Разве можно такое говорить вот так... без подготовки?
В голове так громко и сладко шумит, что мне приходится отчаянно вцепиться ему в плечи, чтобы не упасть, пока земля стремительно уходит из-под ног.
— Повтори, пожалуйста, - шепчу и почти боюсь, что его слова окажутся просто плодом моего воображения. Этот мужчина слишком шикарен, чтобы любить обычную и не очень красивую меня. Именно меня, а не призрак женщины, в чьем теле я оказалась и чью жизнь сейчас проживаю, щедро разбавляя ее своими собственными поступками. – Правда...? Правда, любишь меня?
— Правда, - Анвиль прижимается губами к уголку моего рта, прокладывает дорожку поцелуев ниже, до шеи, где щекочет влажную кожу своим раскаленным дыханием. – Я правда люблю тебя, моя королева.
Мне хочется сказать ему так много. Хочется сказать, что именно его я ждала и искала всю жизнь, именно о таком мужчине мечтала и, вполне возможно, именно поэтому оказалась в теле Изабеллы. И сейчас даже страшно подумать над тем, что в то раннее утро могла проснуться в собственной кровати, а не в страшном незнакомом замке.
Хочется сказать, что очень испугалась, когда гонец вернулся один. Боялась потом, когда узнала о несчастье в землях Фарвурдов. И теперь буду всегда бояться, когда он будет покидать замок.
Хочу сказать очень много.
И обязательно скажу. Потом. А пока крепко обнимаю его за плечи, прижимаюсь всем телом и душой и на ухо шепчу, что впереди у нас – целая ночь наедине друг с другом...
Глава тридцать вторая: Изабелла
Глава тридцать вторая: Изабелла
— Дрянь! - оглушающий ненавистью голос выжигает мое сознание.
Вокруг меня выжженная бескровная равнина. Откуда-то из глубокого подсознания знаю, что некогда здесь бурлила жизнь - в густых тенистых лесах бежали реки кристально чистой воды, в воздухе стоял тонкий аромат летнего многоцветия, а птичий щебет навевал мысли о чем-то добром и теплом. Ничего этого больше нет. Теперь здесь почерневшая бесплодная земля, разодранная огромными трещинами, из которых к низко висящим серым облакам поднимается удушающий смрад горелой плоти. Теперь здесь нет ни единого звука, кроме завывания переполненного пеплом ветра. Теперь здесь нет ни капли чистой воды, только редкие зловонные лужи, заполненных чем-то тягучим, с кроваво-красными прожилками.
Зато есть пара огромных покосившихся обугленных столбов, кое-как вбитых в землю, между которыми, подвешенная за руки, покачиваюсь я.
С трудом разлепляю ссохшиеся веки. Руки нестерпимо ноют, а из множества рваных рассечений на теле вниз, к земле, сбегают капли крови.
Кап-кап-кап. Медленно, неспешно, словно чудовищная насмешка над самим временем. Кап - минула секунда. Кап - еще одна осталась за спиной.
— Дрянь! — повторяет голос.
И я морщусь, как могу сильно сжимая челюсти и жмурясь, потому что в черепе происходит череда взрывов. Перед глазами все вспыхивает, а потом мир окрашивается алым.
Кошмар, это снова проклятый кошмар. И я отлично это осознаю. Только от этого нисколько не легче. Боль в плечах просто адская. И голова вот-вот пойдет трещинами. В висках пульсирует так сильно и громко, точно кровь вот-вот прорвет тонкую плоть и хлынет во все стороны. Возможно, это и к лучшему, возможно, тогда я смогу проснуться и вернуться в реальность.
— Я сплю, я сплю, я сплю... - твержу непослушными губами.
Это даже не звуки - невнятное мычание, в котором едва ли различить слова, но я продолжаю повторять, точно мантру. Меня не должно быть здесь. Все это не настоящее.
— Ты - моя! - голос полосует - и на моем теле открываются новые раны.
Вздрагиваю, пытаюсь извиваться, но в плечах рождается новая вспышка боли, от которой сначала вскрикиваю, а потому могу лишь жалко подвывать.
— Думаешь сбежать? Думаешь он поможет?
— Тебя нет! - шепчу сквозь стиснутые зубы и сплевываю сгусток крови.
