Хукер протягивает ему руку.
— Примите благодарность Англии и мои личные поздравления! Этот день войдет в историю!
Помолчав, Викхэм докладывает:
— Я израсходовал около двух тысяч фунтов на премии и подкупы. Прибавьте к этому фрахт парохода, затраты на перевозку, таможенные пошлины, стоимость пересылки семян орхидей и прочие расходы. В общем получается…
Он называет сумму, которую высчитал сегодня утром в своей записной книжке.
— Что ж, это, конечно, немало, — замечает Хукер, — но ради такого дела не жаль истратить и в два раза больше. Меня смущали не столько денежные соображения, сколько опасения некоторых людей, боящихся политических осложнений и коммерческой конкуренции, и известное недоверие, которое мне пришлось преодолеть. В конце концов, мой план уже потерпел один раз неудачу несколько лет назад.
— А что с моей плантацией?
— Все формальности уже выполнены. Вы можете в любое время получить назначенную вами сумму.
— Благодарю вас, сэр.
Викхэм кратко описывает прибытие в Сантарен курьера, исследование семян гевеи, подготовку к плаванию по реке и весь дальнейший ход операции.
— Я очень хорошо представляю себе, — говорит Хукер, когда Викхэм заканчивает свой рассказ, — на какой риск вы шли. Но вы привезли семена! Никто не мог бы сделать большего.
И он снова пожимает руку Викхэму.
— За наше плодотворное сотрудничество! Ведь вы возьмете на себя посадку и уход за семенами?
— В Ботаническом саду Кью?
— Да.
— Конечно, с большим удовольствием.
— Нужно еще многое продумать. Мы хотим переправить саженцы на Цейлон. Там есть наш институт и несколько ботанических садов. Есть способные работники. Но нам нужен человек, хорошо знающий бразильскую гевею.
— Значит, на Цейлон?
— Как вы на это смотрите?
— А почему бы и нет…
— У вас еще будет время обдумать все как следует. А сейчас, мне кажется, не стоит больше задерживаться здесь.
— Семена находятся в средней части корабля, в отапливаемой каюте. Они до сих пор еще в мешках.
— Мы перегрузим их на катер.
Прежде чем выйти из каюты, Хукер вспоминает:
— Об этом мечтали многие! Гэнкок, доктор Ройл, Томсон! Шесть или семь лет назад старик Коллинз говорил об этом в Политехническом обществе… А мы осуществили эти мечты, мистер Викхэм! Мы разведем каучуковое дерево в колониях Ост-Индии!
Они поднимаются на палубу и медленным шагом проходят к борту, где собрались спутники Хукера.
— Мистер Викхэм, вот ваши будущие коллеги! Доктор Хиллер и мистер Шарни, долголетние сотрудники института.
Викхэм здоровается с учеными.
Шарни на вид лет пятьдесят. У него свежее, живое лицо. Рядом с высоким и худым Хиллером его маленькая округлая фигурка кажется необыкновенно подвижной.
Доктор Хиллер на несколько лет моложе Шарни. Он бледен, носит очки и слегка наклоняет набок голову, разглядывая Викхэма.
Хукер спрашивает:
— Вас что-нибудь еще удерживает на этом пароходе?
— Нет. С капитаном все улажено.
Через несколько минут пятьдесят шесть туго набитых мешков перекочевывают под присмотром Викхэма на катер. Матрос выносит из каюты бывшего плантатора его багаж и спускает на лине один чемодан за другим.
Генри Викхэм подходит к капитану.
— Нам пора проститься. Надеюсь, у вас не будет никаких неприятностей, когда вы вернетесь в Белен.
— Да, отчаянное было плавание, — соглашается Вильсон.
Викхэм пожимает руку лейтенанту Клеппфорду и следует за Хукером и его спутниками, вернувшимися на катер.
Протяжный свисток пронизывает шум порта.
Катер медленно отваливает от «Амазонки», делает широкий разворот и уходит вверх по реке, пыхтя и извергая клубы дыма.
16
Причалы Ротерхайта и Саутуорка остаются позади. Катер проходит между массивными опорами Лондонского моста, минует Вестминстер и Ламбет, Челси и Баттерси, железнодорожную станцию Фулем и, наконец, ненадолго причаливает к берегу у Чизика, чтобы взять на борт груз для Мортлейка.
У пристани в Кью уже ожидает открытый экипаж и два фургона с брезентовым верхом. Хукер делает знак кучеру подъехать.
Пока Хукер, Викхэм и доктор Хиллер следят за выгрузкой мешков, Шарни подзывает возниц, и они вместе с матросами перетаскивают мешки на свои повозки и аккуратно укладывают их под серый брезент.
