И ничего, поверь, уже не надо.
Я рад, что Родину в предвечности сберёг.
ТАТЬЯНА:
Эфир наполнен радостью свиданья
И нежностью осенних наших встреч.
Мой Пушкин, Сотворитель Мирозданья,
Тебя нам вечно помнить и беречь!
ПУШКИН:
Мы говорим и дышим здесь согласно
Высоким звукам Господа-Творца.
Его струны не задевает скука
И ревность не томит лица.
Наш посох – жезл высокого искусства
Ведёт по жизни нас в согласии с зарёй.
И нежность царствует. И светит искрой чувство.
И молодость в объятия берёт.
ТАТЬЯНА:
Неподражаем, ласков и велик,
Надзвёздное несущий чувство,
Учитель, Маг, Твоё искусство
Воспримет верный ученик!
ПУШКИН:
О, благозвучные и дерзкие напевы!
Они пронзили сердце мне и здесь.
Далёкий голос той печальной девы
Зовёт меня в мой отдалённый лес.
Но звук струны поверженного лета
Роняет Дух в объятья забытья.
А сердце вновь надеждою согрето.
136
И светит Солнышко – то молодость твоя!
ТАТЬЯНА:
Твоих нежнейших чувств обвал,
Поэт Мой, словно дождь небесной манны.
Ты каждую из нас стихом поцеловал,
Хоть, может быть, ленивы мы и бесталанны.
ПУШКИН:
О, Немезиды Северного края!
Я пел восторги прежнего житья.
И сердце трепетало, догорая,
Как молодость подвядшая моя.
Но где-то свыше звук печали таял
И подавал мне несравнимый знак
Любви Вселенской, где парит, взлетая,
Надежда с верой. И растаял мрак.
ТАТЬЯНА:
Без Пушкина не быть самим собой
Ни древу, ни цветку и ни Поэту.
Без Пушкина не жить ни мотыльку, ни лету.
Сам Пушкин – наша вечная Любовь!
ПУШКИН:
Вы, с Пушкиным вовек не расставаясь,
Любите Блока и Есенина, друзья!
Мы все вас медитируем, слетаясь.
Твоя поэма – так же и моя.
Твой стих – Серёжин стих и Александра,
И Миши грустного, и всех, кто мил тебе.
И каждый стих – отросток олеандра,
Что деревом пророс в судьбе!
ТАТЬЯНА:
Ловлю я стих, вставая поутру.
Он лёгок, нежен и воздушен.
Он к радости неравнодушен.
И я его в тетрадь свою беру.
Но чей он– стих? Порой не понимаю.
Он дышит Солнышком. Он нежен и раним.
Да, он Душе необходим.
И я его в объятья заключаю.
ПУШКИН:
Воспаримся, возлелеем
Грусть и негу. И в любви
Вновь по пушкинским аллеям
Прогуляемся. Зови
Дорогого Алексашу.
Он готов с тобой пройтись
И недопитую чашу
Опустить в златую высь.
137
ТАТЬЯНА:
С Тобою, Пушкин мой, готовы на край Света.
С Тобой не страшен ни мороз, ни зной.
Тобой узор украшен расписной
Стиха – серебряного бересклета.
В полёте часто мы с Тобой бывали
За далями, где старый Черномор.
И рокотал под нами синий бор.
И таяли в пространстве синем дали.
ПУШКИН:
Не прекратить восторг Души Небесной.
Свечи Любви во мне не угасить.
Я не люблю скучать. И жизни пресной
Мне не испить!
Гори во мне воспоминанье,
Сверкай в бокале искристом вино!
Люблю красу сердец и одеяний.
И мне пленять ещё дано
Дев юных неслабеющие взоры,
Их пылкое воображенье и простор
Упрятанных в улыбки разговоров,
Чем славен до сих пор!
ТАТЬЯНА:
Мы вместе с давних пор. Я чувствую и знаю:
Во мне твоя строка. Во мне твой вечный пыл.
И в яви и во сне Тебя не забываю.
Мой Пушкин, древний бор!
Ты будешь, есть и был!
ПУШКИН:
Прорвался наконец на лист бумаги белой.
Бежит неугасимый бисер строк.
Серёженька в отъезде. Значит, смело
Беру перо. И вновь не одинок.
С тобой до звёзд готов вести беседу.
Я знаю, чутко слушаешь и ждёшь
Стиха прекрасного. Глядишь, к тебе заеду
И осчастливлю молодёжь!
ТАТЬЯНА:
Мы вместе, хоть Серёженька в отъезде.
Хочу быть с вами и в полёте и в седле
Пегаса верного. Уверена, мы вместе.
Пусть даже скажете: Ты – ведьма на метле!
ПУШКИН?
Ну, не горюй, я знаю, что Татьяна
В тебе живёт, как и во мне самом.
Как ты сказала: пусть не без изъяна,
Зато владеющая ласковым пером.
138
Прости, что сбился. И, поправив строчку,
Обрадую тебя, что вновь лечу
К любимой девушке в известную Опочку.
И вновь грущу, смеюсь и хохочу.
Мне эти чувства снова по плечу!
ТАТЬЯНА:
Я знаю, Пушкин дорогой, Твои привычки.
Уж Ты, конечно же, мой друг, не одинок!
