их до потомков. Их мотивы нужно выводить из поступков, а это способ довольно неточный. Но даже по этим весьма недостоверным догадкам, похоже, что именно осенью 1346 года Иоанна пережила переломный момент.
Ей было двадцать лет, она была матерью и вдовой, ей противостояли могущественные противники, а ее королевство раздирали горькие раздоры. Ее лишили самых близких советников и заставили беспомощно наблюдать со стороны, как ее бывшие доверенные лица терпели мучения. Женщина, которую она называла матерью, окровавленная и несчастная, томилась в промозглой тьме подземелья вместе со своей внучкой, близкой подругой Иоанны, Санцией ди Катанья. Хотя королеве до сих пор удавалось оградить этих женщин от мучительного конца, она должна была понимать, что речь идет скорее об отсрочке, чем о смягчении наказания. Дальнейшая судьба самой Иоанны также была предельно ясна: без постороннего вмешательства она потеряет сначала ребенка, затем королевство (ведь она понимала, что, если Папа не сделает этого, ничто, кроме ее низложения в их пользу, не предотвратит вторжения венгров) и, в конце концов, свою жизнь. В сложившихся обстоятельствах парализующее волю отчаяние было бы естественной реакцией на предстоящие испытания.
Но Иоанна была государыней в тот период истории, когда это понятие еще что-то значило, и она черпала в нем силы. Королева воплощала собой мужество, настойчивость и, прежде всего, непоколебимую веру в свои права, способности и предназначение. Как правительнице, ей были доступны правовые инструменты, и она их использовала. Похоже, она наконец поняла, что не может позволить папству, или венграм, или Роберту Тарентскому, или Карлу Дураццо, или даже Людовику Тарентскому диктовать или навязывать ей политическую линию. Чтобы сохранить свои прерогативы, она должна была взять инициативу в свои руки.
Поскольку рядом не осталось никого, кому бы она могла доверять, Иоанна вспомнила то чему ее учили, чтобы разработать собственный план. Безопасность ее ребенка и страны требовала объединить раздробленное королевство и представить венгров интервентами. В сентябре Иоанна сделала первый шаг к этой цели, установив официальную линию преемственности на церемонии, где наследник трона, Карл Мартел, получил оммаж от баронства и был официально возведен в герцоги Калабрийские, как ранее поступил Роберт Мудрый узаконив ее притязания на трон, когда она была еще ребенком. В письме Клименту от 18 сентября королева предложила заключить помолвку своего сына с одной из принцесс Франции, чтобы обеспечить интересы этого королевства в Неаполе и тем самым получить более значимого союзника против венгров, обещая прислать со специальным гонцом "определенное количество серебра в качестве компенсации за эти многочисленные послабления"[152].
Эти меры, естественно, вызвали противодействие со стороны противников королевы, среди которых Карл, герцог Дураццо, теперь стал одним из самых опасных. Сотрудничество герцога с Робертом Тарентским было для него выгодным, так как это был способ подорвать авторитет Иоанны в надежде, что она будет смещена в пользу своей сестры. Когда же этого не произошло, и Карл начал понимать, что Иоанна может выйти замуж за одного из его кузенов из дома Таранто и обойти интересы Дураццо, он решился на предательство. Доменико да Гравина утверждает, что герцог написал своему венгерскому кузену королю Людовику еще в июне, обещая свою поддержку и поддержку союзных ему неаполитанских баронов, если король решит напасть, но представляется вероятным, что Карл действительно стал побуждать венгров к вторжению только после того, как Карл Мартел стал герцогом Калабрийским, чего Карл Дураццо требовал от королевы для себя. В любом случае, можно с уверенностью сказать, что к сентябрю Карл Дураццо поддерживал тайные контакты с королем Венгрии, пытаясь улучшить перспективы своей семьи в случае вторжения. Герцог уже заслужил глубокую враждебность Иоанны за свою роль в задержании и пытках Филиппы и Санции и теперь королева считала, что он ставит под угрозу не только ее собственное благополучие, но и благополучие королевства.
Но ничего нельзя было поделать до тех пор, пока Иоанне не удастся отделаться от навязчивых ухаживаний Роберта. Папа, в последний момент, отговорил его брата Людовика от нападения на столицу, пообещав одобрить брак с королевой. "Если Вы прислушаетесь к нашим наставлениям и послушаетесь их, воздержавшись от нынешних беспорядков, мы поступим в отношении Вас настолько благоприятно, насколько это возможно в тех делах, о которых Екатерина, ваша августейшая мать, нам писала", — сообщал Климент[153]. Хотя Роберт видел, что влияние матери работает на пользу его младшего брата, он по-прежнему был полон решимости жениться на королеве. Несмотря на уговоры Иоанны и Папы, предупреждавшего, что его постоянное присутствие в Кастель-Нуово подстрекает венгров, старший принц из дома Таранто упрямо отказывался покинуть замок, и пока Роберт находился там, у Иоанны было мало надежд на объединение королевства.
Однако, 4 октября, после болезни, длившейся всего несколько дней, и через несколько часов после отлучения от Церкви за отказ выдать властям Карла и Бертрана д'Артуа, константинопольская императрица совершенно неожиданно скончалась. Хотя участие императрицы в заговоре против Андрея так и не было доказано, ее влияние на события, последовавшие за убийством, было несомненным. Она и Никколо Аччаюоли вместе выбрали возможного преемника Андрея, защищали, по крайней мере, одного из его убийц и обеспечили победу дома Таранто над домом Дураццо. Безжалостная, целеустремленная, с прагматичным взглядом на политические выгоды, Екатерина по способностям превосходила всех своих сыновей, и после ее смерти обязанности главы дома Таранто пришлось принять на себя Никколо Аччаюоли.
Смерть тети предоставила Иоанне возможность, которую она так долго искала. По приказу королевы похороны Екатерины должны были состояться 8 октября в церкви Сан-Доменико, в самом центре старого Неаполя. Когда, как и ожидалось, Роберт Тарентский выехал из Кастель-Нуово, чтобы отдать последние почести своей матери, Иоанна была уже готова. Согласно Доменико да Гравина и Chronicon Siculum, она со своей стражей быстро выгнала из замка челядь своего кузена, а затем приказала закрыть и запереть ворота. Когда вечером Роберт вернулся, ему было отказано во въезде. Таким образом королева избавилась от одного нежелательного претендента.
Но она не стала сразу же бросаться в объятия младшего брата Роберта, так как это лишь еще сильнее подстрекнуло бы венгров к вторжению, а Иоанне нужно было время. Вместо этого она прибегла к практике своей бабушки и обратилась к Клименту с просьбой разрешить ей окружить себя четырьмя сестрами из близлежащего монастыря клариссинок. 30 октября Папа удовлетворил эту просьбу. Когда 20 ноября папский легат, кардинал Бертран де Де, после длительного турне по Италии наконец добрался до Неаполя, то он тоже обосновался в Кастель-Нуово.
Хотя первое начинание кардинала было благосклонным — 6 декабря он повторил церемонию возведения Карла Мартела в герцоги Калабрийские, тем самым дав официальное одобрение Церкви политике королевы и узаконив ее сына как наследника трона, — Иоанна понимала, что присутствие легата в Неаполе означает, что она больше не сможет защищать Филиппу и Санцию от казни. Обе женщины уже были осуждены, а у Бертрана де Де были свои инструкции. Если бы королева воспротивилась его указаниям, она рисковала бы вызвать гнев Святого престола в тот момент, когда Неаполитанскому королевству нужны были все союзники, которых оно