Легонько толкнула незапертую дверь и вышла в коридор.
— Не надо никакого суда!
Они посмотрели на меня одновременно. Стёпка встревоженно, а Диметриуш недовольно.
— Машута, не из-за чего волноваться. Иди, я сейчас приду.
— Иди, Машута, — ядовито согласился Бьёри. — Правильно, зачем тебе волноваться о близких людях. Тем более что пока дальше оскорблений не зашло. А что у нас там за оскорбление членов правящей семьи положено? Запамятовал. Десять лет?
Скотина.
Сначала я заметила, как вздулись жилы на шее брата, затем увидела, как побелели костяшки сжатых в кулаки рук, и после этого шагнула к нему, намотала на палец одну из светлых прядей и несильно дёрнула.
— Стёпа, не надо.
Он выдохнул, отвернулся от Димона, бросил на меня короткий взгляд и отрывисто спросил:
— Мне начинать волноваться?
Я отрицательно покачала головой и ответила на незаданный вопрос:
— Это он.
На секунду мне показалось, что Стёпка наплюёт на мою просьбу и всё-таки вкатает наследника Империи демонов в паркет прихожей. Но потом братишка взял себя в руки и, не глядя на своего противника, произнёс:
— Ладно. Но разговаривать будете при мне.
— Не думаю, что… — попытался возразить Бьёри.
— При мне! — рявкнул Стёпка и так саданул кулаком по стене, что в каменной кладке образовалось небольшое углубление, а с потолка прямо мне на плечо свалился кусочек побелки. — Иначе я тоже могу пойти в суд. Законы, как мне помнится, едины для всех. Даже если ты внук Императора.
Диметриуш нехорошо сверкнул злым глазом, но возражать не стал, а я предложила перебраться в кухню.
Наверное, внешне я была холодна и спокойна. Неспешные движения. Уверенный наклон головы. Увы, внутренне я этой уверенности не ощущала. И вовсе мне не хотелось разговаривать с Диметриушем. Во-первых, я предчувствовала бессмысленность предстоящей беседы, ибо недолгое общение с Димоном меня научило простой истине: слушать оппонента он не умеет. Во-вторых, несмотря на время, прошедшее с утра воскресенья, мне всё еще было мучительно стыдно.
Бьёри же никакой неловкости, судя по всему, не ощущал: он уверенно устроился на одном из стульев, едва ли не до середины кухни вытянул длиннющие ноги и, подождав, пока Стёпка примет напротив него зеркальную позу, проговорил:
— Для начала я требую объяснений.
— Объяснений? — презрительно фыркнул Стёпка, а я переложила осточертевший кувшин из левой руки в правую.
— Именно. Неспроста же ты заявляешь свои права на неё.
— А я заявляю?
— Ну, ты мне нос едва не сломал, когда я лишь сказал, что хочу с ней поговорить…
Я тяжело вздохнула и шагнула к кухонному столу.
— Кроме того. Не помню, чтобы ты позволял кому-то из прежних баб прикасаться к твоим волосам.
Стёпка довольно ухмыльнулся и кивнул.
— Не позволял, — согласился легко и пожал одним плечом. — Но тебе-то до этого какое дело? То, что связывает меня и Машу…
— Хватит! — разозлилась я и, забывшись, махнула рукой, проливая на себя часть воды из кувшина. — Чёрт!
Они, наконец, перестали сверлить друг друга глазами и посмотрели на меня.
— Если вам надо померяться, у кого длиннее, — процедила я, морщась от того, как неприятно липнет к телу намокшая рубашка, — то делайте это без меня, пожалуйста. И прекращайте говорить обо мне в третьем лице!
Диметриуш смотрел на меня молча, и я не могла понять, что означает этот его странный тяжёлый взгляд, а Стёпка прорычал что-то отрывисто на языке, который я поклялась себе начать учить сегодня же вечером, а затем сухо предложил:
— Переоденься. Простудишься.
Я опустила глаза на свои босые ноги, стоявшие в луже, и вдруг поняла, что старая Стёпкина фланелевая рубашка, которую я использовала вместо домашнего халатика, отлично подходит для семейных посиделок, но никак не для приёма гостей. Не знаю, как мне удалось не покраснеть в сложившейся ситуации. Наверное, я просто была слишком зла для смущения. Поэтому я недовольно поджала губы и кивнула.
