Журчит, как ключ, мощнее всех ключей.
Мой Пушкин, мой невиданный ребёнок!
Скажи, Ты чей? А, может быть, ничей?
Серёженька грустит теперь тут с трубкой,
Глядит так выжидающе, как день.
Серёжа, милый, мой ребёнок чуткий!
156
Набрось накидку иль пальто надень.
Лети в Россию, не смотри так грустно.
Ты сердце рвёшь – зачем такая боль?
Читай стихи устами златоуста
И златокудра высветить изволь
В своей строке, что мчится из Рязани,
Ты жив и мечешь по Руси огонь.
Серёженька, моё ты наказанье,
Ну, тронь серёжку, коль захочешь, тронь.
Тронь за серёжку. На берёзке ветка
Давно дрожит, скучая о тебе.
И пусть она уже не однолетка,
Тоскует по крещенской ворожбе!
Мы вместе с вами, дорогие дети,
Промчимся по заснеженной Земле
И погрустим об отлетевшем лете,
И поглядим, как стынет Русь во мгле?
И понадеемся на будущие вёсны,
И ёлочку нарядную зажжём.
Любить и верить никогда не поздно
Ни в Небе, ни у нас, за рубежом,
Сомкнувшимся пристенным приговором,
Отгородившим Истину от масс.
Какое слово МАССЫ – будто творог,
Иль каша жидкая или месива запас,
Зачем и кем когда-то предназначен? –
Замешивать нечистого квашню,
Чтоб выпекать рабов безмолвных, клячи
И отдавать останки воронью?!
Какое слово МАССЫ! – Одурачен
Народ наш русский, Господи, прости!
Ему великий жребий предназначен.
И нет преград у Бога на пути!
О, Пушкин трепетный, о, мой Серёжа нежный!
Слова и строчки разрывают грудь.
Хотела отложить, но стих небрежный
Плывёт на ум и некогда вздохнуть!
Сегодня день особенный – так странно
Бегут стихи, как лодочки в моря,
Плывут в содружестве и плотно и пространно
И не опустишь чудо-якоря.
Они мне не дают остановиться,
Несут с волной в пространство тех светил,
Где снова Пушкин наш сумел родиться
И где Есенин клуб наш посетил.
157
Там познакомились мы с ним. И он поэму
Мою родную первую читал.
Отметил блеск строки и вольность темы,
Учителем моим отныне стал.
И ты, мой Пушкин, друг мой благородный
Меня отметил ласково родством,
Сказал о даровании природном,
Соединенным с чудо-мастерством.
Своей Души признал живое сходство
С моей Душой – пусть маленькой пока.
О, Пушкин! Это наше первородство
Так звонко! Так оценка высока!
Что я теряюсь и роняю нежность
К Твоим ногам, Мой Пушкин дорогой.
И колокольчик ласковый небрежно
Повесила под радостной дугой
Российской тройки. Скачет резво тройка.
Рассыпан блёстками серебряный убор
Вожжей с уздечкой. А попробуй. тронь-ка
Какой-то бес, – копытами в упор
Она снесёт того врага в канаву,
Растопчет и серебряную вязь
Своей дуги взовьёт к Луне не ради славы
И к Солнышку, а потому что страсть
И нега овладели этой тройкой.
Она не терпит лести и вранья.
Она звенит заливисто и бойко
Цветными бубенцами января.
Да, в январе мы с вами повстречались
И синь-зимы впитали яркий звон,
И тройкой необузданной помчались,
Не задевая крыш и светлых крон
Деревьев, насыщая нежность кожи
Энергией и ловкостью пера,
Стремясь взлететь и стать моложе
И завтра быть добрее, чем вчера!
Скажи, мой Пушкин, кем тот стих означен?
И ты, Серёжа, друг мой, просвети:
Тот стих уже нельзя переиначить.
Его состроил кто-то на пути
Той тройки, что к Луне высокой скачет.
Тот стих лишь только можно повторить.
Его нельзя, мой друг, переиначить,
А можно только сердцу подарить.
СЕРЁЖА:
Да, стих написан. Не печалься, Таня.
158
Его ведь тоже нужно угадать,
Восстановить, как рыбку на кукане,
И жадному читателю отдать.
Пусть кушает. Благодаря искусству
Его не съесть, тот благородный стих.
Он порождает ласковое чувство
И требует беседы на двоих.
А. С. ПУШКИН
Скажу и я, Ваш Александр Пушкин, –
Зачем она полезла в глубину
Вот эта рыбка, глупая Танюшка!
Мутит волну и чудо-тишину.
Написан стих. И нам о том не спорить.
Но как написан, нужно угадать.
Лови ту рыбку с море, на просторе,
Чтобы потомкам нашим передать.
Скажу тебе – нелёгкая задача.
И тут талантом вровень нужно быть
С тем, чья чудная космопередача
Как рыбка. И тот стих нельзя забыть.
