Читать интересную книгу "Упражнение на доверие - Сьюзен Чой"

отделения КАПА после выпуска шли прямиком на пробы к Дэвиду, а мистер Кингсли приглашал его как «почетного гостя» проводить «мастер-классы» по режиссуре. Карен жертвовала вечера и выходные на «офис» и «бухгалтерию» труппы, на их налоговое фиаско, которое, не вмешайся она, стало бы роковым. Дэвид в благодарность пригласил Карен на вечер сбора средств, где притащил ее к мистеру Кингсли, и тот сверкал улыбкой, кивал и беседовал с ней о пустяках, любезно, но безуспешно пытаясь скрыть, что понятия не имеет, кто она такая.

Карен устраивает, что она бросила выступления, говорила она Дэвиду. Ее устраивает нынешняя жизнь. Но Дэвид – может, потому что за годы горячая творческая похвала стала для него единственной валютой, которой он мог платить тем, кому должен деньги, – отказывался верить.

– Брось, – сказал он. – Ты же поступила в Карнеги – Меллон. В отличие от меня, ты правда умеешь петь. Даже, блин, чечетку танцуешь.

– Из меня никакая чечеточница.

И это правда. Из-за физических ограничений тела, упомянутых выше, чечетка ей не подходила. В чечетке, как и в балете, требуется быть долговязой; только в современном танце найдется место танцору, сложенному как пловец.

– Иди ты, только чечеточница говорит: «Из меня никакая чечеточница». Ты была хороша. Помнишь, как всем пришлось петь «Шик-блеск»? Ты зажгла.

– Он меня не взял.

– Он и меня никогда не брал.

– И теперь ты режиссер, а я твой бухгалтер. Все так, как и должно быть. Не надо меня убеждать, будто я неоткрытая звезда, только потому что не можешь мне платить.

– На сцене у тебя была мрачная энергетика – и не закатывай глаза! Я все помню. У тебя не было дурацкой улыбки как из рекламы «Ментоса».

– Хватит.

– Сейчас, как режиссер, я охреневаю от дефицита талантов в нашем классе. Конечно, у нас было совершенно завышенное мнение о своем таланте, но, даже если сделать поправку на это, все равно дефицит. Взгляни на нашу школу на протяжении времени: за всю ее историю только один человек стал мировой знаменитостью – и то она проучилась там меньше трех недель, так что похвастаться все равно нечем. Но кое-кто покрасовался раз или два за карьеру на щите над Сансет-бульваром, и таких мы выпускаем, скажем, дважды каждые десять лет. Потом те, у кого хотя бы получается зарабатывать актерством, – иногда они попадаются в телике, хотя высоко не поднимаются. Таких – может, каждые два года. Потом те, кто должен был бы стать профессиональным актером, но им просто не повезло. Несколько таких есть каждый год, и я их забираю к себе, мне же лучше. Но в нашем классе не было никого из этой категории – кроме тебя.

– То есть я из категории тех, кому не повезло? Лучше побуду в категории бездарностей.

– А ты приходи на следующей неделе на прослушивание. Давай. Ну а чего нет?

Может, я саркастично хмыкнула или насмешливо скривилась, имея в виду: «Ну ты и дурак» или «Ну я и дура», – и в любом случае не восприняла это всерьез. Я неторопливо встала с барного стула, расплатилась, попрощалась. В старшей школе, несмотря на то что мы с Дэвидом учились в одном актерском классе, мы не были друзьями. Наша связь с Сарой служила скорее клином, чем мостом. Но теперь, когда мы вернулись в родной город, он часто заводил эти разговоры. Дэвид стал одержим прошлым, и не просто отдельными моментами. Думаю, можно сказать, все мы фиксируемся на чем-нибудь в прошлом – может, хотим вернуть как было, может, хотим вернуться сами и что-то изменить. Так или иначе, фиксация на чем-то отдельном в прошлом – вещь распространенная. Дэвид довел это до крайности. Он стал одержим прошлым в целом. Будто это страна, откуда его изгнали, и теперь его притягивал любой ее осколок, пусть даже я. Он будто очень рано решил, что его лучшие годы уже остались позади, а нынешние достижения с театральной труппой волновали его только потому, что позволяли прикоснуться к прошлому. Я дала возможность говорить о нем – даже о том, что не интересовало Дэвида тогда, но интересует сейчас. И он то и дело напоминал себе о чем-нибудь, что я делала, или говорил о моем непризнанном таланте только потому, что это предоставляло то, о чем он мечтал больше всего: дверь, пусть даже и опосредованную, в прошлое. Так бы он говорил с любым из своего прошлого. Да и говорил. Я часто слышала похожие беседы с другими пережитками тех лет, вернувшимися в город.

Эти беседы всегда проходили в баре, который мы называли просто «Бар» – все называли его просто «Бар», – хоть у него было нормальное название. В нашем городе хватало баров, поэтому не существовало очевидной причины, чтобы этот уютный, но заурядный бар вдруг стал «Баром». Мы не ходили туда в старшей школе, хоть он работал уже тогда, излучал ту же атмосферу дружелюбного и предсказуемого местечка, чтобы забежать на часок после работы, с той разницей, что раньше эта аура смотрелась неуместно унылой, а сейчас – уместно унылой. По крайней мере, в этом Дэвид порвал с прошлым. Именно в «Баре», а не в любом баре, где он пил раньше, он любил поговорить о прошлом.

В отличие от Дэвида, я почти не проводила время в «Баре». Хочу уточнить: я почти не проводила времени и с Дэвидом. Добровольные заявки на гранты, спасение от налоговой, время от времени посещения вечеров сбора средств, где меня не узнавал мистер Кингсли, разговоры о непризнанном таланте за стойкой «Бара» – все это случалось где-то раз в пару месяцев и составляло крохотную долю моей жизни. В основном я работала с платежеспособными клиентами или трудилась над домом, который себе купила. Еще я ходила на психотерапию и начала учиться на психотерапевта. Я не пила. Никогда не любила пить, а потом в моей жизни настал этап, когда от чего-то я избавлялась, потому что терпеть не могла, а от чего-то – потому что оно мне было не нужно, и алкоголь был не нужен. По вечерам я часто звонила брату, чтобы узнать новости, часто при этом ужинала. Иногда смотрела фильмы. Много читала: мои категории – «История» и «Селф-Хелп». Мне всегда нравилось быть одной.

Впрочем, иногда по вечерам мне нравилось побыть среди людей, и тогда я ехала в «Бар», обычно – с книгой, хотя почитать удавалось редко, потому что обычно там сидел Дэвид. У нас почти всегда были какие-нибудь дела, какая-нибудь организационная задача, с которой я помогала, и он отворачивался от тех, с кем пил. Дэвиду всегда было с кем выпить, обычно