Не проходит и получаса, как экипаж с четырьмя ботаниками и два подпрыгивающих и скрипящих фургона катят прямо на юго-запад по проселочной дороге, мимо возделанных полей и зеленых лугов.
Когда они въезжают в главные ворота ботанического сада в Кью, солнце уже тонет в черной дымке, которая стелется над виднеющимся вдали городом.
Этот крупнейший в мире ботанический сад возник за сто шестнадцать лет до описываемых событий благодаря прихоти принца Уэльского и, перейдя в 1840 году в собственность государства, стал приобретать все большее значение в осуществлении английской колониальной политики. На огромной площади раскинулись благоухающие растения самой причудливой формы и расцветки, альпийские горки и дорожки, пересеченные густой сетью оросительных каналов и прудов.
Из оранжерей выходят последние посетители.
Шарни показывает на длинное многоэтажное здание, стоящее на краю площадки, и поясняет Викхэму:
— Наш институт!
Повозки останавливаются перед одной из теплиц. Шарни отпирает бронзовым ключом двери, и возчики начинают переносить мешки в просторное помещение. Теплый и влажный воздух теплицы напоен одурманивающим ароматом. В длинных ящиках с землей, на темных стволах пальм, на подушках мха, меж листьев и ветвей — повсюду орхидеи, поодиночке, группами, целыми гроздьями. Их цветы напоминают змей, разинутые пасти, бабочек. Одни излучают нежный, мягкий свет, другие точно горят ярким пламенем, третьи словно усыпаны искрами.
— Это те самые, которые вы нам присылали, — говорит Хукер Викхэму. — Чудесные экземпляры! Право, мне очень жаль их. Завтра придется выбросить их отсюда.
— Из-за семян гевеи?
— Да, другого места нет. Поскольку не было точно известно, когда вы приедете, мы вынуждены были принять такое варварское решение.
— Жаль, — соглашается Викхэм.
Немного погодя Хукер провожает его в дом для гостей, расположенный в северной части сада. Слуга показывает Викхэму приготовленные для него две комнаты.
Его багаж уже здесь. Генри Викхэм принимает ванну и переодевается.
Выйдя на террасу, перед которой посреди цементного бассейна бьет фонтан, он застает ожидающих его доктора Хиллера и Шарни.
Коллеги решают поужинать вчетвером. Потом недолго беседуют и договариваются о встрече на следующий день.
На прощание Хукер крепко пожимает Викхэму руку.
— Можете быть уверены, что здесь вы найдете настоящих друзей, мистер Викхэм!
— Покойной ночи!
Доктор Хиллер любезно произносит:
— Мне было чрезвычайно приятно!
17
В течение четырех дней ботанический сад в Кью закрыт для посетителей.
В теплице, отведенной под семена гевеи, трудится больше тридцати опытных садовников. Они извлекают из земли вместе с корнями бесчисленные разноцветные орхидеи, сияющие всеми цветами радуги, разрыхляют влажную черную землю в ящиках и досыпают в них свежего перегноя.
Генри Викхэм открывает один из сложенных у входа мешков и достает оттуда комок мха, в который вдавлены желтые семена.
Хукер, стоящий рядом, внимательно рассматривает их.
— Значит, вы уверены, что они дадут всходы, мистер Викхэм?
— Во всяком случае, часть из них, сэр. Но для наших целей будет довольно и этого.
Тачка за тачкой катится по усыпанным гравием дорожкам теплицы. Лопаты и грабли раскидывают сваленную в кучу землю и аккуратно разравнивают ее.
На пустые тачки охапками сваливают орхидеи. Рабочие выкатывают их наружу и выбрасывают у задней стены оранжереи.
Наконец Генри Викхэм кладет в землю первые семена.
Хукер крепко пожимает ему руку.
— За успех!
Под наблюдением Хиллера и Шарни садовники начинают высевать семена, протыкая для каждого лунку в рыхлой земле. Место, где положено зерно, отмечают колышком. К вечеру второго дня вся земля в оранжерее покрывается целым лесом колышков.
Приходится освободить под гевею еще одну теплицу.
Хукер, горестно вздыхая, оглядывает увядшие на солнце, утратившие свой аромат, грязновато-пестрые орхидеи, наваленные кучей у входа. Прошло меньше часа, а тяжелые, мясистые цветы уже сморщились и опали, безвозвратно потускнели их яркие краски. Безжизненными плетями свисают корни; словно страдая от боли, свернулись листья, навсегда закрылись причудливые пасти цветов.
— Какая жалость! — не удерживается от восклицания доктор Хиллер, выходя из оранжереи.