Прильнуть к низовьям, угадать, услышать,
Поймать и, насадивши на кукан,
Почувствовать, как стих живёт и дышит
И устремляет взоры к облакам.
Вот вам урок. У творчества секретов,
Скажу, друзья, вовек не занимать.
Стих плачет, как обугленное лето,
Взывает к совести, как ласковая мать,
Кричит и рвётся с привязи и льётся
Холодною водой из родника.
Ну что, Татьяна, чем нам отзовётся
Усердья нашего астральная рука?
Не плачь, не сомневайся. Мы как ты же
В ответе за строки горячей медь.
И чем труднее, тем родней и ближе
И думать, и смеяться, и гореть,
И плыть, как лодочки, и уноситься тройкой,
Стихами глушь страны перебирать,
И удивляться глупой новостройкой,
И пепел древности над крышами собрать,
Кричать и плакать, с грустью расставаться,
Вопя стихом о страшной новизне,
С которой нужно скоро распрощаться,
Скорбя по древнерусской стороне.
Стих как обвал. Я говорил об этом.
Он рушит старое и строит новый дом.
159
На то и назначение Поэта,
Чтоб мыслей золото, добытое с трудом,
Рассыпанные светлым чувством блёстки
Сберечь и в руки Родины отдать,
Идти вперёд и мужественно-просто
Владеть стихом, смеяться и рыдать!
Вот вам урок! Такого Пушкин сроду
Нигде и никому не поверял.
Я не мастак потворствовать народу
В тоске и лени. И пока нырял
И вынимал ту рыбку на поверхность,
Другие вздумали улов перехватить.
Пусть каждый достигает совершенства ,
Тогда подумаю – хулить или хвалить!
Ох, не сердись, Татьяна, этот камень
Не в твой, моя родная, огород!
Но если кто ворует лёд и пламень,
Всегда досада страшная берёт.
Сказал я к слову, не тебя коснулось
То слово. Просто больно дышит грудь.
И сердце отчего-то встрепенулось.
И жмёт виски. И тяжело вздохнуть.
ТАТЬЯНА:
Ну, что, родной мой, Ты себя расстроил
И вспомнил тяготы своей родной Земли.
Но сердце бедное Татьяны успокоил,
Пока его снега не замели.
Ну отдохни, мой гений, мой ребёнок,
Такой же беззащитный, как слеза!
Твой голос, как Серёжин голос, звонок.
И я его несу под образа!
А. С. ПУШКИН:
Ну, маленькая, ну, моя ты пташка,
Ты так поёшь, как чудо-соловей.
В моём краю цветёт и пахнет кашка.
Её вина в бокал себе налей.
Давай упьёмся эликсиром леса,
Сообразим и выпьем за троих.
Ну, Александр, скажи, – как был повеса,
Так и остался! Нежно льётся стих.
Есенинской лучистою тропою .
Бреду с тобой и сердцем говорю:
Татьяна, я не раз тебе секрет открою
Сей жизни и ромашки подарю.
ТАТЬЯНА:
Спасибо, мой родной, спасибо, Пушкин!
С Серёжей и с Тобою, мы втроём
160
Опять сидим на розовой опушке
И эликсир судьбы волшебной пьём.
РАЗГОВОР С ВЫСШИМ «Я»
Высшее «Я»:
Я думаю, Свирель тебе подходит.
Она – в твоей поэме и судьбе
Звучит. И с нею песня бродит,
Которая доверена тебе.
Бери Свирель, как говорит Серёжа,
Как Папа твой любимый говорит.
Ты будешь с нёй красивей и моложе.
«Свирель» – то имя Солнышком горит
И манит вдаль и тихо дышит утром,
Прохладною водой из родника.
Свирель, переливаясь перламутром,
Понятна всем, как чудо языка,
Универсальное обкатанное средство
Людей к улыбке звоном возвращать.
Она вдали слышна и по-соседству.
Она умеет плакать и кричать,
Смеяться. На заре трепещут травы,
Услышав той Свирели нежный звук.
Она дана тебе не для забавы,
А для огня твоих астральных рук.
Свирелью ты приветствуешь прохожих.
Свирелью даришь новый сноп стихов,
Таких живых, родных и непохожих.
Свирелью ограждаешь от грехов
Себя и молодость. И утешаешь старость
Прохладною водою из ручья.
Бери Свирель. Она тебе досталась
От Леля и теперь она твоя!
ДУХ РОДИНЫ
Я чувствую, мой друг, всё, что пишу,
Идёт сквозь сердца жаркое горнило,
Как будто древнее прекрасное Ярило
Живёт в Душе. И я огнём дышу.
Оно как страстное языческое пламя
Сжигает окаём суетных дел.
И молодость могучими крылами
Вздымает Дух. И он помолодел –
Дух Творчества, таинственно-глубинный.
И как он выглядит? И как во мне живёт? –
Такой высокий, сказочно-былинный,
Как сердца дорогого звездолёт.
О, Дух Отечества! – Иначе не назвать мне.
161
Он свойствен всем. Его познают все.