к Броэму, который удобно устроился на диване, укутавшись в то, что в детстве было моим любимым пушистым бирюзовым пледом. – Согласен или?…
Броэм сильнее укутался в одеяло. Мама была печально известна своей скупостью, когда речь шла о центральном отоплении. Она считала, что оно не нужно в Калифорнии.
– Никогда не понимал, в чем разница.
– В этом доме тебе могут предложить какао из порошка, – сказала мама. – Или декадентский, сливочный, настоящий темный шоколад, медленно тающий в кастрюльке и смешанный с цельным молоком.
– Успокойся, мам, – улыбнулась я. Она определенно должна работать в сфере маркетинга.
– Ну, я тоже выбираю горячий шоколад и хочу, чтобы Александр сделал правильный выбор. Но все равно выбор за тобой. – Она одарила его лучезарной улыбкой.
Броэм посмотрел на нас и покачал головой.
– Ну, как я могу сказать нет, когда вы так его описали?
– Ты не можешь. Я вернусь через пять минут.
– Стой, ты будешь смотреть фильм с нами? – спросила я ей вслед.
– Я бы хотела, милая, но мне нужно проверить тесты.
– Думаю, что один из них мой, – сказал мне Броэм.
– Так и есть! – раздался мамин голос из кухни. – И я уже проверила его. Ты хорошо справился, тебе просто нужно в следующий раз разделить все на абзацы.
Броэм выпятил нижнюю губу.
– Без проблем. Спасибо!
Ну, если мама не присоединится к нам, а Эйнсли будет наверху монтировать новое видео, которое хотела загрузить утром, тогда фильм будем смотреть только я и Броэм. Что означало, у нас был полный контроль над теликом. Все, как я люблю.
– Есть предложения? – спросила я, прокручивая список доступных фильмов.
– Хм, смотря что. Тебе больше нравятся пугалки или просто жуткое дерьмо?
– Люблю пощекотать нервишки.
– Вышел новый криповый фильм. «Поппи», кажется, так он называется. Но не думаю, что он получил кучу хороших отзывов.
– Нелюбимые фильмы критиков бывают вполне неплохими, – сказала я.
– Полностью согласен. Так что я за этот фильм. В противном случае… стой, а ты смотрела «Респаун»?
Я моргнула.
– Не думаю.
– Правда? С клешнями, перемещающимися предметами и… – Он замолчал, увидев мое недоумение. – Ты должна это посмотреть.
– Звучит устрашающе.
– Это в стиле кэмп. И фильм стал культовым!
– О боже.
– Я настаиваю.
Ну, учитывая прошлый раз, когда Броэм захотел поделиться со мной чем-то и это сработало, фильм, по крайней мере, будет интересным. Я засмеялась.
– Окей, но если у тебя отстойный вкус на ужасы, мы не можем быть друзьями.
– Мы все еще можем быть коллегами?
– Если оплата достойная. Я с удовольствием предложу тебе свою честность, Броэм.
– Это мечтает услышать любой парень, – невозмутимо произнес он, потянувшись за пультом.
Я передала ему пульт, и Броэм быстро отыскал фильм в библиотеке. На картинке изображалась чайная чашка, стоящая с края блюдца.
– О-о, очень волнующе, – сказала я. – Бабушки дрожат в своих вязаных кардиганах.
– Заткнись и смотри, Филлипс.
– К слову о запугивании, ты такой доминантный, я боюсь тебя.
– Ты же не из тех людей, у которых рот не закрывается в течение всего фильма.
– Нет. Но фильм еще не начался.
Прежде чем Броэм смог высказать свои возражения, мама принесла горячий шоколад, который щедро украсила огромным количеством взбитых сливок и подрумяненными на небольшой кухонной горелке маршмеллоу, Если бы я не знала ее так хорошо, то подумала бы, что она пытается произвести впечатление. Может, она просто хотела показать себя в лучшем свете перед одним из своих учеников?