— Ладно, — буркнула недовольно и в качестве предупреждения грозно потрясла указательным пальцем. — Но Боже вас упаси устроить драку, пока меня не будет. Стёпа, ты меня знаешь. И ты… — мельком глянула на Димона, — …теперь тоже.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Лучше бы не смотрела, честное слово. Потому что наглец сначала развязно мне подмигнул, а затем, пользуясь тем, что Стёпка не сводит с меня мрачного взгляда, послал воздушный поцелуй.
Ох, напрасно я вмешалась в их разборки! Надо было подождать, пока Стёпка Димона прикончит, а уже потом появляться. Как раз помогла бы брату избавиться от тела… Говорят, совместный труд очень сближает.
А ещё, судя по всему, сближает совместное распитие коньяку, который эти свиньи успели достать, пока я меняла промокшую рубашку на старую Стёпкину майку, поседевшую от старости из тёмно-синей до бирюзовой, и его же до колен обрезанные джинсы. Причём джинсы Стёпка обрезал под себя, потому на мне они смотрелись так, как смотрятся на трёхлетней малышке мамины туфли на каблуке.
Так что не удивительно, что когда я вернулась в кухню, настроение моё было ниже плинтуса. А всё Стёпка виноват — с понедельника его прошу купить мне что-нибудь для дома (сама же я выйти не могу). Ну, он и купил: ночную сорочку, халатик и спортивный костюм. Последний я ему же и подарила, ибо с размерчиком братец не угадал. Халат был ярко-розовым… Нет, ядовито-розовым, с щекотной опушкой из такого же ядовитого меха, он едва доставал мне до колена и понижал общий коэффициент интеллекта людей, которые находились с ним в одной комнате, на сто. Как минимум. Сорочка… что ж, мне приходилось видеть такие. На средневековых гравюрах. Именно в таких инквизиция почему-то предпочитала топить и сжигать ведьм. Поэтому, да. Выбирая между розовым коротким халатиком поверх грязно-белой холщовой хламиды и костюмом Гавроша, я выбрала последний вариант. И добродушия мне это не прибавило.
Так что нечего удивляться тому, что я чертовски сильно разозлилась, когда, вернувшись в кухню, обнаружила двух демонов, которые вместо того, чтобы пытаться убить друг друга хмуро, но мирно беседовали на незнакомом мне языке. Короче, я обиделась и, предчувствуя недоброе, нажелала мысленно всякого обоим.
Наверное Бусино воспитание сделало меня такой. Или её гены. Или отцовские гены — демоны-боевики особой добротой и человеколюбием никогда не отличались. И будь я немного мягче, будь я более понимающей, будь я другой, я бы простила им то, что они мою судьбу решали — решили — без меня. Но я — это я. Поэтому я ничего не сказала, когда Диметриуш бросил на меня насмешливый взгляд, опустилась на диванчик рядом с братом и, мрачно вслушиваясь в мужской разговор (моего-то мнения никто не спрашивал), попыталась вспомнить, что лежало в Стёпкиной аптечке такого, что можно было бы использовать в качестве привлечения внимания к моей персоне. Хорошо бы, слабительное. Нет, я, конечно, и старой доброй валерьянке найду применение, но от слабительного эффект всё-таки лучше.
— Значит, решено! — радостно объявил Стёпка, не подозревая о моих планах на его желудок. — Завтра с утра все вместе выдвигаемся на Лифте к Машке за вещами, потом …
— Потом? — едва не задохнувшись, вспылила я. — Потом?
— М-м-м? — Стёпка удивлённо посмотрел на меня. — А что тебя не устраивает? Ты давно плакала насчёт шмоток. Моим… транспортом ты путешествовать не хочешь. Общественным — не можешь. А так, Димон нас подбросит. И туда, и обратно.
— Обратно, значит.
— Да в чём проблема? — самое обидное, что Стёпка возмущался совершенно искренне. — Я же не предлагаю тебе переехать к нему, — брезгливо кивнул в сторону недовольного Диметриуша, — но рациональное зерно в его словах всё-таки есть. Зачем тебе страдать от кошмаров, если он может предоставить лекарство?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Не помню, чтобы я особо страдала в последние несколько ночей.
Не страдала, но и не отдыхала толком, потому что брат просто выключал меня, как лампочку, стоило моей голове опуститься на подушку.