушли из своего семейства… но…

– Сами вы или по совету отца пришли, вы ко мне?

– По совету моего отца и по своему желанно. У меня не было никого больше там, кого бы я любил…

– Что вы делали в Понке?

– Отец был управителем богатого купца; я – секретарем.

– Давно вы жили в Сирии?

– Двадцать лет.

– Но у вашего отца была старая родственница… тетка?…

– Флавия. Да. Она воспитала меня и умерла назад тому девять лет…

– А! Она!.. И она никогда не говорила вам…

– Никогда. Когда я спрашивал о моем отечестве и моей матери, она говорила мне,– то же говорил мой отец,– что я из Битинии, и что мать моя умерла, родив меня.

Феодора хотела продолжать свои вопросы, когда постучались в дверь той комнаты, в которой она говорила с своим сыном.

У императрице все было методично и условно; по стуку она узнала, кто стучался. То был один из комнатных слуг императора, Бобрикс, которому она поручала во всякое время и во всех обстоятельствах являться к ней с известием требует ли ее император или только даже желает ее видеть.

– Войди, – возвала она.

Бобрикс вошел. Император страдал сильнее; выйдя из своего беспамятства, он произнес имя императрицы.

– Достаточно, – сказала Феодора.– Я следую за тобой, Бобрикс.

И рассеянно обратившись к Иоанну:

– До свиданья! – сказала она.

Потом она быстро удалилась.

Юстиниан на самом деле, страдал; но его болезнь не имела ничего опасного. Он просто обожрался. Был призван доктор, который вместе с императрицей оставался целую ночь у постели своего августейшего больного.

Только пред рассветом, заметив, что император успокоился, и уверенная эскулапом, что опасности не было, Феодора вернулась в свои апартаменты.

А где её сын? Она теперь думала о своем сыне, не страшась более за своего супруга. Она вошла в комнату, в которой она его оставила; его там не было; она искала, в других комнатах – нигде… никого!

Вдруг какой-то бледный свет, какое то сомнение оледенило её… Направившись к маленькой двери, скрытой в филенках, она прошла несколько ступеней и вошла в комнату Андрамитиса.

Он спал сном праведника,– этот храбрый Андрамитис. Что может быть лучше сна, после того, как исполнил свою обязанность? Она бросилась на него.

– Этот юноша… этот араб, которого привели ко мне?…

Негр устремил на Феодору, сонный взгляд, бессмысленный от изумления.

– Ну! – продолжала она.– Этот юноша? Где он? Говори! да говори же! где он!

– Он там, – возразил евнух,– где должен быть. Вы ушли. Я спросил его. Он мне сказал, что оставляя его, вы ему сказали: «до свиданья». Я проводил его в красную дверь…

Десница Бога! Господь не хотел, чтоб эта женщина, которая в двадцать лет не умела быть матерью, испробовала бы это счастье в пятьдесят. И на самом, деле, испробовала ли она? Из уважения к женщине и к человечеству мы желали бы так думать.

И как доказательство мы приведем последний акт её жизни.

Это было в 565 году, когда сначала Феодора, а потом Юстиниан,– она в апреле, он в июле, – оставили этот мир.

Хотя он был гораздо старее ее, – ему было восемьдесят четыре года, – Юстиниан не переставал окружать заботами и попечениями ту, которая разделяла с ним трон, славу и преступления.

Целый месяц, во все время болезни императрицы,– каждый день, в полдень, он садился у её постели и покидал только в полночь. Роковая минута приближалась. Доктора давали Феодоре пожираемой раком в желудке, только сутки для жизни.

Был вечер. Освободившись на несколько минут от страданий, ее величество лежала на постели неподвижная и безмолвная.

– Желаете вы чего-нибудь, мой друг? – спросил император, объясняя грезами это безмолвие и неподвижность.

Она готовилась ответить «Нет!» когда вошел Андрамитис. Тоже постаревший, но так же преданный своей госпоже, черный евнух до конца подчинялся всем её капризам.

При нечаянном появлении своего демона, Феодора странно улыбнулась. Казалось приход Андрамитиса встретился с мыслью, которой она была занята в ату минуту.

– Да, – сказала она, вместо нет.– Дайте мне этот кинжал, который лежит на столе.