— Я более реален, чем все то, о чем ты знаешь, маленькая дрянь.
Щурюсь, пытаясь рассмотреть нечто на самой границе видимости. Болезненные вспышки в голове никуда не исчезли, бьются о кости черепа изнутри, стараются выломать их, раскрошить на части. Но там, далеко, есть какое-то движение.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Это фигура человека.
Вроде человека.
Приближается очень медленно, время от времени подрагивая и размываясь в неверном дрожании ядовитого воздуха.
Моргаю несколько раз, стараясь понять, не кажется ли мне.
Фигура не исчезает.
Время тянется бесконечно медленно. Или же, напротив, невероятно быстро. Окружающий мир дергается и замирает, чтобы вскоре снова припуститься вскачь и снова замереть, налетев на невидимое препятствие. Над моей головой появляется и исчезает огромное алое солнце, чей раскаленный диск занимает огромную часть неба, разбрасывая во все стороны раскручивающиеся взрывы протуберанцев. На смену дневному светилу приходит сразу несколько лун - болезненного желтого цвета, будто истекающие гнилистым светом, от которого невыносимо жжет глаза.
— Я заберу ее, а тебя брошу в яму с могильными червями, маленькая дрянь. Сможет он помочь тебе? Нет. Молись, кричи, плач. Никто не поможет.
— Кто ты такой? – мне очень больно и очень страшно, потому что что-то подсказывает – я могу просто не вернуться обратно. Некто, терзающий и мучающий меня, способен убить меня прямо здесь, в моем собственном кошмаре. И все же где-то с самой далекой и непроглядной глубины моего сознания поднимается такая злость, что почти перестаю чувствовать боль в вывернутых плечах.
Мне не нравится это чувство, но оно будто придает мне силы, помогает сохранить разум пусть не чистым, но работающим, а не мечущимся в постыдной панике.
Солоноватый привкус крови во рту вовсе не кажется отвратным.
Напротив - он куда более реален и понятен, чем все это безумие вокруг.
— Я – искупление.
Мир снова делает скачок – и человек разом окажется совсем близко. Это точно человек или кто-то человекоподобный. Только его лица мне не разобрать, потому что незнакомец прячется в просторном пыльном балахоне с глубоким капюшоном.
Кажется, он довольно высок, но худ – это единственное, что могу для себя понять. И то совсем не уверена. После каждого его слова перед глазами все плывет, мир взбрыкивает и едва не опрокидывается с ног на голову.
— Тогда ты не по адресу, - шепчу в ответ, потому что в собственном горле перекатываются острые песчинки. – Никто тебя не звал. Никто не нуждается в тебе.
В ответ раскатистой шрапнелью – каркающий смех.
— И это говорит женщина, которая предала память собственного мужа? Метка на твоем лице – клеймо для маленькой шлюхи.
— Кто? Ты? Такой? – раздельно, по словам, ловя каждое его движение. – Покажи мне свое лицо.
— Забавная маленькая дрянь. У тебя нет права задавать вопросы. Хочешь видеть мое лицо? Уже скоро. Хочешь знать, кто я? Уже скоро. – Его голос, и без того в клочья разрывающий мою душу, становится еще сильнее, еще яростнее. Он поднимается до самых небес, накрывает меня похоронной гранитной плитой, превращает в ничто. – Хочешь бороться со мной? Уже скоро.
Меня болтает из стороны в сторону, треплет, как невесомую куклу. И я снова кричу от боли. Ненавижу себя за слабость, но не могу терпеть. Я слишком слабая, слишком обычная для жестокого мира с магией и драконами.
— Вдоволь раздвинь ноги, маленькая дрянь. Потому что в следующий раз раздвигать их будешь перед могильными червями.
— Би…
В моей голове все же что-то взрывается – и мир вокруг темнеет в чернильное ничто. Но я все равно слышу его, а, что еще хуже, чувствую. На себе, в себе…
— Би… Изабелла…
Липкие скользкие касания. Боль. Он везде. Его так много. Он заполняет меня собой. Заполняет меня грязью и разложением. Злобой и ненавистью. Он убивает во мне все светлое.
— Изабелла, вернись ко мне!..
И снова собственный надрывный крик в ушах.
— Я здесь! Я держу тебя! Держу!
Анвиль прижимает меня к себе и покачивает, будто убаюкивает.