Читать интересную книгу Жизнеописания прославленных куртизанок разных стран и народов мира - Анри де Кок

– Ну же! ну! – продолжала нетерпеливо Империя. – Поспешим!.. Поздно! я хочу спать. Один большой или четыре маленьких?

– Один, но пусть он длится! – вздохнул Филипп.

Империя наклонилась к нему. Если бы он не был так неопытен, то по той страстности, с какой губы куртизанки прильнули к его, он понял бы, что все это – шутка… Но шутка, которую она имела мужество продолжать… Она оттолкнула его.

– Конец! – сказала она, отворачиваясь чтобы скрыть свое смущение. – Прощайте г-н Филипп.

– Прощайте?.. О нет! нет! умоляю вас! – вскричал клерк. – Если у меня нет денег, то есть кровь. Хотите за один поцелуй всю мою кровь?..

Он схватил стилет, который Империя постоянно имела при себе. Она взглянула на него. О! он не шутил. Он убил бы себя, если бы она приказала.

– Гм! – сказала она, пожимая плечами. – Ты не осмелишься поранить себе даже пальца?..

– Вы полагаете? – Он поднял кинжал и приготовился вонзить.

– Филипп!.. – прошептала она. – Мой Филипп!.. – И выхватив у него кинжал, бросила его на пол.

И вовремя. Конец лезвия пробив рукав поранил руку клерка.

Тогда она сжала его в своих объятиях так, как будто хотела его задушить, и осыпала поцелуями со словами:

– О! я люблю тебя, малютка! люблю! Как ты не догадался, что я шутила? Я провинилась перед тобой?.. Я тебя опечалила?.. Прости! Я люблю тебя! Я вся твоя даром, слышишь ли: вся от ног до головы!.. Тебе платить!.. Я заплачу тебе за ту радость, которую я испытываю близ тебя!.. Херувим мой!.. Я люблю тебя!.. А ты меня любишь? скажи…

– О!..

– Скажи! скажи! скажи: «моя Империя, я люблю тебя!..»

– Моя Империя, я лю…

– Госпожа! кардинал принц Рагузский непременно хочет говорить с вами…

То не крик женщины, а рев тигрицы вырвался из груди Империи – при этих словарь, произнесенных Изабеллой за дверью спальни.

– Изабелла! – кликнула Империя, после некоторого молчания, во время которого она сжимала руками свою голову, как будто для того, чтоб она не треснула. – Изабелла, войди сюда!..

Служанка вошла дрожавшими шагами.

– Чертова дочь, ты зачем позволила войти кардиналу, когда ты знала…

– Госпожа, это не моя вина! Никто не виноват в этом. Принц Рагузский, вы сами знаете, неспокоен. Ваша стража хотела преградить ему вход. Он приказал своей охране обезоружить наших. Я даже удивилась, что вы не изволили слышать шума на улице. Бедняга Сентон получил удар шпагой в лицо…

– Подлецы!.. они должны были скорее умереть, чем уступить.

– Без сомнения! Но их только шесть, а у принца двенадцать воинов.

– Хорошо! Завтра у меня будет двадцать четыре. А! я и у себя дома больше не хозяйка!.. Наконец, чего же хочет кардинал? Разве в полночь наносят визиты?.. Ступай, скажи ему… нет, я сама скажу ему!.. Где он?

– В большой зале первого этажа. Солдаты остались у лестницы.

– Счастливы, что они не вошли вместе со своим господином. Одень меня, одень скорее!.. Филипп, любовь моя, не бойся ничего: он уйдет, хоть он и принц Рагузский… Только согласись, он могуществен… я не могу делать ему слишком большое неудовольствие. Он хочет говорить со мной, ну и будет говорить; но он уйдет, я тебе обещаю… Обними меня, моя милочка… Ты ничего не потеряешь от ожидания. Ты увидишь, как я приму этого кардинала, который силою врывается в мой дом. Ты увидишь!.. Ах, Изабелла! как ты неловка! Ты не можешь застегнуть платья.

– Это вы несколько волнуетесь.

– Я волнуюсь, дурочка!.. Если бы ты была на моем месте, ты, быть может, не волновалась бы. Позови Франсуазу и Катарину.

– Слушаю.

– И скажи им, чтоб зажгли огонь в моей молельной!.. Я больна… О да!.. я больна от ярости… Мне не следует ходить и беспокоиться… Принц поднимется сам… Дай мой чепчик, Филипп, – благодарю. Поцелуй меня… Я тебя люблю!.. Хочешь послушать, как я выпровожу господина кардинала? Нет? Ты предпочитаешь остаться здесь?

– Я пойду за вами в самый ад.

– В добрый час! Ты не труслив. Поцелуй меня. Ну, ты придешь. Скрывшись за моим креслом, ты будешь присутствовать при моем разговоре с принцем. А! Потому что он принц, так он и думает, что имеет право меня беспокоить?

– Молельная ваша, сударыня, освещена.

– Хорошо. Пойдем, Филипп. Ты знаешь кардинала?

– Да. Я часто видал его у архиепископа, моего господина.

