…Свежий холмик вырос на окраине станицы Пашковской. С фанерного памятника смотрела Дуся: темные крылья бровей, внимательный взгляд, упрямый подбородок…
Ира Каширина за этот полет была награждена орденом боевого Красного Знамени. Спустя три месяца она погибла. [216]
* * *
Утром после трагической ночи, когда кончились полеты, Бершанская сказала Ире:
- Себрова, перегоните самолет Носаль на основную точку.
- Есть, - ответила Ира, и мы пошли туда, где отдельно от всех стоял Дусин самолет.
Провожая Иру, я задержалась на крыле, и мне бросилась в глаза забрызганная кровью фотография на приборной доске. На меня смотрел чубатый парень с орлиным носом и решительным ртом. В форме летчика. Это был Грыцько, Дусин муж. Однажды в полете из отверстия на приборной доске вылез мышонок и страшно напугал Дусю. Ей пришла в голову мысль закрыть отверстие фотографией. Прикрепляя фото своего Грыця, она в шутливом тоне подговаривала:
- Вот. Пусть! Пускай попробует, что такое война. А то сидит себе там, в тылу. А жена должна воевать…
Грыць был инструктором в летной школе на Урале. Он готовил летчиков-истребителей, и его не пускали на фронт. Дуся часто вспоминала его. Они собирались воевать вместе. У них было большое общее горе… Только один раз Дуся рассказала нам о нем.
Первые дни войны застали ее в родильном доме Бреста, у нее родился сын. В то время они с Грыцем жили в пограничном городке в Белоруссии. Немцы бомбили город, рухнуло здание родильного дома, где лежала Дуся. Дуся чудом осталась жива. Но она не могла уйти с того места, где еще недавно стоял большой светлый дом. Там, под обломками, лежал ее сын…
Она скребла ногтями землю, цепляясь за камни, ее оттаскивали силой… Дуся старалась забыть все это. Летала, летала и каждую ночь успевала сделать больше боевых вылетов, чем другие. Она всегда была первой.
…В гробу она лежала строгая, с перебинтованной головой. Трудно было сказать, что белее - ее лицо или бинт… Прозвучал салют из винтовок. Низко-низко пролетела пара истребителей. Они покачали крыльями, посылая прощальный привет. [217]
* * *
Из воспоминаний Раисы Ароновой, которая вместе с Руфиной Гашевой проехала по местам боев полка в 1965 году:
«…почти всю дорогу до Пашковской проехали молча. Каждая вспоминала военные годы, воскрешала в памяти образы тех, кто не дошел с нами до счастливого Дня Победы. Там, в братской могиле, на которую мы возложим сейчас цветы, похоронена Дуся Носаль. Она была одной из лучших летчиц полка и моей самой близкой подругой…
…Кладем цветы к подножию обелиска. Читаем: "Вечная слава героям, погибшим в годы Великой Отечественной войны".
- И это все? А где же имена наших девушек: Носаль, Пашковой, Макогон, Свистуновой? Ведь только они четверо здесь похоронены…
На сердце очень тяжело. Обошли вокруг обелиска, поправили цветы, постояли, опустив головы, и медленно направились к выходу…
…Из приемника зазвучала песня:
Как много их, друзей хороших,
Лежать осталось в темноте
У незнакомого поселка
На безымянной высоте…
- У наших девушек и поселок и высота известны. А на могиле их имен нет, - говорю я. - Почему же они стали безымянными героями?! Ведь Дуся Носаль - первый Герой Советского Союза в нашем авиационном полку. И первая летчица - Герой времен Великой Отечественной войны. Почему же она лежит сейчас в земле безымянным героем?!
Песня разбередила душу, слезы брызнули из глаз. Не в силах больше сдерживать себя, я плачу - не стесняясь, открыто…»
Вскоре после опубликования этого отрывка в газете «Советская Кубань» 20 марта 1965 г. у памятника была возложена мраморная плита с именами погибших.
* * *
В районе Новороссийска над Малой землей висели САБы, освещая желтоватым светом сразу большой участок боевых действий. Командир эскадрильи Маша Смирнова и штурман эскадрильи Дуся Пасько еще издали увидели эти немецкие «фонари» желтого цвета. Маша сказала:
- Где-то здесь ходит немец. Сегодня они тоже работают ночью. [219]
- Они всегда выбирают лунные ночи, - заметила Дуся. - Смотри, как хорошо он осветил наши траншеи. Кстати, и свои тоже.
