и накрывая голую кожу живота, отчего у меня по спине бежит табун мурашек. — Ты тоже ложись в кровать, Самира.
— Тогда отпусти меня, — напоминаю я, когда он даже с места не двигается после своего указания.
Хватка Мурада на мне лишь усиливается и он издает тихий рык, прежде чем впиться ртом в мою шею, оставляя пульсирующую метку, и я не могу сдержать стон, что мигом приводит меня в ужас и я с силой отталкиваюсь от него.
— Прекрати, Мурад, я хочу спать, — ворчу, не глядя на него, и забравшись в постель, отодвигаюсь к противоположному краю.
Мурад бормочет что-то себе под нос, и через несколько секунд я слышу, как за ним закрывается дверь ванной. Лежу, сжавшись, как пружина, и когда он возвращается менее, чем через пять минут, усиленно делаю вид, что в этой кровати я одна. Не действует, потому что он снова притягивает меня к себе, как какую-то мягкую игрушку, сжав в руках и окружив своим большим телом со всех сторон. Я же внезапно робею, что вообще не в моем характере, не зная, как будет правильнее реагировать на такие его открытые притязания.
— Ты просто дьявольское наказание, Самира, — говорит Мурад мне на ухо, прикусывая мочку.
— А ты озабоченный, — фыркаю в ответ, словно он своими словами нажал на переключатель.
Это, наверное, уже инстинкт. Он бьет словами — я бью в ответ. И вроде беззлобно, но все равно не промолчать.
— Будь я озабоченным, то наплевал бы на твое состояние и снова подмял бы под себя, — усмехается он, жадно скользя губами по открытым участкам моей кожи, отчего я выгибаюсь и почти перестаю дышать.
— Тогда ты мазохист, потому что, целуя меня без надежды на продолжение, ты явно не облегчаешь свое состояние, — улыбаюсь я, потому что сдерживаться уже невозможно.
— Ну точно наказание! — ворчит он, резко прижимаясь губами к моим губам в жестком поцелуе и так же внезапно отстраняясь. — Все, спи.
Мурад отпускает меня и перекатывается на свою сторону кровати, прерывисто дыша, а я получаю удовольствие от того состояния, до которого довела его, чувствуя, наконец, то, чего никогда не чувствовала в отношении него раньше — собственную власть. Может, я и не особо ему нравлюсь, но он точно хочет меня. И пока это желание не исчезнет, я смогу иметь козыри в рукаве и не буду той, кто вечно проигрывает.
* * *
Я просыпаюсь утром от странных звуков и тычков в руку. Открываю глаза и не могу сдержать сонную улыбку при виде Амира, который лежит на животике рядом со мной и цепляется маленькими пальчиками за ткань моей пижамы, тихо гудя себе под нос.
— Пельмеш! Доброе утро, сладенький! — притягиваю малыша к своей груди, отчего он довольно улыбается.
— Мне пора на работу, а мама еще не проснулась, — раздается голос Мурада с другого конца комнаты. — Так что пришлось нести его к тебе.
— Ничего, мы обычно в это время и встаем, — говорю я, отводя взгляд от его голого торса, потому что Мурад успел надеть лишь брюки, а рубашку держит в руках, выглядывая из гардеробной. — Ты только не оставляй его больше на кровати, не разбудив меня. Амир уже достаточно активный, так что запросто доползет до края и может свалиться.
— Я об этом не подумал, — хмурится мужчина, натягивая, наконец, рубашку на свое слишком уж накачанное тело для такого занятого работяги.
Интересно, когда он успевает в зал ходить? Потому что эти кубики на животе явно появились не сами по себе. Блин, Мира, нашла о чем думать!
— Что с тобой? — спрашивает Мурад, видимо, неправильно интерпретировав выражение моего лица. — Ты плохо себя чувствуешь?
— Нет, я в порядке, — отмахиваюсь я, снова переключая внимание на пельмешка. — Мы встаем, надо его покормить.
— Вообще-то, я уже покормил, — удивляет меня Мурад. — Он встал больше часа назад.
— Правда? — удивляюсь я. — Хм, ладно. Тогда я пойду готовить завтрак, пока мама не встала за плиту.
Поднявшись с кровати, я направляюсь вместе с малышом в детскую и усадив его в манеж, быстро умываюсь и одеваюсь, пытаясь как можно меньше контактировать с Мурадом, который продолжает собираться на работу. Надо будет распаковать свои вещи, а пока, беру немного мятое домашнее платье из чемодана и переодеваюсь в ванной.
Когда я вместе с Амирчиком, которому заботливый отец еще и подгузник сменил, спускаюсь на кухню, то мама уже там. Исследует холодильник.
— Доброе утро, мам, — здороваюсь с ней, целуя в щеку. — Я сама приготовлю завтрак, что ты хочешь?
— Доброе, — улыбается она, протягивая руки к пельмешку. — Привет, мой хороший! Иди к бабуле!
Я передаю ей ребенка и она сразу же садится на стул с ним на коленях, потому что удерживать его в руках, к сожалению, не позволяет состояние здоровья. На завтрак приходится готовить яичницу, потому что ничего подходящего в холодильнике больше нет. Мурад спускается к нам уже через десять минут и мы все вместе завтракаем, как и много раз до этого. Нет ни неловких пауз, ни странных взглядов, что приносит мне огромное облегчение, потому что стыдно даже подумать о том, что мама догадывается, как мы провели эту ночь.
Когда он отправляется на работу, день проходит в хлопотах по дому, потому что мы с мамой распаковываем вещи, потом вместе готовим ужин и, не успеваем оглянуться, как Мурад уже снова дома.
— Привет, — заходит он на кухню в этом своем строгом костюме, который за весь день даже не помялся и в котором он выглядит так хорошо, что мне хочется стукнуть себя за восторженную реакцию, как у малолетней дурочки, пускающей слюни. — Где мама?
— Принимает душ перед ужином, — отвечаю я, продолжая резать салат. — У нас сегодня было много дел.
Представляю, как выгляжу сама, растрепанная и пропахшая запахами еды, которую готовила. Ужас! Хоть бы он держался на расстоянии, а то моя женская гордость этого не вынесет.
— Ты ведь в курсе, что у нас есть приходящая домработница? — спрашивает Мурад, беря себе воду из холодильника.
— Да, но есть дела, которые необходимо делать самим. Например, разобрать вещи, заняться стиркой. Мама