уверенности. А уверенность – это самая сексуальная вещь на свете! Она говорит: «Я люблю себя, и если ты знаешь, что лучше для тебя, то и тебе следует полюбить меня!»
Если он заговорит, улыбнись, будь вежливой и вовлеченной, задавай вопросы с развернутым ответом. Ничего такого, что требует для ответа только «да» или «нет». Это поможет держать разговор на плаву. И не бойся подойти к нему, чтобы первой начать разговор! Веди себя непринужденно и спроси, помнит ли он, когда сдача проекта, или был ли он одним из тех, кто закончил прошлый год на отлично, и как у него это получилось. Не обязательно повторять это слово в слово, но ты поняла меня. Покажи свое дружелюбие и легкость в общении.
Правда, не бойся. Большинство людей действительно милые, и у них не будет проблем с тем, что кто-то завязал с ними дружескую беседу (и серьезно, если это один из немногих парней в школе, которые устраивают ад, если задать им простой вопрос, может, тебе стоит еще подумать, заслуживает ли такой парень тебя?). В лучшем случае он надеется на возможность узнать тебя и просто стесняется подойти (парни тоже могут быть застенчивыми и переживать из-за всего). В худшем – ты получишь нового друга / приятного знакомого. Тебе нечего терять.
Удачи!
Шкафчик 89
Мы с Броэмом стояли у входа в кафе под навесом, чтобы укрыться от дождя.
– Дождь не прекратится в ближайшее время, – сказал он.
– Точно.
– Прорвемся?
Стиснув зубы, я кивнула в ответ, и мы бросились к моей машине, пока я нажимала кнопку разблокировки на ключах.
– Залезай, залезай, залезай!
Мы промокли насквозь, и когда я захлопнула дверцу, вода стекала с наших волос и с одежды на сиденья. Зеленый свитер Броэма стал почти черным из-за дождя. Он провел рукой по волосам, чтобы убрать их с лица.
– И что теперь? – спросил он, когда я завела машину и включила дворники.
Я предполагала, что Броэм захочет, чтобы я отвезла его домой. Но теперь, подумав еще раз, поняла: он не хотел этого. Не было причины, по которой он должен вернуться. Но в то же время я чувствовала, что последнее, чего хотел Броэм, – быть заклейменным жертвой. Он не попросит помощи. Он не признается, что ему больно.
Ну, если бы трюк с Диснейлендом сработал…
– Тебе уже пора домой? – осторожно спросила я. – Есть кое-что, что я хотела бы сделать.
Ручеек воды стекал по лбу и переносице Броэма, и он откинул волосы назад. Недолго его прическа оставалась идеальной.
– Хорошо, я не спешу.
Бинго. И лишь одной фразой я стала той, кто просит об одолжении. Броэму не следовало показывать жалость.
– Куда едем? – спросил Броэм, как только мы пересекли границу города и выехали на трассу. – Это кажется угрожающим.
– Жалеешь, что сел в машину со мной?
– Теперь, когда ты спросила, я просто обязан поделиться своей геопозицией с Финном.
– Он не успеет спасти тебя, – сказала я низким, сиплым голосом.
– Ты еще та негодяйка, Филлипс.
Я ехала аккуратно, прекрасно осознавая опасность езды по трассе в такую погоду. Других машин мы почти не встречали. Только мы, темно-синее небо, дождь, грохочущий по крыше машины, и затопленные поля травы, уходящие в холмы.
Броэм взял мой телефон, который был подключен к USB-порту машины.
– Могу я быть диджеем?
– Окей.
Он прокрутил Spotify, а я старалась не отрывать глаз от дороги, но было трудно не смотреть в сторону, когда я пыталась уловить реакцию Броэма. Музыкальный вкус всегда казался мне очень личной вещью. Если человек осуждает тебя из-за плейлиста, он словно осуждает твою душу.
– Дуа Липа… – пробормотал он себе под нос. – Тревис Скотт. Лиззо. Шон Мендес. О, Гарри Стайлз и Нэйл Хоран? А где остальные?
Мне казалось, будто он насмехается надо мной, но правда ли это – сложно сказать.
– Уверена, что Зейн и Луи где-то там. Я не фанатка Лиама.
– Да ладно тебе, бедняжка Лиам.
– Не надо называть его бедняжкой. Он знает, что сделал.
Не хотела говорить, что удивлена знаниями Броэма в истории группы One Direction только потому, что он натурал. Но я задавалась вопросом, не получил ли он свои базовые знания от Вайноны.
Броэм остановился на Халиде.
– Я знаю, знаю, мне нравится топ-сорок, – начала я. – Но это хорошо. Подай на меня в суд, если хочешь.
– Абсолютно. Популярность не делает что-то плохим.
Я невольно посмотрела на Броэма, но он ничего не заметил. Слишком увлекся копанием в моем плейлисте.
– Хотя знаешь, – начал он, и как только я услышала его тон, ударила по рулю.
– Началось! Я знала, что меня ждет разгромная критика!
– Что? Я хотел сказать, что мне нравится твоя музыка.
– Значит, ты не собирался включить инди и предложить что-нибудь получше? – спросила я.
Броэм засомневался.
– Кажется… вроде как… получше – слишком сильное слово.
– Ха, уверена.
Джип пошел на обгон, за ним следовал седан. Судя по всему, я была единственным человеком в Калифорнии, кто следовал правилу ехать медленнее в дождь. Даже если дождь становился все слабее, пока мы ехали, это не оправдывало того, чтобы ехать на предельной скорости, как безрассудный неформал. Как говорила мама, не я. У нее был настоящий пунктик насчет неформалов.
– Нет, клянусь, твоя музыка хорошая! Но сначала я собирался сказать, как странно было сюда переехать, потому что все ваши медиа есть у нас в Австралии. У нас столько всего вашего, а у вас так мало нашего, и честно, вы многое теряете.
– Неужели?
– Да, правда. Например, классику рока. Ты когда-нибудь слышала о Midnight Oil или Cold Chisel? Джимми Барнсе?
Я пожала плечами. Честно говоря, меня не очень интересовало, что я упускаю, но Броэм, казалось, увлекся, поэтому я позволила ему продолжить.
– Он пишет что-то вроде австралийского лейтмотива, – сказал он, обращаясь словно к самому себе, и начал искать на Spotify.
Пока, Халид. С тобой было потрясающе ехать.
Как и предполагалось, мягкий голос Халида сменили фортепианные аккорды восьмидесятых.
– Ого, это была перемена настроения, – улыбнулась я.
Броэм не колебался.
– Working Class Man, – сказал он, будто это что-то мне объясняло. – Ты никогда не слышала?
– Знаешь, нет, – начала я, но музыка становилась громче, и Броэм начал, честное слово, подпрыгивать на своем сиденье под музыку, которая напоминала австралийскую версию Брюса Спрингстина. Я была так ошеломлена, что ход моих мыслей спутался.
Броэм прибавил громкость для большей выразительности и начал беззвучно повторять слова, сжав руки в кулаки и закрыв глаза. Потом он начал петь, слишком хриплым, рычащим голосом, подражая певцу, сначала тихо, затем все громче, смеясь во время пения. К концу он пел на полную громкость, а я смеялась так сильно, что забеспокоилась за нашу безопасность. Парень протянул руки к стеклу так, будто выступал перед толпой, выкупившей все билеты, на Мэдисон-сквер-гарден: подбородок поднят, лицо сморщено от напускной эмоциональности.
– Кто ты? – взвыла я, задыхаясь. – Что происходит?
– Происходит музыкальный гений, – прокричал Броэм,