В этот момент прямо по нашим позициям высыпал бомбы немецкий самолет - от взрывов взметнулись кверху снопы искр.
- А вот и сам он… Впереди справа, выше нас! Видишь?
- Вижу, - ответила Маша.
Светила полная луна, и на фоне темно-голубого неба был отчетливо виден вражеский самолет, который разворачивался над морем. Девушки, надеясь, что самолет, отбомбившись, уйдет, решили не мешкая заходить на цель, пока «фонари» еще освещали землю.
- Зайдем со стороны моря, - сказала Дуся, - а потом сразу на обратный курс.
Однако немец не уходил. На какое-то время они его потеряли, но потом опять увидели.
- Нас ждет, - осторожно пошутила Дуся. - Увидит сейчас нашу бомбежку - и мы у него на крючке…
Но Маша шутить не любила, поэтому решительно заявила:
- Тянуть нельзя! Надо быстрее бомбить и уходить.
- Давай, заходи с курсом 70°. Так… Подверни чуть правее… Стоп!
Серия бомб перекрыла вражескую траншею.
- Молодец! - похвалила своего штурмана Маша, заложив глубокий крен, чтобы увидеть результат бомбежки. И сразу вошла в пике, уходя от цели.
Новороссийск и Малая земля остались позади. По-2 уже приближался к своему аэродрому, когда Маша вдруг сказала: [220]
- Знаешь, Дуся, это мой 500-й боевой вылет…
- Да ну? Поздравляю! Что ж ты молчала?
- Вот теперь, когда впереди посадочные знаки, можно и сказать об этом.
Днем в полку чествовали Машу Смирнову, которая первая добилась такого результата - 500 вылетов.
* * *
Рассказывает Руфина Гашева:
«Это случилось на Кубани в ночь на первое мая 1943 года. Нам только что вручили гвардейские значки, а Ольге Санфировой еще и орден Красного Знамени. Настроение было приподнятое, хотелось сделать как можно больше боевых вылетов.
Наша цель - пункт Верхне-Баканский, где были сосредоточены немецкие войска и боевая техника. Здесь проходила "Голубая линия", укрепленная полоса обороны противника. Два вылета [221] прошли нормально, хотя обстрел был сильный. На третьем нам не повезло: осколок зенитного снаряда угодил в мотор, и он заглох. А бомбы еще не сброшены! Планируем на цель. Втайне надеемся, что мотор заработает - у нас уже так бывало. Вот бомбы летят на цель, и Леля разворачивается, берет обратный курс. Мотор молчит, и мы молчим. Понимаем, что придется садиться на территории, занятой противником. Километров семь не дотянули до линии фронта.
Самолет летел над лесом, Леля подвернула его так, чтобы он сел на прогалину. И вот - толчок! Машина, зацепив за дерево, с треском развернулась и остановилась, накренившись, - вся левая плоскость была искорежена… Прихватив планшеты, мы с Ольгой выпрыгиваем из самолета. Поднялась стрельба, мы прильнули к земле. Потом поползли по-пластунски.
В общем, пробирались и ползли две ночи, днем отсиживались: первый день в болоте, в плавнях, второй - в лесочке. Леля простудилась, стала кашлять. Это нас чуть не погубило. На рассвете третьего дня перешли линию фронта и вышли к своим передовым частям…» [222]
* * *
Воспоминания комиссара 218-й дивизии генерал-майора Горбунова:
«…Мое личное общение с полком было с июня 1942 года по март 1943. Этот период был наиболее важным в истории женского полка, когда приобретался большой опыт, боевая закалка, проверялись в боях силы и возможности… Включение полка в состав нашей дивизии было встречено командованием не очень благожелательно. Мало кто рассматривал этот полк как полноценную боевую единицу. Возникли многие опасения: и то, что полк принесет большие неприятности и увеличение числа летных происшествий, и что наличие в составе дивизии большого количества женщин может иметь отрицательное значение в бытовых делах и т.п.