– В таком случае и не вздумай показываться. Он зол. Он велит тебя убить, как собаку, если начнёт подозревать тебя… Я полагаю, что тебе лучше остаться здесь.

– А я хочу лучше идти с вами. Ведь он меня не увидит. И при том я хочу знать, что он вам скажет.

– О любопытный!.. Ревнивец! Ты сомневаешься, как бы я не пленилась прелестными глазами принца… Этой бочкой, ха, ха, ха!..

Принц, на самом деле, блистал не деликатностью черт и изяществом черт. Но зато ум кардинала был, столь же тонок, как толсто было его тело. Итальянец по рождению, он под тяжкой наружностью немца соединял хитрость лисицы с яростью кабана.

Он взошел тяжелым шагом в молельную, где находилась Империя, гордая и надменная, сидя на великолепном кресле черного дерева, под который спрятался клерк; он взошел с недовольным видом, потому что ему было затруднительно взойти на верх.

– Прекрасная из прекрасных, – проговорил он, вы теперь третируете и кардиналов как маленьких аббатиков?

– Монсеньор, – отвечала Империя тем же тоном, – вы уже начинаете убивать моих стражников, охраняющих меня, исполняющих свою обязанность, сопротивляющихся по моему приказанию не впускать ко мне посторонних когда я сплю.

– О! когда вы спите, моя миленькая! С каких пор вы стали ложиться в двенадцать часов как какая-нибудь прачка?..

– С каких пор мне не дозволено спать хоть бы в полдень, если мне это захочется, как девчонке?

– Ба! ба! моя дорогая, не горячитесь! Я был неправ. Но представьте себе, я должен завтра утром отправиться в замок Готенвиль, владетель которого, один из моих друзей, очень болен. И вот, чтобы быть совершенно готовым к рассвету я вознамерился, явиться к вам, чтобы поужинать.

– Дурная идея! У меня нечего есть.

– Я пошлю за провизией в город.

– Благодарю. Я не голодна.

– Ну, так мы выпьем.

– Я пью только лекарство. Я больна.

– О! больна с такими глазами, которые блестят как карбункулы! Империя, у меня в кошельке двести золотых экю. Вот они. Слышишь, как они звенят! Гостеприимство только до утра для хозяина и птички.

– Очень благодарна! Если бы у вас было даже сто тысяч, я не хочу их. Музыка золота на нынешнюю ночь мне не нравится. У меня на эту ночь есть нечто лучшее.

– Ба! что же такое?

– Сон… самый прелестный сон, какой я только когда-либо видала, и который вы имели грубость прервать.

– Ты полагаешь, что снова увидишь его, когда я уйду?

– Да. Я уверена… Он меня ждет!..

И говоря таким образом, Империя, опустила свою руку на плечо Филиппа. У влюбленных же нет благоразумия. Он посчитал своим долгом поцеловать эти розовые пальчики, которые ему протянули.

У принца был тонкий слух.

– Ба! ба! – вскричал он, приближаясь на два шага. – Под вами никак ваша левретка?

– Да, – сказала куртизанка.

– Как вы ее зовете теперь? Ромоно? Эй! мой друг, к чему ты прячешься? Поди сюда… Я также люблю скотов…

Проговорив эти слова, принц с силой ударил ногой под кресло.

Филипп и Империя в одно время вскрикнули: она от гнева, он от боли. Нога прелата попала ему в спину.

– О! о! – насмешливо заметил принц. – Собачка-то говорит!..

Филипп де Мала не мог больше сдерживаться, Пускай бы убили его перед его любовницей, но чтобы насмехались!.. Он вышел из своего убежища.

– А! – воскликнул кардинал, выражая удивление. – Так ваш Ромоно – молодой мальчик. – И пристально взглянув на клерка, добавил: – Да я его знаю! Это писец архиепископа Бордосского.

Филипп поклонился. Империя, бледная как саван вперила в принца гневный взгляд, который не произвел на него никакого впечатления.

– Хорошо! хорошо! теперь я понял. Ваш сон, и впрямь прелестный сон, прерванный мною. Действительно, этот малютка мил… Отличное зеркало для похабниц… я не о вас говорю, моя дорогая Империя, ясно же, вы приняли этого ребенка ради минутного рассеяния что же!.. для клерка неприлично отлучаться ночью от своего господина… хоть бы для того, чтобы поволочиться за дамой. Это совершенно противно канонам. Но я прощаю. Индульгенция достояние сильных. Как тебя зовут, друг?

– Филипп де Мала, монсеньор.

– Так слушай же, Филипп Мала, потому что я повторять не стану: у меня двенадцать воинов у дверей этого дома и двести золотых экю в этом кармане, – те самые, которые, как ты знаешь, Империя не хотела от меня взять. Выбирай: или по удару кинжалом от каждого моего воина, или это золото.

– О, монсеньор! я не колеблясь, беру золото…

– И ты уйдешь отсюда и не возвратишься…

– Прощайте и благодарю вас, монсиньор.

Клерк, сжав кошелек в своих руках убежал, не сказав ни слова, не взглянув даже на свою возлюбленную.