Читать интересную книгу Позади вас – море - Сьюзан Муадди Даррадж

меня всю жизнь не получалось забеременеть.

Глаза у Логана затуманились, он взял в ладони ее лицо.

– Жаль, что пришлось сказать тебе в таком ужасном месте. И я ничего от тебя не жду. Честно.

– Женщина, ты выйдешь за меня замуж.

– Логан!

– Да!

Она покачала головой.

– Я не могу думать об этом, пока папа там лежит.

Он кивнул, взял ее за руку и повел обратно в комнату ожидания. Они устроились в углу длинного дивана. Сидевшие возле автомата с напитками мать, сестра и шурин уставились на Логана так, словно в комнату вползла змея. Он же, не желая смотреть на них, откинулся на спинку дивана, но руку Самиры не выпустил.

Оказалось, у баба́ случился микроинсульт, но МРТ показала кровоизлияние в мозг. В полночь медсестра посоветовала им ехать домой, сказав, что в ближайшее время он не очнется.

Однако бабá не очнулся и назавтра, и во всю следующую неделю.

Самира была при нем практически неотрывно, только раз в неделю ходила к гинекологу – первая беременность в сорок требовала тщательного наблюдения. Через месяц врачи убедили ее, что баба́ лучше перевести в хоспис. Счет шел на дни, в лучшем случае на недели. Руба была против, но Самира недавно оформила официальное опекунство. Мама с ней не разговаривала.

Как-то раз, навещая отца в хосписе, она увидела семью, выходившую из палаты другого пациента. Вид у всех был такой, будто их только что сняли с креста, – наверное, прощались. Один из мужчин держал на руках новорожденного малыша.

Сидя у постели отца, следя глазами за тем, как поднимается и опускается его грудная клетка, Самира вдруг поняла, что ее ребенок никогда не познакомится с дедушкой.

Даже такую простую вещь у нее украли.

Бабá еще жил, но с каждым днем становился все слабее.

– Это может случиться в любой момент, – сказала медсестра в хосписе. – Он без сознания, но вы все равно с ним разговаривайте. Он вас слышит.

Самира сидела у кровати, перебирала бусины антистресс и рассказывала баба́ про ребенка. Как ей страшно, и как она счастлива. Клялась, что никому не позволит снова разрушить ей жизнь. Не в этот раз.

Логан вместе с ней ходил к врачу, и как-то раз тот приложил стетоскоп к ее еще плоскому животу.

– О, может быть, нам дадут послушать, как бьется сердце, – обрадовался Логан.

Он, конечно же, знал, как все это происходит. Это ведь был не первый его ребенок.

Но с Самирой все это происходило в первый раз. И с каждым днем она все больше и больше позволяла себе радоваться. Верить в свое счастье.

Логан не отставал от нее со свадьбой.

– Ты просто не хочешь, чтобы мой грузовик торчал перед твоим модным домом, – шутил он.

Но не давил. А Самира чувствовала, что теперь, когда она беременна, бабá постепенно угасает, а на работе по-прежнему нет ни минуты покоя, настало время лечь на воду и поверить, что эта непрочная поверхность может тебя удержать. Даже перенести на огромное расстояние.

Однажды, когда они с Логаном рассматривали в магазине детские книжки, Самира взглянула на него. Долго смотрела, как он листает страницы, разглядывает рисунки, качает головой, и вдруг подумала, как прекрасно будет не просто иметь ребенка, а родить его от Логана.

Сопровождение тела

Маркус Саламе

Бабá умер во вторник, но Маркус узнал об этом только в четверг. Он, конечно, уже лет пять не показывался в родительском доме, но соседи все же вспомнили, что у старого ворчуна, говорившего с арабским акцентом, был сын коп, и оставили в участке сообщение: «Ваш отец уже пару дней не выходил из дома. На газоне скопилась куча газет».

Старый ключ к замку не подошел. Видно, бабá не шутил, когда сказал:

– С меня довольно тебя и твоей сестры.

Пришлось пнуть по двери ботинком, и петли завизжали, ослабляя хватку. После второго удара дверь рухнула, и Маркус, как завоеватель, вошел внутрь.

Пахло не сильно, и все же он сразу уловил характерный запах, но для начала все же решил осмотреть помещение. Возле двери в корзинке стоял одинокий зонтик. С подлокотника привычно накрытого простыней дивана свисала коричневая отцовская кофта. Проходя через гостиную, Маркус заметил на столе тарелку и вилку – остатки еды аккуратно вытерли, скорее всего хлебным мякишем.

Бабá лежал в кухне на полу, раскинув руки, словно плыл на спине. По запаху и зеленоватому оттенку лица Маркус понял, что с его смерти прошло не более двух-трех дней. Тело не раздулось. И суставы оставались жесткими, как камни. Позже вскрытие показало, что инфаркт свалил отца где-то утром во вторник. На стойке валялись вялые потемневшие листья перечной мяты. В раковине стояла треснутая чашка. Должно быть, бабá готовил себе утренний чай.

– Все произошло быстро, – успокоил патологоанатом. – Скорее всего, ему не было больно.

Маркус вежливо поблагодарил его. Все бы ничего, только он раз сто слышал, как тот говорит то же самое скорбящим родственникам.

Но вдруг именно в случае баба́ он сказал правду? Старик всю жизнь умудрялся успешно избегать боли.

* * *

Сначала он позвонил Амаль.

– Она кормит малыша, – сказал Джерон. – Что случилось? – Услышав новости, вздохнул. – Сочувствую, братишка.

– Хорошо, что трубку взял ты. Я даже не знаю, как… как ей сказать. Нужно сначала понять, в каком она настроении.

– Если хочешь, я сам ей скажу. Через пару минут, когда малыш уснет.

– Спасибо, чувак.

– Я разберусь. Не дергайся.

Затем он позвонил тетушке Надие, с которой в последнее время почти не общался. И попал на автоответчик.

– Тетя, перезвони, пожалуйста, – сказал он по-арабски, чуть не рассмеявшись от сознания, что кто-то в наши дни еще пользуется автоответчиком. – Боюсь, у меня плохие новости.

Понадеялся, она догадается, о чем пойдет разговор.

Вскоре тетка перезвонила.

– Мне жаль, йа амти[41], – сказал Маркус, услышав ее голос в трубке. – Но отец отдал свои оставшиеся годы.

По-арабски новость звучала не так ужасно, даже благородно. Словно мертвый преподнес свои годы в дар живым. И произнести эти слова оказалось не так больно, как: «Умер мой отец. Вычеркнувший меня из жизни отец умер».

Маркусу доводилось видеть, как горюют арабы, но он забыл про обязательные вопли, причитания и сиплые завывания. «Алла йархамо! Господь, смилуйся над его душой! Да пребудет с ним благодать Божья! Господи, помилуй! Господи, помилуй!» Маркус, впрочем, сомневался, что Господь, повстречавшись с отцом, проявит к нему хоть каплю милосердия.

Через час ему перезвонил муж Надии, дядя Валид. Маркус удивился: Валид