Мама выключила свет и направилась в кабинет, оставив нас с Броэмом в полутьме, нарушаемой только тусклым голубоватым светом, исходящим от экрана. Я поставила свою чашку на край стола, чтобы шоколад немного остыл, а Броэм обхватил свою руками, аккуратно дуя.
– Мне нравится твоя мама.
– Если бы было иначе, мне пришлось бы признать, что с тобой что-то не так. Ты включишь наконец фильм или как?
Он покосился на меня и включил.
Как он и обещал, фильм оказался неплохим. Может, даже хорошим, атмосферным. Фильм рассказывал про инопланетян, называемых Клешнями, которые то ли оставались невидимыми, то ли существовали между измерениями (тяжело сказать) и охотились за своей добычей в течение нескольких дней, прежде чем вывернуть ее наизнанку, клетка за клеткой, сначала медленно, а затем яростно, пока не отказывали органы. И каким был единственный признак их присутствия? Предметы начинали двигаться, иногда почти неуловимо, пока их молекулярная структура реорганизовывалась и возвращалась в прежнее положение.
Броэму повезло, что он не вдавался в подробности, потому что лишь кинематография спасала этот фильм, чтобы он не казался глупым и смешным. Но и такой он представлялся на удивление затягивающим. Я даже сдавленно вскрикнула во время сцены, когда показали неожиданно движущиеся гнилые челюсти. Броэм только посмеялся над моей реакцией. Казалось, мы нашли единственное, что гарантированно вызывало у него улыбку, – злорадство.
Я сдерживалась, чтобы не написать Брук посреди фильма. Когда я уже не могла терпеть, прошептала:
– Я много пропущу, если отойду в туалет?
– Нет, все в порядке, иди.
Я вытащила телефон раньше, чем дошла до комнаты. Возможно, я могла бы проверить сообщения и во время фильма, но Эйнсли ненавидела людей, которые сидят в телефоне во время кинопросмотра, до такой степени, что физическое насилие не казалось для нее чем-то неприемлемым в этом случае. И я настолько хорошо усвоила это, что не могла переучиться.
Два сообщения от Брук.
Я чувствую себя максимально дерьмово.
Хочешь чем-нибудь заняться завтра? Суши, квест или что-нибудь еще?
Хотела ли я? После двух месяцев ожидания, что у Брук появится крупица свободного времени, это было самое прекрасное сообщение за всю мою жизнь.
Но, подруга, мне чертовски хреново.
Слушай сюда: суши И квест?
Как же я тебя люблю.
Да, здорово. В 12?
Как такое возможно: одновременно терзаться угрызениями совести и быть абсолютно счастливым из-за сделанного выбора. И все же. Мне казалось, будто я победила врага в игре, в которую играла месяцами. Рей исчезла, а Брук вернулась. Почему я говорю как чокнутая? Это не нормально – испытывать самодовольство, после того как совершил дерьмовый поступок.
Но это ведь не был супердерьмовый поступок? Я просто оберегала ее.
Так ведь?
Комментарий Броэма, который он сделал сегодня, – что надо чувствовать нутром, – всплыл в моей голове. Что-то подсказывало, что он был прав. Если бы я сделала это из благих намерений, то не чувствовала бы себя так паршиво. Я должна оставаться честной как минимум с собой.
Броэм предусмотрительно поставил на паузу фильм, как только я вышла из комнаты, так что я ничего не пропустила. Я села обратно на свое нагретое местечко, и мое плечо уперлось в плечо Броэма. Сидел ли он так близко ко мне раньше? Не думаю. Кажется, между нами сохранялось приличное расстояние. Он, наверное, поправил плед, когда я уходила. К моему удивлению, несмотря на то, что наши руки почти сплелись, он не сдвинулся с места. Может, ему было так же холодно, как и мне.
Он сидел в таком положении до конца