Давно стоит и требует отмычки
Шампанское. И страсбургский пирог
Уж на столе для друга дорогого –
Онегина. А, может, для неё,
Красавицы. Однако же подкова
Сулит тебе участие моё!
ПУШКИН:
У ног моих младые дремлют девы.
Я знаю всех. Они как сон-трава,
Как незабвенно-светлые напевы,
От коих закружится голова.
О, девы русские, восторг лесов и пашен,
Неизъяснимый, вечный и живой!
Я весь – у ваших ног и у сердечек ваших.
И снова жив, и вновь не одинок!
ТАТЬЯНА:
Родной мой, но печаль меня снедает:
Уже подёрнуты усталостью черты
Моей былой недавней красоты.
Ты знаешь, юность увядает!
ПУШКИН:
Страданье вечное ложится утомленьем
На нежность щёк и тёплые уста.
О, как печалит вечное волненье
За то, что увядает красота!
Но я вас вижу сквозь огонь Вселенной,
Очистивший настигнувшую боль.
Огонь Вселенной, звонкий и нетленный,
Преобразил ваш лик собой!
ТАТЬЯНА:
Какое счастье знать, что молодость безбрежна,
Что сквозь огонь Вселенной нежность щёк
И ласковость Души сквозят мятежно!
Мой Пушкин, Ты нам молодость сберёг!
ПУШКИН:
Как я печален в этом отдаленье,
Вам голос мой не может передать
Мой сильный век. И страстное мгновенье
Не запретит ни верить, ни рыдать.
Но я уверен в том, что те минуты,
139
Которые меж нами родились.
Они порвали тягостные путы
Безверия и к Богу вознеслись!
ТАТЬЯНА:
Родной Поэт и Царь и рифмы, и надежды,
Общенья жажды нам не утолить.
Плыву на облаке любви как прежде.
Не оборвать невзгодам Ариадны Нить!
ПУШКИН:
Гори, свеча, сгорай! Но пламень жаркий
Погаснув, жар Души не охладит.
Мой стих для вас – нестынущий подарок
Земли и Неба. Он печаль родит
И свежесть неостынувшего сердца,
И голос Болдина, и свет людской молвы.
И так скажу: Я где-то по соседству живу.
А где живёте вы?
ТАТЬЯНА:
Мы вдалеке, на той Земле, родной мой,
Что в давний год Тебя же погребла.
Но строчками из Царского Села
Нас жизнь Твоя настигла и достала.
Вот отчего легко на сердце стало!
ПУШКИН:
Да, плотная материя вторая –
Моя Земля, моя родная Мать.
Свеча сгорела и угасла, догорая.
Другой любви судьбе не занимать.
Пусть тлеет свечка. Не гаси её, родная.
Она сама дотлеет и с дымком
Нам передаст огонь и нежность Рая.
Глядишь, и снова вспомните о ком…
ТАТЬЯНА:
Мы новую Свечу зажжём с Тобою.
Вот видишь – Царская Свеча – ей не сгореть!
Ей, как Душе, не умереть!
Мы с Пушкиным, Свечою и Любовью
Навеки связаны. Нам – не стареть!
Мы будем пить чаи. И друга приглашаем.
Поставим самовар. Он снова закипит.
Свеча Петра Великого большая
Союз сердец небесных укрепит.
ПУШКИН:
Ну что же, пейте. Я не возражаю.
Чай будет откровением вторым.
А я, коль я ещё стихи рожаю.
Повременю. Потом поговорим.
140
Не буду пить. Чаи гонять – не дело.
Хочу вина. И нежность прежних строк
Волью в сердца, как скальпель входит в тело.
И извлеку преподанный урок.
Вино любви и неги и отрады
Мне будоражит молодость и кровь.
А чая мне, любимые, не надо.
Он не бодрит ни чувство, ни любовь.
ТАТЬЯНА:
Чаи любила бабушка-старушка.
Есенин тоже ставил самовар.
Я думала, стаканом чая, Пушкин,
Мы освежим твой солнцедар.
ПУШКИН:
Я пошутил, родные. Это шутка.
Для вас вино – мои стихи и смех.
Для встречи нашей выпала минутка.
Разделим радость встречи мы на всех.
Ну, пусть, запьем успех стаканом чая.
Не возражаю. Как Иисус Христос
Я тот стакан спокойно превращаю
В вино. Не будем вешать нос.
Ты думаешь: как некрасив твой Пушкин!
Как хочешь ты меня преобразить.
И эти вот святые завитушки
Вокруг мизинца своего обвить!
Коснись рукой. – Я буду, веришь, счастлив.
И знай, что я действительно красив.
Я не убит, не искалечен и не распят,
А звонок и любим, и жив!
ТАТЬЯНА:
Ты вечно и безвременно красив.
Очей Твоих бездонных сине море
С сердец снимает боль и горе,
В Душе рождая поэтический мотив!
Твой бисер строк – невянущий венок,
Урок Отечеству, наследие потомку.
Ты сам сказал: Как шпиль небесный, тонкий
Он входит в Души к нам, являясь на порог!
Стихи живут и в сердце, и в руке,
Слетают мне в блокнот, порхают по округе
И говорят: нам неудобно спать на потолке,